Оноре де Бальзак
4,4
(5)
Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Без сомнения, тот случай, когда рассказом было бы краше. Я, конечно, понимаю, что в те времена издатели коварно платили за квадратный метр букв на бумаге. Поэтому все стариканы-классики изгалялись, как умели, ибо денег мало не бывает. Но столько бесполезной воды и малопонятной бурды... Это надо сильно постараться.
В общем, тут мы снова встречаемся с компанией беспринципных чуваков, кочующих в цикле бальзака из текста в текст. И здесь они обсуждают истоки богатства барона нусингена, в свое время безумно любившего прекрасную эстер (племянницу гобсека) из "блеска и нищеты куртизанок". И чья жена числилась любовницей великолепного и беспринципного растиньяка. И эти рассказчики временами слишком уж отходят от основной темы, на мой взгляд. Ну да ладно.
Короче, этот чувак - нусинген был французским мавроди, а растиньяк сработал леней голубковым (наш-то особо не нагрелся, а француз, между делом, поимел нехилое состояние). Вот как из чащи рогов на черепе можно извлекать максимум пользы.
Впрочем, речь в истории идет в основном о некоторых из жертв подлого банкиришки, которых он подставил и разорил, да так ловко, что они после этого все равно почитали его благодетелем. Тоже высший класс, не то, что нашенский ммм-щик. Нда.
Ну, и между делом бальзак распространяется о прелести блондинок, сравнивая их с брюнетками. Рассуждает о природе любви, о порядочности и подлости. Слегонца порицает и насмехается над чопорностью британцев. Снова ловко и аккуратно (то есть не подкопаешься) вставляет цитаты о скрытом гомосексуализме знати, крутящей шуры-муры со своей прислугой. Бальзак, блин. Глаголет о том, как в высшем свете и не только дамы и господа высиживают друг друга, гоняясь за состоянием и стараясь урвать побольше. И все это было бы довольно мило, пока...
Пока бальзак не начал в ужасной, автопробежной и бессвязной манере вещать о том, как нусинген, собственно, проворачивал банковскую аферу. Вот я, например, гуманитарий. И воспринимаю что-либо чисто экономическое или там техническое либо в категорически разжеванном и многословном либо в строго схематическом виде. Главное, чтобы оно было ясно, четко и понятно. Здесь я этого не увидела, увы.
Поэтому, фиаско, месье бальзак. Фиаско без права апелляции. Не пройдет тут всякий ммм.

Есть произведения, похожие на утончённый разврат: кинетическая инерция красоты и образности в них, равна большому и мощному роману и многим бессонным и жарким ночам, проведённых в обнимку с книгой под одеялом, на смятых простынях, проведённых так сладко и страстно… что ваш любимый человек нежно ревновал бы вас к книге, ибо вы, рядом с ним, время от время издавали бы нежный стон изумления или восторга, печали… не важно. Важно то, что вот так нежно и почти мотыльково, вы не одариваете своего любимого человека — стоном.
Да и вне секса, скажем прямо, вне оазиса постели, стон часто кажется неуместным, пошлым и бледным, как.. вампир на пляже в Анапе.
У Бальзака — роман-малютка, который прелестен прежде всего не полнолунием образов и чувств, а нежными, лунными силуэтами чувств и сюжета.
Помните совет Чехова? Отсечь концовку рассказа, как ножом, чтобы текст заиграл напряжением нежности и боли жизни.
По этой же схеме, видимо, действует и Бальзак, но с тем отличием, что он отсекает от романа — не концовку, но — как бы бульварную телесность, до которой так падок читатель-сластёна, усевшийся в своём тёплом кресле и требующий зрелищ и… пирожного с чашечкой кофе, и тёплый плед, чтобы читать было романтичней. Как в кино (может где-то есть такие кинотеатры, при входе в которые, вам выдают тёплый плед, кошку (тёплую), чашечку чая. Ну и… очаровательного друга-непоседу с голубыми глазами (я бы там подрабатывал… только бы ты пришла, о мой смуглый ангел!).
А не тут то было! Вместо этой романтики, читатель получает утончённый, эстетический разврат, не такой конечно, мрачный, ибо не снился даже де Саду — есть хлеб с арбузом, а то ещё и с сыром.
Многие читатели будут неудовлетворены, ибо в романе много недосказанности, много силуэтов сюжета, чувств, мыслей.. и все они проходят мимо, как очаровательная незнакомка, улыбаясь вас и маня куда-то в тёмный переулочек снов.. где она расправляет свои исполинские смуглые крылья.
Поймал себя на мысли (вам не напоминает этот образ, Мюнгхаузена, с весёлым изумлением летящем на пушечном ядре?), что я становлюсь эстетическим развратником. Не знаю, хорошо это или плохо.
Конечно, хорошо читать большие романы, где всё разложено по полочкам, но вот представьте: вы — нежно связаны, на стуле. Глаза у вас завязаны. Вы совершенно обнажены.
Вы изнемогаете от предвкушения, вы уже весь трепещете, ибо чувствуете нежный аромат духов вашего любимого человека… вы готовы, быть может, к самой страстной ночи любви в вашей жизни.
