Приговор. Письма к Фелиции

И опять плохо, совсем плохо работал, любимая! Каждый раз одно и то же — ну не дает себя удержать, ускользает из рук, словно что-то живое!

Горе тебе, любимая, если ты хоть раз поднимешься ночью с намерением мне писать! Горе тебе!..

Но одно пойми, любимая Фелиция: я потеряю тебя, я все потеряю, если когда-нибудь останусь без писательства.

Любимая, только прошу тебя, воздев руки прошу, не надо ревновать к моему роману.

Уже очень поздно, моя бедная, измученная любимая. После не слишком даже плохой, но слишком короткой работы я опять просидел без дела, откинувшись в кресле, и вот уже снова поздно.

Любимая, ты уже доказала мне свою любовь длинными письмами, теперь выкажи ее в коротких.

Любимая, сказать тебе, какой я жалкий, никудышный человек? Или лучше умолчать, чтобы не ронять себя в твоих глазах? Но как же не сказать, когда мы так душевно близки, настолько близки, насколько это вообще возможно, раз уж даже для враждебности и находим время и место? Нет, я должен это сказать.

Любимое мое дитя, в романе моем происходят весьма познавательные вещи. Случалось ли тебе видеть демонстрации в американских городах накануне выборов окружного судьи?Разумеется, нет, как и мне, а вот в романе моем такая демонстрация как раз сейчас в самом разгаре.

Вчера начал одну маленькую историю, она давно у меня на душе и, казалось, раскрылась сразу же и вся, так сегодня она снова замкнулась от меня напрочь.

Любимая, давай на этой новой, хорошей почтовой бумаге начнем новую, хорошую жизнь.