Улица Морг. Дом 1

Дух быта часто отворачивается от зеркала, усердно подставляемого ему безукоризненно грамотными людьми, сквернословящими по новой орфографии с таким же успехом, с каким проделывали они это по старой.

Я рассмеялся и удивился. Не много я встречал такой простоты. Мы ей или не верим или ее не видим; видим же, увы, только когда нам плохо.

В глубокомыслии легко перемудрить. Истина не всегда обитает на дне колодца. В насущных вопросах она, по-моему, скорее лежит на поверхности.

Излишней вдумчивостью мы усложняем работу мысли и ослабляем ее.

"За недостатком обыкновенных средств, аналитик анатомирует мысли своего противника и часто внезапно находит единственное средство - иногда до глупости простое - втянуть его в ошибку или неверный расчёт."

«Смерть, — думал я, — любая смерть, только бы не в колодце!»

Свободен! И в тисках инквизиции! (...).
Свободен! Я всего лишь избегнул одной смертной муки ради другой муки, горшей, быть может, чем сама смерть.

Чрезвычайно странная фигура на одном из них приковала мое внимание. Это была Смерть, как обыкновенно ее изображают, но только вместо косы в руке она держала то, что при беглом взгляде показалось мне рисованным маятником, как на старинных часах.

Мне мучительно хотелось оглядеться, но я не решался. Я боялся своего первого взгляда.

Я нервный — очень даже нервный, просто до ужаса, таким уж уродился; но как можно называть меня сумасшедшим? От болезни чувства мои только обострились — они вовсе не ослабели, не притупились. И в особенности — тонкость слуха. Я слышал все, что совершалось на небе и на земле. Я слышал многое, что совершалось в аду. Какой я после этого сумасшедший? Слушайте же!