Вино из одуванчиков. Повесть и рассказы

"300 страниц ни о чём" - так я могу охарактеризовать впечатление об этой повести.

В основе сюжета лежит история о двенадцатилетнем мальчике Дугласе Сполдинге, о его брате Томе. Действие происходит в американском маленьком городке, на дворе стоит лето 1928 года. Дуглас и Том отличные мальчишки. Они добрые, светлые, чуткие, с большим сердцем. На протяжении всей книги они постоянно взаимодействуют со своими друзьями, соседями. Братья верят в добро и чудеса, в правду. На страницах повести видно о чём они думают, как взрослеют, принимают решения и справляются со своими детскими проблемами.
С другой стороны, автор нам рассказывает и о взрослых, живущих в этом городке. Об их злоключениях и мыслях, не всегда красивых и правильных действиях.
Взрослые и дети являются антиподами. Мы прекрасно прослеживаем мысль автора насколько мудры порой бывают дети, и насколько глупы взрослые.

Это не первое произведение Брэдбери состоящее из рассказов, которые, надо отдать должное, взаимосвязаны друг с другом. Однако такой подход не даёт полностью раскрыть историю. Поскольку каждая глава является отдельным рассказом, нить повествования немного теряется. Только что мы читаем про семью Сполдинг, а в следующей главе речь идёт уже о каких-то посторонних людях. Да и к тому же уж очень много описания природы. Возможно это своеобразная фишка автора, но если вы человек, который больше любит дело чем слово, то вряд ли вы будете в восторге. Я именно такой человек, мне было скучно читать, несмотря на то, что слогом автора, красочностью и сочностью повествования я наслаждалась.

Только три рассказа из всей повести затронули мою душу. И один из них действительно оказался с бесподобным сюжетом. От всей души жалею, что это маленький рассказ, а не целый роман.

В заключении могу сказать, что Вино из одуванчиков, это очередное чтение на любителя. Многостраничное описание природы и минимальность действий. Тут нужно выбирать по себе, кому что больше подходит.

Ах, как жалко было эту несчастную сущность, в недобрый свой час оказавшуюся возле такого же несчастного ребенка. И убежать сможет лишь один.
Те, кто придумал идеальный мир и идеальных людей, где живет мальчик, возможно, действовали из самых лучших побуждений. Ну, а там уж что получилось.
Бедная сущность приобретает тот вид, каким ее представит видящий, она не может менять внешность самостоятельно.
Фантастика? По-моему, не совсем. Уж очень много людей живут в соответствии с навешенным на них ярлыком. А сколько из них прилепили к себе этот ярлык своими руками? И так и живут: положено, надо..., не выпуская наружу собственные мечты и желания.

Однажды утром 1928-го года мальчик Дуглас встречал новое лето. Весь город спал, а он, глядя в окно радовался наступающему лету и строил планы на долгожданные каникулы. И в первый день наступившего лета, он осознал, что живет, он чувствовал жизнь каждой клеточкой своего тела, в каждом движении и в покое есть жизнь, и он понял, что такое быть "здесь и сейчас". Книга меня очаровала, заколдовала, читать ее хотелось неспешно, смакуя каждое слово, проживая и осмысливая каждое событие. Книга о вечном: о жизни и смерти, о добре и зле, о молодости и старости. О том, что нет границ и юность и старость, жизнь и смерть ходят рука об руку, ежедневно соприкасаясь друг с другом. Что в старости дни тускнеют и становятся похожими один на другой, а в детстве каждый день неповторим, каждый запоминается каким-то маленьким "глобальным" событием. Книга о ценности воспоминаний и о бренности тела. О том, что вместо того, чтобы складировать ненужные вещи на память и спотыкаться о них годами, можно хранить воспоминания и как возможно делиться этим счастьем с другими, и что воспоминания более реальны, чем вещи. Книга уютная, осязаемая на ощупь, наполненная запахами и вкусами лета, впечатлениями и красотой. Книга грустная, книга о счастье. Книга, проникающая сквозь поры тела, сквозь мысли и эмоции, и разливающаяся теплом и светом солнца в вине из одуванчиков. Она невероятная. Обязательно вернусь к этой книге еще не раз, мне кажется, что она, как вино, с возрастом заиграет новыми красками, это книга-настроение и она в разные периоды жизни должна восприниматься по-разному.

Произведение получилось очень неоднозначным. Повествование тут довольно «рваное» и больше похоже на сборник рассказов. Общая тематика прослеживается, но некоторые главы уж очень сильно выделяются и не вписываются в общую картину.

