Избранные сочинения. В 3 томах

Он слышал, какою горечью отчаяния был наполнен кругом него мир, какую горечь утраты заключало в себе его сердце — сердце Никиты, и тайный, боязливый восторг глубоко содрогнул его.
Он пошел по улице, где погиб его брат, прежней своей походкой — чуть-чуть касаясь земли, — неся в себе первую отчаянную горечь утраты и первую робкую радость — радость приобретения утраты.

Он дорожил своими несчастьями, он знал, что незыблемо приходит время, когда величайшее горе прорастает доброй, безбольной, понимающей улыбкой.

Стекло не сваривается с железом. Об этом не нужно было бы говорить, если бы на исходе дорог не пришло сознание, что жалость заслуживает больше снисхождения, нежели жестокость. Не потому ли мы оправдываем жестокость только тогда, когда она освящена состраданьем?

Когда пройдет ваша молодость, когда вы убедитесь, что уже всё достигнуто в вашей неповторимой жизни, вы будете искать друга. И знаете, его будет не легко найти. Человек, доживающий свои дни, часто обременителен и всегда скучен. Даже если ему оказывают почет, то это почет его прошлому. Лишь вы сами будете любить себя до конца своих дней. И лишь один вечный друг останется к вам неизменен: это - книга.

Он торопился навстречу делу и верил, что все в мире станет простым и ясным, если он прикоснется к нему.

"Что если бы все безумцы, Геростаты собрались в этом городе? Он ещё полон химер, окутанные сыростью камни кажутся сквозными, здесь нет пространства, каким глазом привыкли видеть его, здесь утро наступает в полдень, и лампы вновь загораются, не успев остынуть. Не призраки- живые люди скользят вдоль зыбких стен, струятся по мостам, перекинутым из мутной пустоты в мутную пустоту, колышутся испариной над бледными площадями. И все же, как будто- не живые люди, но призраки, призраки, призраки.

Неужели возможна на свете любовь, при которой женщина не подарит мужчине ни одной книги? Если рука возлюбленной не коснется вместе с тобою книжного переплета, она никогда не раскроет ни той ласки, ни того обаяния, которые в ней таит природа.

Серьёзный писатель пишет так, что его книги требуют размышления. А это утомляет. Читатели хотят с книгою в руках чувствовать себя театральным зрителем, за которого сделаны все выводы.

Созданное человеком создано преемством, и, если сын имеет уши, он должен услышать голос камня, положенного отцом.

Потники и анафемы неслись мимо него, волоча за собою груды, вороха и кучи скарба, оскаливая зубы, огрызаясь, в стадном бессердечии, в зверином стоне: спасай, спасай! спасай груды сундуков, вороха тряпья, кучи горшков - самое дорогое, единственно драгоценное, кровно любимое в анафемской этой жизни!