И вдруг.. вы слышите мужской голос. И ещё мужской, с кавказским акцентом, быть может.
И ваши губы, непроизвольно, вышёптывают самую древнюю и короткую в мире молитву: мама…
К вам кто-то подходит на каблуках (ах, какой это был сладостный звук раньше! Но теперь вы его боитесь! скажем честно: кавказец на каблуках — это страшно. Очень!).
Вас целуют в лоб. В плечо обнажённое… и вы не знаете, кто это — мужчина, или ваша любимая.
Может все вместе? И вы с ужасом думаете: а где я, собственно? Может.. сейчас снимут повязку, и я окажусь на Арбате, сидя на стуле, голый и озябший, и прохожие, туристы проходят мимо и улыбаются мне.
Нет, я наверно не на Арбате… Слишком тепло. Мой смуглый ангел нежно целует меня в губы и проводит ноготком по моей груди и бедру: ни чуть не бывало!
Я ласково улыбаюсь. Сердце-кенгурёнок, выпрыгивает из груди от предвкушения наслаждения, и.. снова тишина.
Слышно лёгкий смех… кавказский. Боже..
И снова мой смуглый ангел целует меня нежно. Я не могу ошибиться! Ах.. она истомила меня этой неопределённостью! Раздела до души бессмертной! Как я соскучился по ней, в разлуке, боже мой.. О! пусть в комнате присутствует хоть рота кавказцев, пусть я сижу голый, связанным, на стуле, на Арбате, пусть меня целует рота кавказцев (согласен, тут я возможно перегнул палку), лишь бы меня в итоге поцеловал мой смуглый ангел, просто поцеловал, и я бы так остался сидеть на стуле, связанный, с закрытыми глазами, на несколько дней и ночей.
Теперь вы понимаете, что значит эстетический разврат, и что он может порой дать больше, чем полноценный «секс»?
Предупреждаю: это один из тех романов, которые могут вас накрыть с головой, как девятый вал красоты, но.. после чтения. Когда вы просто идёте по улице, или в магазине выбираете себе вкусняшку, и вдруг.. роман, как дикий зверь, с Кавказа, нагоняет вас и набрасывается, и вы падаете на колени посреди Арбата, закрываете руками лицо и тихо плачете, повторяя: о мой смуглый ангел…. Бальзак! Что ты со мной делаешь!
Или у вас так не бывает после чтения хорошей книги??
Роман писался год. Начат весной 1834, и закончен в апреле 1835.
В 34-м году писалось начало, эдакое эссе об инфернальности Парижа, похожего на Ад Данте, наполненного своими демонами, и факел в этом аду — золото и наслаждение.
Довольно любопытное эссе, пусть и многословное, страниц на 15. Но кто дотерпит до конца, будет вознаграждён дивным и скандальным сюжетом.
Но и само эссе — по своему прелестно. Бальзак был мистиком, и в его мысли, уподобить различные профессии людей и страсти, физиологическим отправлениям человеческого тела, есть религиозная синестезия, по своему интересная, если её касаться, как и многих истин — нежно и мимолётно, а не всей «стопой», как учит мораль и разум.
Если принять эту истину Бальзака, то его роман раскроется как цветок в ночи, словно Париж, и правда, не город, а некое древнее демоническое существо, а общественные законы, нормы и морали, это своего рода мрачные катакомбы кишок или лимфатического оттока и не только.
Повторю, если буквально понимать мысль Бальзака, она моментально оступиться в пошлость и банальность. Но вокруг этой истины славно походить, свернув с тропинки.
Словно Париж, как и общество человеческое, это раненый и древний падший ангел, который ворочается где-то в траве вечерней и бредит о чём-то и пытается что-то сказать.. пошевелить крылом, которого у него — уже нет. Но вместо этого, шевелится — вон та милая травка, или открылось окно на 23 этаже у очаровательной девушки.
Как вы поняли, это мои образы, и у Бальзака этого и близко нет.
Я к тому, что Бальзак, как гурман эстетики, устроил чудесный сеанс прелюдии. А как мы знаем, если прелюдия была идеальная, то блаженство может наступить и от одного касания, от одного интимного поцелуя, и девушка потом лежит в постели, смотрит с улыбкой крыльев в потолок, сквозь потолок, на созвездие Ориона, и думает: что с этим миром не так? Почему вот так нельзя в жизни? Просто… нежный друг-непоседа поцеловал тебя, в запястье или в щёчку, ласково коснулся плеча… и ты — в блаженстве. Может так будет в раю, где секс станет вновь — нежностью и красотой и стыдиться его и обнажения своего, было бы так же нелепо, как стыдиться веточки сирени после дождя или мелодии Дебюсси — Танец снежинок?
Бальзак чудесно подготавливает читателя, к блаженству восприятия. Он как бы говорит: тело и душа… пол. Забудьте. Всё это единые лучи любви, солнечные зайчики, молящиеся в храме (кстати, один из катарсисов моего детства, когда я увидел в храме солнечного зайчика, и с улыбкой смотрел на него и думал, что он молится богу. И я нежно думал: о чём может молиться богу, солнечный зайчик?).