Когда я только начала читать книгу, мне казалось, что она будет такой же тёплой, лёгкой и яркой. Но в ней оказалось слишком много неуместных размышлений о смерти. Хотя, на мой взгляд, книга с летней атмосферой наоборот должна воодушевлять читателя.

Для такой летней книги, тут слишком много умерших персонажей. И такие моменты могут легко вогнать в меланхолию.

Глава про убийцу вообще очень сильно выделялась на общем фоне.

Но в то же время, мне понравились описания природы и те немногие моменты беззаботного детства, которые упомянул Брэдбери.

Вино из одуванчиков…
Если произнести эти слова — медленным шёпотом, особенно ночью, голым, перед зеркалом, стоя со свечой в руке, то мурашки пробегут по плечам, кот убежит на кухню, выглядывая из-за угла месяцем мордочки, а твой рот наполнится доверчивым ощущением пьянящего и тёплого счастья, а проснувшийся смуглый ангел в лиловой пижамке, улыбчивым голоском произнесёт:
- Саш.. ты допил вино?

• Что ты, любимая, я просто дочитал одну книгу..

  Нет, всё же Брэдбери — волшебник. Чуточку зловещий..

Вот ты садишься с книгой Брэдбери в удобное кресло, занимаешь позу, словно готовишься к полёту к далёкой звезде.
Ты готов к этому «полёту», ты готовился к нему, быть может, всю жизнь: на твоих коленях — розовый томик Брэдбери, чудесный черничный чай и яблочный кусочек пирога, и ещё.. нервничающий кот, с «тиком» хвоста: не хочет лететь на звезду, или в детство.
Представьте удивлённого Пруста в шлеме космонавта, с печеньем Мадлен — в правой руке.
Представили? Забудьте..

Вспоминаю чудесный образ Брэдбери о мальчике, поймавшем в спичечный коробок — снежинку, как бабочку — призрака бабочки?, положив его в морозилку, до лета.
Всё.. «портал» построен.
Чай на подлокотнике дрожит. Кот пытается смыться и его чеширский хвост бьётся о мою грудь; сердце норовит смыться вместе с котом.
И лишь кусочек яблочного пирога на блюдечке, буддически-спокоен, ласково улыбается, смежив розоватые, лёгкие веки.
Прикрываю глаза и я. Вот-вот перенесусь в детство.. кот, видимо, уже перенёсся: его со мной нет.
Сердце стучит, ломится в грудь, словно в дверь, словно оно забыло ключи, забыло что-то важное, без чего пребывание в детстве — нелепость и грусть.

И вдруг, мне представляется совершенно апокалиптический образ, о котором, наверно, Брэдбери и не задумывался: а что будет со снежинкой в коробке, когда её откроют летом?
Андрей Платонов, мог бы написать про это один из самых мрачных своих рассказов.
Это же.. сродни воскресению из мёртвых: в гробике спичечного коробка, спит вечным сном, сверкающая, как звёздочка — снежинка, и вот, словно ангел в конце времён, её достаёт из спичечного коробка, мальчик-непоседа, с зелёнкой на содранной коленке (мы же не знаем как выглядят ангела в конце времён), и снежинка, в ужасной муке умирает, сгорает на ладони.. словно вампир, посреди доброго шелеста листвы, соловьиных трелей и детского смеха, так похожего на белые одуванчики на ветру..

С этим странным образом и лёгким тиком под глазом, я и «переместился» в прошлое, оказавшись не в солнечном, лиственном детстве Брэдбери, или в гостеприимном детстве нормальных читателей, а оказался.. в мрачном подвале своего детства, точнее — подвале из своего детства, чем-то напомнивший мне зловещий овраг из романа Брэдбери, похожего на первую ночь после сотворения мира.
Я с друзьями играю в прятки. Я спрятался в подвале: никто не найдёт! Побоятся войти!
И вдруг.. тьма пошевелилась возле меня, коснулась меня чем-то колючим и тёплым, и я ощутил запах алкоголя, как тень ужаса надо мной.
Удивлённая прищуринка двери, погасла, зажмурилась от страха, совсем по-детски, и мой крик, словно ослепшая бабочка, носился в темноте подвала, и бог знает как оказавшийся там Пруст, в скафандре космонавта, с идиотской печенькой в протянутой руке, походкой Армстронга, а быть может, обычной походкой трёхлетнего ребёнка в комбинезончике, в лунных пейзажах зимы, шёл к выходу, стучался в закрытую ржавую дверь, и по-русски шептал: мама!
Мне было 6 лет. Из того подвальчика я вышел с лёгкой сединой над правым виском. Словно снежинка меня поцеловала. Или ангел..
Боже, Брэдбери, что ты наделал? Ты куда меня переместил?
Моё сердце оказалось той самой снежинкой в сумеречном коробке подвала.

