Чевенгур. Котлован. Ювенильное море. Город градов

Книга начинается с мрачных событий: голода, разрухи и смерти. Это произведение само по себе вызывает тягостные чувства, и я ожидал от него большего. На первый взгляд, оно относится к жанру антиутопии, но кроме вымышленного города, в нём нет ничего особенного. Всё описанное в книге действительно происходило в начале зарождения коммунизма, когда страна переживала тяжёлые времена.

С самого начала читатель сопереживает героям, которые пытаются выжить в тяжёлых условиях. Однако в середине книги меня охватило разочарование. Начинается нечто странное и сюрреалистичное. В Чевенгуре герои создают свой собственный коммунизм, не понимая, что это такое на самом деле. Затем к ним присоединяются персонажи из начала повествования, и почти до конца романа авторы муссируют тему жизни и коммунизма. Они утверждают, что при коммунизме работать не нужно — достаточно сидеть и наслаждаться жизнью, пока солнце делает всю работу за тебя.

Ирония заключается в том, что Чевенгур процветал, когда там жили буржуа. Там было чисто, хозяйство было налажено, были овощи, фрукты, молоко и мясо. Но главному на деревне герою приходит в голову идея искоренить буржуев и раздать их имущество тем, у кого нет никаких навыков. В результате в деревне начинается хаос, так как некому следить за хозяйством.

Остаётся кучка людей, которые не знают, как жить дальше. Они решают заселить деревню побольше людей, потому что всех буржуев истребили. Главный герой даёт приказ искать нищих и никчёмных мужиков, но ни в коем случае не женщин. Так живут бобыли в поисках коммунизма, палец о палец не ударяя, потому что солнце сделает всё за них. У мужиков ещё есть инстинкты, и они хотят женщин. Тогда глава даёт указ искать самых мужеподобных и уродливых женщин, потому что коммунизм не терпит красоты.

Конец книги эпичен. Только наладили жизнь с женщинами, как в деревню приезжает неудачник из города, чтобы разузнать, что здесь происходит. Понимая, что люди живут в счастье от своей деградации, он решает написать письма, чтобы убрать их и поддержать своё эго. В конце происходит кровавая бойня, в которой почти все погибают.
Как говорится псевдо коммунисты пали от рук большевиков. Какая ирония.

Разгадывать словосочетания Платонова было только интересно, потому что особая логика позволяла посмотреть на слова в новой стороны. В целом, наша речь состоит из одних и тех же общепринятых фраз, и чтобы мы могли друг друга понять, мы их не меняем. Платонов же создаёт свою речь, логичную, но не общепринятую, как речь детей, читать и удивляться, как же ёмко он смог собрать воедино то, до чего нам не приходилось добираться. "Из лунной чистой тишины в дверь постучала чья-то негромко рука"

От Котлована я ждал антисоветщины, но это оказалась не она, это меня ни капли не огорчило. Местами смешная книга, наибольшее удовольствие доставляют язык и странность, смешанная с реальностью.
"Вощев уже успел покрыться пустым мешком и лежал, прислушиваясь к биению своего бестолкового сердца, которое тянуло всё его тело в какую-то нежелательную даль жизни."

Если бы я сама не любила поизмываться над построением предложений - сочла бы странным и тяжелым слог, но меня абсолютно устроил и язык, и форма изложений мыслей...
А что поразило, так это ни усталость и безысходность существования одних, ни яростное стремление в «стройке» других, а жестокость девочки... Девочка - как светлое будущее... очень страшно, что будущее за такими. Сюжеты с присутствием этой «надежды на будущее» - вызывало отторжение и хотелось, что б она как можно реже появлялась...
А вот, в остальном - мне не хочется «отмыться» от прочитанного или стереть из памяти - воспринято все должным образом, все это уже прожито, пройдено и ... уроков не вынесено... котлован будем рыть всегда - под разными лозунгами, прикрываясь идеями...
Вызвало кривую улыбку стойкости идей: «По-прежнему покорно храпел медведь... Он больше не увидит мучившего его кулачества...», ну-ну страницами раньше, этот же «намучившийся кулачеством» нещадно эксплуатировался сведущим классом (не замечая обгоревшей шерсти, и по звонку, бездумно, бросающий молот...).
Тоска, липкая безысходность, уравниловка всех мыслей, вернее искоренение их как ненужный элемент для строительства великого и светлого, моя «любимая» тема раскулачивания (параллельно смотрела сюжет про Алтай и раскулачивание - еще больше трясущей злости добавилось и наслоилось в отношении к этому страшном периоде истории), забитость - все это сложено в маленьком по объему труде, но он накрывает и поглощает полностью.