С одной стороны, Бальзак словно бы предвосхитил социальное смещение гендерности: люди разных профессий, меняют свою социальную окраску, легко переобуваясь в воздухе, в угоду статусу и выгоде, предавая себя, свой «прежний пол».
Кто-то скажет: Саша.. это просто обычные приспособленцы, а ты нам плетёшь что то не то. Снова выпил?
Нет, не выпил. Ну ладно, всего бокальчик.
Просто я, как рентгеном просветил текст и выявил в нём то, что большинство читателей навряд ли выявят: поверьте, это не снобизм, просто у меня с детства такой «дар», а лучше сказать — проклятие: перевоплощаться в боль раненой ласточки, в таинственную красоту текста, в чувство и сны любимого человека, в облака на заре..
Становишься таким уязвимым в эти моменты, что тебя может смертельно ранить даже осенний листок, упавший на плечо, а солнечный зайчик или улыбка незнакомки — убить.
О мой смуглый ангел… хочешь, я этой ночью нежно перевоплощусь в твою чудесную лиловую пижамку? Ты же… не скажешь об этом, своему любимому человеку? Хочешь, я стану чашечкой чая в твоих милых руках? Улыбкой твоей? Ну вот, уже стал. Я же говорил, у меня — дар.
Бальзак намеренно расплавляет «монады» пространства и времени, пола, телесности и духовности, смешивая всё это в мистическом вареве, в котором мерцает крыло гомункула.
И разве можно после этого удивляться, что в итоге мы получили ярчайшую восточную сказку, словно мираж о страстной и вечной любви, вспыхнувшую в туманном и сумрачном Париже, где души людей изуродованы и деформированы в клетках своих узких мыслей морали или работы, мечты, так что они давно уже потеряли человеческий и божий образ и подобие, став — химерами, чудовищами ада, и потому даже любовь и наслаждение их не могут согреть, и они нуждаются в разврате, как в адовом качестве огня, чтобы хоть как-то согреться и ощутить себя.. живыми.
Ну вот, и у меня вышло маленькое эссе. Но теперь вы хорошо поймёте, почему Бальзаку нужно было коснуться этой скандальной темы, и которая по существу есть — лишь древняя мистическая песнь о вечной любви и боли любви, о невозможности любви в мире чудовищ — людей.
В романе — читателя ждут почти загробные тени инцеста и однополой любви — лесбийской любви.
Но подано это так утончённо и витиевато, так нежно недосказанно, словно вас во сне поцеловал прекрасный принц с голубыми глазами, вечный непоседа ваших снов, в тёмных очках, и.. просыпаясь, вы понимаете, что это ваша кошка просто лижет ваш носик и щёчку: проголодалась.
И кто скажет после этого, что вы — развратница? Или что развратница — ваша кошка?
Я коллекционер таких произведений, как этот роман Бальзака.
Поясню. В письме своей любимой — Эвелине Ганской (русской подданной, кстати), Бальзак писал, что очень недоволен своим романом.
Так бывают недовольны.. своим грешком тайным, который прорвался наружу, словно смуглое крылышко, которое вдруг увидела ваша подруга и мило улыбнулась вам.
Какая-то интимная и сокровенная часть души Бальзака прорезалась в этом романе, та часть души его, которая, как лунатик, на миг преодолела его судьбу и вышла как бы в стратосферу его творчества, пусть и оступаясь (литературоведы этого не поймут никогда, заметив лишь оступы крыла — в синеве).
У Толстого таким романом является, гениальное — Семейное счастье.
Такое нужно ценить, по хорошему, дороже, чем золото и чепуху бриллиантов — когда душа или красота, преодолевают свою судьбу, свои моральные рамки, вырываясь в надмирное, как ласточка — в космос (мой вечный страх в детстве, к слову: порой ласточки на заре так высоко залетали, что мне казалось, ещё чуть-чуть, и они крылом зачерпнут — тёмный холодок звёздного космоса, и уже не вернутся на землю).
Бальзак, как и Набоков, интересовался темой гомосексуальности. Но в смысле творческом. Для них это был феномен двойничества и расколотости, как после удара молнии в дерево — сознания, пола.
Если отбросить за кадр, пошляков из этой среды, (а они есть везде, и в пении и в литературе и в любви и в гомосексуализме), то эта тема и правда, космична и мистична даже.
Я как-то наткнулся в переписке тех лет, на один странный слух о том, что Бальзак, быть может — гермафродит.
Понятно, слухов, особенно глупых, всегда было много.
Но есть в этом нежный блик чудесной мысли. Только представьте: единственный в мире, писатель-гермафродит, не пошлый, каким его многие представляют, а тот мистический, о котором бредил Серебряный век и Платон, в раздвоенно-крылатой природе которого, слились бы и повенчались, два пола: может потому у Бальзака такое сокровенное знание мужской и женской природы?
И всё же тема гомосексуализма, затронута более чем косвенно: так порой на заре, уже зашедшее солнце, золотит неземным лиловым светом верхушку листвы. До мурашек на сердце..
Зачин романа прост и стар как мир: жил был некий англичанин, очень богатый и любвеобильный.
У него родился от одной красавицы француженки (тонкий читатель, подметит уже здесь, раздвоенность, но как отсвет национальности), прекрасный, как бог — сын.