И всё же, роман Брэдбери чудесен.
Не все ведь читают книги как я, после чтения выползая из дремучего леса строк, в ссадинах и слезах?
А смуглый ангел стоит в коридорчике с чаем, и, смотря на меня, простёртого на полу, спрашивает: Саш.. ты пил, или читал? Я просто не всегда различаю.
Что читал на этот раз? Платонова? Мисиму? Сартра? Господи.. ты весь в ссадинах.
Глаз дёргается. Кот вон, забился под диван, лишь его хвост, чеширски и нервно улыбается из тьмы..

- Нет, не Платонова, не Мисиму…

- Что-то ужасное читал? Что? Скажи!

- Да так.. самую светлую книжку о детстве: Вино из одуванчиков.

Роман состоит из множества самостоятельных рассказов.
Есть в нём тот изумительный, девственный пейзаж детства и жизни, словно мир создан только вчера: тронь пальцем цветок, или смуглую девочку, с удивительными глазами, цвета крыла ласточки, и тут же они отзовутся нежнейшим, напевным мерцанием, словно они ещё нежно слиты со снами ангелов и первым Словом божьим.
В этом плане, мир романа Брэдбери, напоминает мир Андрея Платонова, но с маленьким отличием: У Платонова, мир создан только вчера.. словно бесконечно уставший цветок, кротко распустившийся за пару минут до конца света.
Красота у Платонова — это ангел-астматик, которому не хватает воздуха: он не успевает надышаться миром, как многие из нас — любовью, на этой грустной земле.
Мир у Платонова, длился словно бы пару секунд.
Кажется, один из мальчиков в романе Брэдбери, смутно догадывается об этом: о тайном безумии мира. Это американский Ваня Карамазов.
Вы хотели бы прочитать роман о маленьком Ване Карамазове?

У Брэдбери, платоновский цветок в конце света, словно бы нежно пересадили на планету уютного детства, как порой влюблённый в земную женщину, ангел, пересаживает райские флоксы и розы, в голубую вазу заиндевевшего окна, за которой спит.. обыкновенный смуглый ангел.
Да, у Брэдбери, озябшую красоту, словно бы пересадили в Эдем детства, словно и она, милая, настрадалась на земле не меньше чем люди.
Вы можете себе представить снег в раю? Или осеннюю листву в Эдеме?
Такого нет ни в одном апокрифе, ни на одной картине художника.

В образе двух маленьких братьев в романе, угадываются силуэты Авеля и Каина.
Рай утрачен? Для взрослых — да, но для детей ещё нет: так верхние, самые нежные листочки деревьев, на закате, когда солнце уже скрылось, одев мир в тени и сумерки, освещены такими невесомыми, лиловыми и розовыми цветами, какие не снились и Боттичелли.
Хотя.. если бы меня заперли в комнате с самим собой, имеющим другую точку зрения, и оставили нас на 10 минут (шум ударов из-за двери, чей-то робкий крик с французским акцентом: мама!), то вышедший с фингалом,- я, робко сказал бы: роман Брэдбери, вовсе не об Авеле и Каине  — это прекрасная литературная реинкарнация Тома Сойера и Гекльберри Финна.

Брэдбери описывает в формате вроде бы обычного лета двух мальчиков, полыхающий поэзией и тайной, мир, вблизи утраченного Эдема.
И как положено в таком мире «у бездны», один из мальчиков — Каин? — первый догадывается, что в нашем прекрасном и ранимом мире, в голубоглазых дебрях красоты, тайно присутствует нечто зловещее, демоническое, во что взрослые уже почти не верят, просто удивляясь иногда безумию мира.

Брэдбери волшебно описал первый момент осознания ребёнком того, что он — живёт, что мир существует (кому нравится Сартр, тому будет интересно прочитать об этом же в его чудесной автобиографии — Слова).
У каждого человека это бывает в разном возрасте, у иных даже, когда они уже выросли и.. влюбились.
Так после солнечного удара, мир, словно море, ласково уходит в даль, обнажая сушу жизни, и через минуту, все краски мира, радуга звуков, небесным приливом обрушиваются на тебя, блаженно приподнимая душу над землёй.
У меня тоже был такой момент в детстве, чуточку Брэдберивский.