Революция шла в Градов пешим шагом и установилась только в марте 1918 года. "Народ в городе существовал без спешки...служил с усердием...но ярости в труде не знал". А если и случались в Градове героито их"перевела точная законность и надлежащие мероприятия".
-Героев город не имел,безропотно и единогласно принимая резолюции по мировым вопросам.
Случилась засуха в губернии- Градов получил 5 млн.рублей.Четыре месяца обсуждали,что делать с деньгами. Решили:помощь оказывать только крестьянам,у которых нет ни коровы,ни лошади,а остальным,скотину имеющим,давать хлеб "порциями,когда в теле есть научные признаки голода". Что есть "голод"по-научному осветить должны были местные ветеринары и педагогический персонал. Без техников-ни одного не приняла комиссия из-за незнания трудов Карла Маркса-построили сверх 600 плотин и 400 колодцев,каковые "были смыты первыми летними дождями,а колодцы стояли сухими". На те же деньги построили "8 планеров для почтовой службы и один вечный двигатель,действующий моченым песком", чтобы "выявить,использовать,учесть и в дальнейшем использовать внутренние умственные силы пролетариата и беднейших крестьян".
Сюда для "освежения здравым смыслом"работы и был послан 35-летний Иван Шмаков,тайно ведший дневник"Записки государственного человека",где содержались глубокие мысли "о состоянии современной борьбы с бюрократией".
-Чиновник и всякое должностное лицо-это ценнейший агент социалистической истории...Служение социалистическому Отечеству-новая религия человека...Бюрократия имеет заслуги перед революцией:она склеила расползающиеся части народа и приучила к однообразному пониманию обычных вещей...Но бюрократ должен быть выжат и раздавлен,как кислота из лимона,из Советского государства. Что нам дают вместо бюрократизма? Доверие вместо документального порядка,то есть дают хищничество,ахинею и поэзию. Нет!Нам нужно,чтобы человек стал святым и нравственным,потому что иначе ему некуда деться.Всюду должен быть документ и надлежащий общий порядок. Бумага-символ жизни,тень истины,а не хамская выдумка чиновника. Бумага,надлежаще оформленная,есть продукт высочайшей цивилизации.Бумага приучает людей к социальной нравственности,ибо ничего не может быть скрыто от канцелярии. Канцелярия -главная сила,преобразующая мир порочных стихий в мир закона и благородства.
Вскоре эти благородные сокровенные мысли -Записки...-будут переоформлены в книгу "Советизация как начало гармонизации Вселенной".
Превосходит Шмакова в восхвалении и необходимости ЧИНОВНИКА начальник губкома(губернского комитета) Бормотов.
--Что такое губком ?А я скажу: секретарь-это архиерей,а губком -епархия! И епархия мудрая и серьезная,потому что религия пошла новая и посеръезней православной! Теперь на собрание-ко всенощной-попробуй не сходи!Отметочку сделают-в язычники зачислят. А язычник у нас хлеба не найдет...
Без Бормотова-скромно признал сам Бормотов-не было бы в Градове учреждений и канцелярий,не уцелела бы советская власть и не сохранилось бы ДЕЛОВОЙ РОДСТВЕННОСТИ от старого времени,без чего НЕЛЬЗЯ НАМ ЖИТЬ!
По всему выходит -в градовских канцеляриях "держится центр власти и милость разума"! Здесь трудятся истинные "рыцари умственного поля","любимые братья революции","наставники порядка и государственности".
-Без бюрократии -подитожил Шмаков- не удержаться бы Советскому государству и часа! И да будет бюрократии то в честь, а не в хулу или в осуждение!
И все довольны и счастливы оттого,что новый день подобен вчерашнему и,значит,терзаний жизни не причинит. Что же дальше фантастического случилось в Градове?
Начальник Бормотов был уволен ...за волокиту,и дома завел свою частную канцелярию по выработке форм учета деятельности госорганов:
Шмаков через год умер от истощения работы над социально-философским трудом "Принципы обезличения человека с целью его перерождения в абсолютного гражданина с законно упорядоченными постиупками"...
В общем,ничего особенно не вышло-"только дураки в расход пошли" .