Которого он быстро пристроил, сбагрил. Нанял ему священника для обучения..
А как мы знаем, в то время, под сутаной скрывались вольнодумцы и.. прелестные демонята.
Священник хорошо просвещал юнца: водил его по проституткам, обучал его жизни, и в итоге.. мальчик разуверился в боге и в чёрте, и в людях. Он — сама себе — бог.
Была у нашего англичанина ещё одна незаконная дочка. От испанки на сей раз: прекрасный смуглый ангел.
Был и ещё сынок.. Бальзак упоминает о нём мельком, в одной строке, и быть может невнимательный и наивный читатель даже и не заметит.. что наш англичанин, был тем ещё развратником, ибо хотел переспать со своим сыном, (прошло уже много лет), но когда узнал, что он его сын, свистнул от сожаления.
Мне даже кажется.. что наш англичанин, это образ — дьявола. Париж у Бальзака, как новый образ Содома и Гоморры, где бог — словно солнце, погас, и стали прозрачны и неразличимы, — красота и честь, совесть и любовь, пол и возраст, времена.
Сын этого англичанина, — прекрасный как бог, Де Марсе (в романе Отец Горио, он снова появится и двойственная природа в нём, света и тьмы, окончательно «уравновесится» и он станет законченным негодяем — бесом), однажды встретит в апрельском парке, прекрасного смуглого ангела, с удивительными глазами, чуточку разного цвета.
Он — денди, он привык легко побеждать девушек. Он сыт победами. Женщины уже приедаются ему, как и любовь и жизнь: душа требует — приключений и разврата!
Эта девушка златоокая — необычна. Он сразу понимает, что она не такая как все. Она словно под конвоем, гуляет со старухой, похожей на древнего демона, и с богачом-папиком, похожим просто.. на беса (или вы думаете, бесы выглядят иначе?).
Девушку держат в прекрасном замке, с чудесным садом.. словно в золотой клетке.
Ах, тут закрутится чудесная и страстная история любви! Тот самый романтизм, о которым мы так все мечтает и который мы потеряли, как Эдем: тот самый нежный язык платочка, когда в женской руке, он говорит о том, о чём кричит женское сердце: это какая то утраченная телепатия женских платочков, по нежности сравнимая с цветением сакуры в женской руке.
А эти тайные письма, посланные в замок неприступный? А переодевания, кинжалы, клятвы в вечной любви?
Какая женщина не мечтает, что бы в этом глупом и тёмном мире, существовал хоть один мужчина, который был бы согласен умереть.. с радостью, лишь бы встретиться с ней хотя бы на час?
Как вы догадались, этот подлец де Марсе, именно этими вечными словами искушал сердце девушки.
Мне хочется вызвать таких подлецов на дуэль: даже по личным причинам: эти уроды, бросающиеся словами, испортили мне жизнь. Потому что женщины часто сквозь их призму смотрят на Вас. Они обесценивают слова Любви, бога, красоты, души.
Из-за таких уродов, не верят подлинной любви и любовь распинается. Бог, воскресший в чувстве влюблённых, вновь оказывается ненужным и неузнанным… лишним, на этой глупой земле.
О мой смуглый ангел, я был бы рад умереть не то что за ночь с тобой, неземной, или за час свидания с тобой, но даже.. даже.. просто за то, что бы нежно вдохнуть милый запах твоих каштановых волос. Или подмышечки, утром, проснувшись под твоим крылышком. Просто проснувшись.. как в первый день мира.
Кто-то спросит: Саша.. а где же тут гомосексуализм? Или ты снова, выпил и всё перепутал?
Дело в том… что прекрасный де Марсе, ещё пока лишь смутно догадывается, что у нашего смуглого ангела, есть кто-то ещё, кто… разбил её сердце, кого она любит, и.. главное, кто построил для неё специальные хоромы, восточную сказку, где мог бы со смуглым ангелом предаваться любви и разврату: звуконепроницаемые стены!
Де Марсе ещё не знает.. что этот таинственный незнакомец, в которого влюблён его смуглый ангел — девушка. И эта девушка — его сестра, по тому отцу англичанину — дьяволу.
В этом смысле, в романе, просто запредельные шекспировские страсти, именно — шекспировские, и именно — запредельные, поднятые с земли, куда-то в стратосферу ревности и любви, и более чем странного любовного треугольника, который по сути, на метафизическом уровне, есть лишь любовь крылатого Амура — к Психее: две любви, брата и сестры, к смуглому ангелу, это любовь единого Амура, но мучительно расщеплённого в развратном Париже, забывшем о боге и чёрте, и о душе.
А что же наша Психея? Смуглый ангел? Ах, Бальзак так тонко и изящно, без пошлости описывает изумления де Марсе, когда он узнаёт, в первую ночь любви, что девственница — может быть более искушена в любви и сладостном разврате, чем самая опытная куртизанка.
Скажем честно: это редкий цветочек.
Скажем ещё более честно: этот смуглый ангел, на самом деле — не совсем девушка (как и ты, о мой московский ангел. О! Не в том смысле, как могут некоторые подумать! Мол, ты — мужчина. Нет!! Хотя я бы любил тебя... если бы была и мужчина. Твой любимый, перекрестившись и вскрикнув, убежал бы от тебя.. а я - остался бы с тобой. Видишь как сильно я тебя люблю, красавица моя? Боже, до какой чепухи я договорился в тоске по тебе..).