Я был в деревне, в летней кухне..
Боже, эти цветущие запахи деревенского сизого шкафчика, с чем вас сравнить?
Это какая-то отдельная Нарния запахов, состоящая из запаха душистых пряников (хотя их там нет: чеширские пряники, до сих пор играющие в прятки с памятью детства), запахи гречишного мёда, а быть может даже мёда из одуванчиков, запахи деревенского масла, запахи счастья, бабушкиных снов, и что-то морское, почти даже с криками чаек: откроешь такой шкафчик, и нежно сойдёшь с ума от счастья. Пруст бы точно сошёл..
В таком шкафчике на глиняном полу (тут цензура, пол не совсем глиняный), стояла искушающая, как наряженный райский змий, бутылочка с розовой этикеткой яблочного лимонада.

Мне было лет 6. Я посчитал это тайным подарком от бабушки.
Открыл бутылочку, стоя на коленях, почти в молитвенной позе, и сделал 2-3 глубоких глоточка (была жара).
Через мгновение, глаза у меня открылись похлеще чем героя Брэдбери, в его первом рассказе — Озарение.
Наверное, у Вия так не открывались глаза.
Просто бабушка перелила туда самогонку и… забыла.
Она вошла в кухню, как ангел.. седой, и увидела, что её внучек корчится на полу, словно его душит невидимый призрак, сидя на нём (мои руки на шее).

Вечером я лежал в траве и смотрел на звёзды.
Стрекотали кузнечики и мне ласково так казалось, что эти звуки, издают звёзды: и звезда с звездою говорит.
Я тогда  и не думал даже, что у меня возникнет желание, не менее поэтичное, чем у героя Брэдбери, поймавшего снежинку в спичечный коробок: я услышал звёздочку рядом с правым плечом, и захотел поймать голос звёзды в левую руку, и…. подарить его соседской девочке, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки.
Именно тогда, лёжа рядом с одуванчиками, похожими на огромные снежинки на далёкой планете, блаженно замеревшие на расстоянии дыхания от земли, словно они были влюблены в землю, но робели её коснуться.. да, в то лето я впервые осознал, что живу.
Мне было 6 лет и я был чуточку пьян.. и влюблён.

В романе Брэдбери я приметил ещё одного монстра (там есть маньяк, правда, нежного, которого не заметили главные герои, и многие читатели.
Дело в том, что этот нежный монстр.. сам Брэдбери.
Мне даже иногда казалось, что мальчики в романе, смутно чувствуют его.
Помните, как в фильме  — Халк, стройный и прекрасный мужчина превращается в огромного зелёного монстра, на нем растут ужасные мышцы, разрывая его одежду?
Так и у Брэдбери.
Перед ним стояла тяжёлая задача: описать рай детства, солнце и сумерки детства, описать их как бы сердцем ребёнка.
У него это получилось. Но… порой текст романа, словно на дрожжах, растёт чудовищно-прекрасными метафорами, чувствами детей, и удивлённый читатель видит те самые «халковы» лохмотья одежды.. и чудовищные мышцы взрослой души.
К чести Брэдбери нужно сказать, что такое в книге встречается иногда.

Представьте себе картину: вы — мальчик, 6-и лет, вы идёте по саду с прекрасной смуглой девочкой, чему-то улыбаясь и глядя на невидимые ещё звёзды (ещё только день).
И вдруг, у девочки, как по волшебству, вырастает грудь 3-го размера.
Она пытается это скрыть, сутулится, идёт бочком, показывая на смущённые одуванчики.
Пытаясь перевести внимание, она смеётся над кошкой на дереве, но её смех… смех взрослой, чуточку выпившей женщины.
Девочка в ужасе закрывает себе рот руками, вновь сутулится как старушка, ибо грудь стала ещё больше.
И ко всем этим напастям, девочка замечает на траве за собой, алые капельки крови и вскрикивает.. кошка срывается с дерева и её снова преследует с лаем собака.
Ладно, хватит с девочки кошмаров, а то это уже похоже на совместный рассказ Брэдбери и Кинга.
Но суть вы поняли.

Понятное дело, Брэдбери хотел воссоздать это инопланетное ощущение детства, когда в тебе бьётся словно бы 3 сердца, и осязаний — как звёзд на небе после дождя.
Этот язык детства — непереводим. Легче перевести Андрея Платонова или Цветаеву на иностранный язык.
Красота и поэзия в романе Брэдбери — изумительна, но.. красота словно бы слегка сладковата, нарочито сладковата, и набрана двойным и тройным шрифтом: так взрослые порой рассказывают о рыбалке, о женщинах, своих сексуальных подвигах.
Я бы сравнил роман Брэдбери с чудесным тортом, и чаем.. с сахаром.
Люди в мире делятся на две категории: кто пьёт чай с тортом и сладким чаем, и с тортом и с несладким чаем. Просто для меня, сладость, как вино, раскрывается ещё нежнее, если её оттенить.
Но довольно быстро я подстроился под эту приятную сладость и улыбку осязаний ребёнка в романе.