«Котлован» Платонова для меня вещь в некотором роде беспрецедентная. Столько я слышала восторгов по поводу «Котлована», столько воспеваний таланта Платонова, что ждала очень многого и очень хотела его любить. Любить… Я, наверное, понимаю, за что люди любят Платонова — за охватность, за массовость, за самобытность-первобытность слога, за стремление постичь, понять, вскрыть, показать, — но сама, как ни старалась, не смогла его полюбить.
Не могу до конца понять, проблема ли в моём взгляде на литературу или в каких-то недоработках самого Платонова (впрочем, всё — вкусовщина). Просто, на мой взгляд, произведение или стремится к попыткам изобразить реальность за окном или к созданию своей реальности, но «Котлован» будто балансирует на грани, он не вписывается в «реальность за окном», но очень на неё ссылается.
Сложный стиль, для которого характерен канцелярит, избыточность, намеренные грамматические ошибки, обобщения, действительно создаёт определённую атмосферу воодушевлённого и одновременно тоскливого послереволюционного времени. Но, несмотря на некоторые чрезвычайно образные и удачные фразы, мне было тяжело воспринимать и попросту понимать текст. Впрочем, я не возьмусь судить, дело ли в том, что Платонов несколько перемудрил, или в том, что я не считаю целесообразным говорить сложно о том, о чём можно сказать просто.
Не могу сказать, что считаю однозначно стиль немотивированным. Пустота лозунгов оправдана, она обнажает и пустоту чувств и мыслей, тоже превратившихся в штампы в этом новом мире, где каждый шестерёнка в механизме, работающем на неясное, когданибудьнее благо.
Но за этой тяжеловесностью, плотностью, обобщённосуществительностью, чрезмерностью слога бывает трудно ухватить суть: привычный быть крестьян нарушен, кулаков лишают имущества, отбирают живность, заставляют жить ради общего, иметь — а разве это вообще владение? — только общее. Воодушевление — мы построим новый мир! — соседствует с безрадостностью и опустошением в людях — больные, несчастные, грязные рабочие изнемогают, забываются в труде. Они ищут успокоение в мысли, что, если сами несчастны и пусты, если сами не могут найти себя, то смысл их жизни — построить новый мир не для себя, но для будущих поколений.
Среди рабочих, роющих котлован для постройки дома для всех людей, появляется девочка Настя, и рабочие особенно остро чувствуют: вот для чего всё это, вот для чего они живут и работают. И зачем тогда всё это, если Настя этого уже не увидит?
Наверное, больше всего меня отталкивает от текста не разочарование в нём — вот он такой-сякой, не такой, каким я бы его хотела видеть, — а обида на него: я ждала хоть чего-то положительного, но получила абсолютно отрицательный заряд, если не считать нескольких моментов узнавания и согласия. Я не видела интригу, с трудом продиралась через словесные конструкции и ощущала чрезвычайную тягостность того времени.
Не знаю, может, это и плюс — атмосфера, удачное изображение несчастья, неприютность, одиночество людей, — но у меня возникало чувство, что иногда автор хватает лишку. Поцелуи покойников, какая-то ужасающая объективация людей — почти всех, — убийства и насилие, описание грязи. Притом благодаря формульному — лозунги, типовые конструкции (те самые, зачастую с ошибками, сначала ты удивляешься, а потом ты их ждёшь, потому что используются, по сути, одни и те же модели для образования словосочетаний) — стилю возникает чувство и формульности, смоделированности мира. «Он сделал ему удар» — эту формулировку я могла бы объяснить обезличиванием, неважностью чувств и ощущений при действии, но эта абсолютно чуждая языку художественной литературы конструкция каждый раз заставляла меня морщиться.
Вощев — или Чиклин — сделал удар, а Платонов — текст. Именно поэтому, думается мне, я не смогла проникнуться «Котлованом» по-настоящему: ощущение, что текст сделан, убивает его магию, как бы это высокопарно ни звучало.
Весь «Котлован» — попытка показать пустое общество? Где нет цены человеку, если он не нужен для правого дела? Попытка вскрыть всю губительность революции и коммунизма? Просто способ познать мир и людей?
Может быть, но это всё поразительно не вызывало у меня страха (в основном, как раз из-за обезличенных формулировок). Подумать только, реальный мир в реальное время, по свидетельствам трудное и ужасное, у Платонова не вызывает страха! Только расстройство, непонимание и немного — в некоторых местах — отвращение.
А я бы хотела бояться, читая «Котлован». «Бояться» — этот тот отрицательный заряд — если уж «Котлован» работает на отрицательной, а не положительной энергии, — который поражает навылет и воздействует лучше всего, лучше злости, обиды, омерзения, может даже лучше жалости.
Да, я бы хотела чувствовать ужас, но его отголоски ощущаются только в конце, когда девочка Настя хочет обнять кости умершей матери.
Это — страшно.
А мир вокруг — нет, мир вокруг для этого слишком сконструирован.