Она — воплощение любви, Афродиты, пришедшая как и солнце — с Востока: она была продана своей матерью. Последовавшей за ней… как блудная мать и пропащая душа. Т.е — жизнь, искалеченная и несчастная, которая торгует любовью. А любовь — и раба и царица.
В романе есть чудесные слова: Любовь, в сокровенной сущности своей — воровка.
Влюблённый всегда похищает что-то: или сердце у любимого человека, или душу у неба и ада, пусть и уютного, но — ада. Ибо жизнь без Той самой любви, даже в роскошной золотой клетке — это ад.
Это так больно, сознавать, что для подавляющего большинства людей, душа и любовь, рай — где деньги и роскошь, где — «золото».
А подлинное золото, — Любовь (златоокая девушка), как и бог, подвергаются или глумлению, или просто, продают люди любовь, ради выгоды, как мать, свою дочку, в романе. И.. как мама Эвридики, следует за ней — в ад (к слову, новый и экзистенциальный образ в искусстве, я просто закурсивел его, чтобы он стал понятным, а то многие читатели просто свысока будут судить несчастную мать).
Пиковый эпизод в романе, более чем интимен и экзистенциален… до нелепости трагизма, переходящего почти в фарс.
Вы замечали, что самый изысканный и божественный вид красоты, находится часто на грани бульварности и пошлости?
Может именно поэтому с пошлостью так часто граничит вечная красота цыганских романсов, а с бульварным чтивом, романы Достоевского или Набокова?
Повторяю — граничат. Как горизонт событий в Чёрной дыре, ибо этот горизонт, где время и пространство, стали блаженны, мерцают немыслимым светом: дай сюжеты Достоевского или Набокова, 1000000 других писателей, даже чудесных, и выйдет безупречная пошлость, как и у тех пошляков, кто их критикует, а у них — некое присутствие божества чувствуется.
Может потому что бог, и Любовь, переодетые и неузнанные в рубище, ходят по бульварам и пошлости, там — где страдает душа человека и любовь, красота?
Так Андрей Платонов любил спускаться в кабаки и пить с проститутками и несчастными, грязными мужиками, которых чурались «интеллигенты», соприкасаясь с их страдающей, изувеченной душой. Жена Платонова безумно ревновала к его «походам». А почему? По тем же канонам: большинство мужиков — мудчин, извлекали бы из этого свою сладострастную выгоду. Беда жизни и любви в том, что в мире есть души-лунатики, отличающиеся от других. Жена Платонова поняла это только после его смерти.
Так и Бальзак, нарочно создал шедевр, на грани неба и милой пошлости бульварного чтива.
И я даже не о том моменте, когда де Марсе, в разгар любовных ласк со смуглым ангелом, в преддверии оргазма (в 19 веке нужно было почти пол страницы, чтобы изящно завуалировать слово — оргазм. А у нас, лучше что ли? Порой вся жизнь уходит на то, чтобы любимый человек услышал.. расслышал, всего одно слово: люблю.), слышит, как с блаженных и побледневших уст смуглого ангела, срывается, как лепесток с розы, в небо, словно эта роза — в космосе, странное и нежное слово: О, Марикита…
Разумеется, страстный и ревнивый де Марсе, подумал, как Отелло, что его любимая, тоже, в преддверии оргазма, выкрикнула имя своего любовника.
Это больно.. очень. Так можно и убить — словом.
Но фишка этого эпизода в том, что Бальзак гениально подметил метафизическую трагедию ревности, и недоверия в любви, убивающую любовь. Фактически, убивающую — себя. Ибо в любви мы — любовь, наше бытие — выше нас, дальше нас — любовь.
Во первых, де Марсе ещё не знает, что он фактически ревнует не к мужчине, а к женщине, и эта женщина — его сестра, влюблённая в его смуглого ангела.
Т.е. и на этом уровне он как бы ревнует к себе же. К своей крови… что в этот миг, его кровь и кровь его сестры, нежно, как бы взявшись за руки, входят в смуглого ангела.
Во вторых, и тут не менее интересно и трагично: загуглив, я узнал, что Марикита, это не имя, а — божья коровка. Так в Испании ласково называют высшее состояние счастья и любви.
Боже мой… милый смуглый ангел, несчастная девушка, была верна де Марса, как никогда, она молила его увести её на далёкий остров, и она будет его рабой и подарит всю себя.. и он даже на миг поверил этой любви и эта любовь словно бы стала исцелять его от тьмы и чёрствого сердца, и этот возглас смуглого ангела, был фактически высшим порывом страстной преданности и любви к де Марсе, а он… он, эти слова любви, пусть и на другом языке, расценил как измену и имя любовника.
И всё окончилось кровавой трагедией, какая не снилась и Достоевскому в Идиоте.
Это урок всем нам. Пусть мы порой говорим на разных языках, особенно — в гневе, ссоре, в любви, но если доверяешь любимому, и как бы преодолеваешь свою судьбу, выходя за её пределы, за пределы фатума своего тела и души, то ничто не сможет вас разлучить: потому что ваши души в этот миг — венчаются на небесах.