На заметку читателям: если вам порой будет слишком сладко читать, то возьмите бутылочку вина.
Роман Брэдбери чудесно заходит под красное сухое Alamos Malbec: некий ребёнок пробуждается в душе и.. помогает «переводить».
А может тайна романа Брэдбери в том, что там — блаженное опьянение жизнью, как в детстве, когда ты в один и тот же миг — гений и нежный идиот?
Каждый читатель «Одуванчиков», поймает свои «вьетнамские» флэшбеки из детства.
Чтение романа напоминает героя Форреста Гампа: диван под вами, чеширски и ласково исчезает, и вот, вы уже сидите на лавочке вашего детства, под восхитительной тенистой ивой.
На ваших коленях, вместо коробки конфет — сиреневый томик Брэдбери, и вы, улыбающимися пальчиками, берёте из него то один рассказ, то другой.
К вам на лавочку подсаживаются ваши милые друзья из детства, как живые, так и.. умершие, подсаживаются ваши надежды, мечты, и прочие грустные призраки, и даже ангелы подсаживаются.
Подсаживается к вам и несчастный, вспотевший Пруст с скафандре космонавта, с печенькой в дрожащей руке, как у алкоголика.

Вы думаете, в романе только рассказы о детстве? Нет. Есть там один рассказ.. он выделяется среди всех, как новенькая и странная ученица в школе, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки.
Это безумно прекрасная и.. трагичная история любви. Если бы у литературных произведений была своя загробная жизнь и свои небесные награды за страдания, или некую неполноценность, то у рассказа Фицджеральда — История Бенджамина Баттона, было бы чудесное, пусть и грустное перевоплощение в рассказ Брэдбери, о любви двух родных душ, с разницей в возрасте.
Если бы Бунин написал этот рассказ, он бы назывался — Заря зарю встречает.

Или вот, чудесная поэма Брэдбери о кроссовках (это не рассказ, а именно поэма, в прозе).
Каждый из читателей вспомнит свои летние кроссовки.
Я даже предлагаю в литературоведение внести такой термин: «кроссовки Брэдбери», на манер «Печенья Пруста».
Согласен, фонетически и не только, звучит довольно странно.. словно Брэдбери потерял кроссовки, или их выставили на продажу.
Ах, каждый читатель этого романа (пару рассказов я даже прочитал в кроссовках своих), закрыв глаза и откинувшись спиной, душой, на диван.. нет, дальше, в Нарнию воспоминаний, вспомнит чудесный запах свежей травы (у американского детства она на лужайке возле дома, а у русского, когда твой автобус «причалил» к богом забытой остановке посреди поля и робкого островка деревьев, в деревне твоего детства, и вот, ты вдыхаешь эти просторы зелени, синевы.. целый океан запахов, и пасущаяся коровка вдалеке, так похожа на пегого ангела..).

Честно, я ждал от Брэдбери, когда же он упомянет чудесные кисленькие, недоспелые абрикосы нашего детства.
Но дети в Америке, видимо и не знали о таком деликатесе. Зато лопали кисленькие яблочки.
Это тоже было. Помните эти чудесные райские яблочки за соседским забором или в частном секторе, куда мы пробирались с грацией влюблённых лунатиков?
Но зато какой восторг у меня был (от испуга, Пруст в скафандре на лавочке рядом со мной, даже выронил печеньку, и посмотрел на неё с такой вселенской тоской, словно она упала в космическое пространство и теперь вращается там как спутник), когда я прочитал у Брэдбери о том, как мальчику казалось, что земля несётся в мировом космическом пространстве и он ощущает это густое движение среди звёзд..
У вас было такое ощущение?
Мне было 6 лет, когда старший брат в шутку сказал мне, что ураганы происходят оттого, что Земля несётся с сумасшедшей скоростью среди звёзд.
Как раз начинался ливень и ураган. Согнувшиеся деревья, борясь с гравитацией, трепетали на ветру.. а я лежал в слезах под кроватью и держался за неё, чтобы меня не унесло в звёзды.
Правой рукой я держал вырывающегося Барсика.
В спальню вош

• Почему ты забился под кровать, сынок?