Правда, мой смуглый ангел? Наши души ведь были задуманы на небесах?
Твоя то точно..
Кстати, в конце романа, в самой последней строке — есть стилистическая и чудовищная ошибка.
Я случайно понял, что это ошибка. Благодаря моему чувству вкуса. Быть может это единственное, что у меня развито очень хорошо: нет ни таланта особого, ни жизни, ни здоровья… зато чувство вкуса — безупречное.
Благодаря ему я увидел тебя, о мой смуглый ангел, лучшую и самую прекрасную женщину в Москве и московской области..
В конце романа, де Марсе говорит, что Златоокая девушка умерла от чахотки.
Это не спойлер, читателя удивит концовка. Просто я не поверил, что Бальзак мог так линейно и пошло поставить точку: он должен был сказать что-то про грудь, а не про банальную чахотку (ошибка советских переводчиков).
Заглянул в оригинал романа Бальзака. И.. бинго! Сорвал джек пот. В оригинале, стоит двойственное слово — de la poitrine.
На вопрос друга де Марсе: от чего умерла девушка?
Он отвечает, по идее: от чего связанного с грудью.
Насколько я знаю французский, это слово иногда обозначает и сердце.
А от чего может умереть женщина? От разбитого сердца..
Чахотка, это так, пенка смысла, чудесно связанная с кровью, не более.
В заключении рецензии скажу лишь, что роман Бальзака — экзистенциальная версия мифа об Амуре и Психее. Больше известная в России, как Сказка об Аленьком цветочке.
Но у Бальзака, вместо цветочка — нож, в красной крови, растущий из груди (для любви вполне привычное место, не так ли?).
Вместо чудовища… два чудовища: брат и сестра, влюблённые в одного смуглого московского ангела.
Тьфу ты, просто, в смуглого ангела, простите.
Бальзак верен мифу даже в малом, но дивно переворачивает его: в мифе, как мы помним, Психея поселилась в зачарованном замке своего незримого суженого, и он к ней приходил в постель по ночам.
Она не знала, кто он. Чудовище иди красавец. Она чувствовала его нежность неземную и была счастлива.
В романе, по приказу смуглого ангела, Де Мерсе завязывают глаза и увозят по ночам к златоокой девушке: там и там момент невиденья.
У влюблённых Бальзака был шанс, на неземную любовь, которая приближается к земле, раз в несколько сотен лет, словно таинственная комета. У де Марсе был шанс коснуться в лице любимой — подлинной бесконечности и неба.
Он этот шанс упустил, поверив демонам своей ревности, а не раю в своих объятиях.
Давайте верить своему сердцу и любви, а не мимолётным демонам и чудовищам нашего сердца.
Иначе у любви просто нет шансов на этой глупой и холодной земле.

Бальзак, нежно уложил меня на лопатки, в постели. И довёл до слёз…
Конечно, хотелось бы, что бы это сделал мой смуглый ангел, с которым я расстался, но… жизнь есть жизнь: со мной спит Бальзак и он же доводит меня до слёз и.. до блаженства.
Вам знакомо ощущение бабочек в животе? А знакомо ли вам то редкое чувство, от соприкосновения с вечной красотой искусства, или с письмом любимого человека среди ночи, когда бабочки в животе, словно нежные сумасшедшие, убежавшие из психушки в лиловых пижамках, разлетаются по вечерним и загрустившим переулочками вашего тела?
Вот, бабочка жарко трепещет в моём горле: хотя, быть может, это просто слёзы.
А вот, бабочка-непоседа добралась до моего левого запястья, и бьётся, бьётся, милая, в этом тесном коконе счастья: может ей помочь освободиться?
Если не ошибаюсь, этот эффект в искусстве, называется эффектом Вжижека Травки (польский поэт).
Все мы знаем эффект Стендаля: стоя в музее перед картиной Рафаэля, от полноты чувств, он упал в обморок.
Эффект Вжижека (наверно, нужно добавить, для солидности — Травки, а то выглядит чуточку комично: эффект Вжижека. звучит как название чешского мультика), не менее мистичен: у человека, соприкоснувшегося с вечной красотой искусства, происходят странные мерцания в теле, похожие не то на секс с барабашкой, не то на загадочные сигналы светлячка, схожие с сигналами Пульсаров на окраине вселенной.
У Вжижека, однажды заболело сердце, живот, горло, колени, голова..
Кто-то быть может улыбнётся и скажет: может он был просто старый и больной человек?
И что в этом такого таинственного?
Ответ очевиден: если бы просто так всё это заболело, то — да, это было бы банально.
Но у него всё это заболело от красоты книги, если не ошибаюсь — Диккенса.
У меня пару раз был эффект Вжижека Травки, от соприкосновения с ночными письмами моего смуглого ангела, после ссоры: болел живот, нога болела.. сердце. И даже старушка за стенкой кашляла. Но быть может это не связано с письмом.
Вот и читая эту дивную повесть (маленький роман?) Бальзака, у меня случился эффект Вжижека Травки.
До прочтения повести, я смутно помнил историю написания, весьма любопытную.
Бальзак гостил у своего друга, в славном городке, похожем на моё имя в дательном падеже: Саше, и получил ночью письмо от таинственной незнакомки.
Она приглашала его к себе. В замок.
Зная Бальзака, падкого до светских и роскошных женщин, можно сказать: если бы Бальзаку поступило приглашение в Рай, от ангела, и в замок к роскошной и богатой женщине, которая.. очарована его творчеством, он бы некоторое время посомневавшись, в итоге, отправился бы к роскошной и богатой женщине.
Это была Генриетта де Кастри. Она уже давно разошлась с мужем, какое-то время жила с молодым любовником, который трагически умер, а Генриетта, в глазах света считалась чуть ли не падшей женщиной, на огонёк к которой, словно ангелы падшие, слетались писатели и поэты.
Бальзак был очарован Генриеттой. Она принимала его, лёжа в шезлонге. Почти как Зина Гиппиус, в молодости, принимала гостей, смущая их до предела, ибо находилась.. в ванне. Голой.
Объяснялось всё просто: не вопросами стиля и кокетства, а вопросами здоровья: Генриетта упала с лошади и повредила спину, поэтому не могла долго ходить или сидеть. Она была чуточку… инвалидом.
Бальзаку казалось, что он попал не небеса. И в самом деле, если очаровательная женщина подаёт вам ручку в белой перчатке, для поцелуев, разве это не лучше приёма в раю?
О мой смуглый ангел.. вот бы ты в раю мне подала своё смуглое крылышко, для поцелуя, словно душу.. обтянутую в тёмную перчатку. Ах.. я бы и в раю не удержался, и.. нежно обнажив запястье крыла, поцеловал тебя.. в душу.
Это было бы интимней, чем на земле, поцеловать твоё милое и тёплое лоно. Поверь мне.
Бальзак был как в раю. Вслед на поцелуями ручки, Генриетта позволила Бальзаку нечто большее. Но не всё: словно нежный Вергилий поцелуев, она само-лично вывела Бальзака из ада его жизни и сопроводила до рая.
Однажды, Генриетта отправилась с подругой в поездку по Италии и пригласила Бальзака сопровождать её.
У того не было ни гроша, и он за ночь написал какую-то повесть и добыл деньги.
Он предвкушал.. совершенный рай. Но как часто бывает.. Бальзак оказался в аду.
Он не доехал до Италии и расстался с Генриеттой, вернувшись в Париж с разбитым сердцем и.. проклиная всех женщин.
Что стало причиной? В общих чертах мы знаем: Генриетта, подарив Бальзаку — надежду, вдруг изменила решение и просто сказала: давайте останемся друзьями?
На небесах, ангелы не понимают людей, и, и быть может боятся их; для них, наши молитвы, как эпилепсия светлячка в траве: красиво и чуточку жутко, таинственно даже.
Разве убить надежду, не более трагично и болезненно, чем просто — умереть? Когда ты умираешь, ты уже не чувствуешь боли и смерти. Тебя — нет.
Когда умирает надежда.. в которую ты целиком, как в малой орбите реинкарнации, целиком перелил свою душу и бессмертие, весь доверчивый и обнажённый свет плоти, ставшей почти душой, то ты как бы переживаешь смерть снова и снова, каждый миг, каждый час, каждый день.
Тебя вроде бы уже и нет, а вроде бы ты ещё где-то и есть. Вот только — где?
Может вон в том медленно падающем кленовом листочке? Или вот в этой грустной строчке Бальзака?
Или в милых снах любимого человека? Вон в той грустной улыбке прохожей?
Бальзак был в гневе. Он.. решил отомстить Генриетте.
Месть его была страшна… как у ангелов-аутистов, прекрасных и невинных: он создал безупречный шедевр.
Конечно, многие узнали в образе герцогини де Ланже — Генриетту.
Как это восприняла Генриетта? Как.. ангел. С грустной улыбкой. Сердце женщины, знало, что муза Бальзака — вестница Бога. А значит в своей мести, по человечески желая сделать больно любимой.. он только коснулся её — божественным светом.
А может Генриетта чувствовала свою вину?
Вполне вероятно, в 19 веке, это вызвало скандал. Но разве сердце любящей женщины не парит как ангел, над веками, словно над заснеженными пиками гор?
Она знала, что уже через 50 лет, от скандала и мести, не останется и следа, и обнажится лишь чистый свет красоты и вечной любви.
Я допускаю, что Тургенев, мог частично вдохновиться данной повестью, при написании своего изумительного Дворянского гнезда, ибо повесть начинается с того, что отважный генерал, 4 года разыскивал свою пропавшую возлюбленную, своего смуглого ангела, с удивительными глазами, чуточку разного цвета.
Он разыскивал её в церквях в разных странах, ибо она скрылась от него — именно туда, приняв монашество.
И вот, он нашёл её на мрачном островке в Испании, в храме Босоногих кармелиток.
Боже.. что за название! Какая прелесть! Губы сами собой улыбаются, словно мечтают о смуглом ангеле..
Ещё бы назвали храм — Самого очаровательного смуглого носика…
Я бы хотел посетить такой храм. Быть может даже — умереть в нём.
Начало повести, потрясает своей красотой. Это соната Шопена.. Ну как, как тут не сбыться эффекту Вжижека Травки? Как тут не заболеть животу, голове, сердцу? Правой коленке, прости господи?
Наш прекрасный генерал, слышит звуки органа. Это играет его возлюбленная, она узнала, что он в монастыре, она играет что то божественное.. но, по женски, вплетает в мелодию, словно бы цветы своего сердца.
Крылья женщины, исполинские крылья любви, словно бы мечутся по сводам храма, который стал таким тесным для души женщины! Крылья женщины — стали музыкой!! И музыка обняла мужчину и.. вознесла над землёй..
У Бальзака нет этих образов, но примерно об этом.
Как быть? Как спасти возлюбленную? На это не отважился «доблестный» Лаврецкий, когда увидел Лизу в монастыре.
Ах, милая Франция 19 века! Ты словно таинственная луна, светишь нам в веках, освещая наши надежды, печали, своим таинственным светом.
Герцогине де Ланже, нельзя ни с кем видеться. Она — монашка.
Как быть? А он.. он, отрада её сердца, её жизнь, стоит у дверей, за тёмной решёткой, и молит её, как.. ангела, о милости.
Герцогиня идёт на обман. Она говорит стоящей с ней старой монахине-испанке, что это — её брат.
Боже.. что за сцена свидания! Это же новая версия Орфея и Эвридики!! Вместо пещеры смерти — мрачный монастырь на вершине скалы!
Но что есть ложь и грех? В сердце женщины, Евангелие было выстрадано и написано, ещё до Христа.
Одно сердце женщины хранит эту вечную и тайную мысль: любовь — есть бог (мужчины зачем-то зеркально перевернули эту мысль, хотя она хороша лишь как половинка).
Женщина знает, что следуя тропой вечной любви, бог её не осудит, если она солжёт: всё равно что идя по этой глупой и лживой земле, на миг оторваться от неё и сделать пару шагов по голубой траве воздуха.
На самом деле, Бальзак — удивительный мистик, Данте, мрачных переулочков Парижа Любви.
Весьма наивно и преступно, было бы смотреть на эту повесть, как просто на трагедию нравов. Она испещрена инферно, тенями крыльев ангелов и демонов.
Разве это не лермонтовский демонизм, пытаться похитить у Бога — свою возлюбленную? Или.. у судьбы?
И что есть демонизм? Если человек, искупая свой грех в муках разлуки и совести, сжигает себя прежнего, и с опалёнными крыльями, приходит к любимой, то.. кто — он? Демон, или ангел?
Вестник бога, или ада? И что в таком случае монастырь — врата в ад, или в рай?
Жизнь тем и прекрасна и страшна, что всё в ней, может перевернуться с ножек на рожки, в любой миг: и святые монашки, разлучая влюблённых, чьи души были повенчаны на небесах, невольно становятся — мрачными демонами.
Это вообще к вопросу о храме морали, которая может в любой миг стать — злым адом, распинающим бога и любовь.
Ну какой читатель не улыбнётся, прочитав о том, как ночью, отважные рыцари приключений, лезут по скалам в монастырь, с кинжалами и.. шоколадом?
Зачем шоколад?? И кинжалы? Отбиваться от босоногих кармелиток? Не евших шоколад — 30 лет?
Отбиваться от монахинь — шоколадом или кинжалами? Всем вместе? О, женщины, вы сама тайна!
Бальзак не говорит, для чего нужен был шоколад. Для меня это одна из главных тайн повести. А может быть он нужен был для того.. что бы где-то в Москве, на 23 этаже, улыбнулся один прекрасный ангел, в эти грустные, октябрьские дни?
Бальзак возвращается в прошлое и рассказывает как всё начиналось.
Отважный генерал, прошедший ад войн, побывавший в плену у африканских диких племён и бежавший из плена, по пустыне, с таинственным проводником… и оазис-мираж, как видение рая. Или.. любви?
И вот, на светском рауте, все взоры женщин прикованы к этому прекрасному генералу, прошедшего ад.
Почему женщин, как мотыльков, приманивает таинственный жар трагедий в судьбе мужчины?
Может божественные души женщин, бессознательно чувствуют, что за этими трагедиями сокрыто — божество?
Божественное тянется к божественному? Может поэтому женщина так религиозно ощущает трагическую любовь, в искусстве ли, в жизни, не важно?
Мужчинам этого не понять..
Бальзак удивительно описывает противостояние генерала Монриво и герцогини де Ланже (кстати, в их именах уже сокрыта вечная рифма любви и.. трагедии. Монриво — гора и река. Ланже — замок, обитель. Обитель на скале: храм на скале. Такая же рифма, к слову, была и у Тургенева: Лаврецкий — лавра, куда в конце романа отправится несчастная Лиза).
Словно встретились два ангела-ребёнка, истерзанные на этой глупой и безумной земле.
Монриво прошёл ад множества войн, брал приступом — города. И… перед сердцем женщины, оказывается безоружным, как ребёнок.
Женщина может нанести такие раны, одним взмахом ресниц, что шрамы от войн, покажутся лишь мимолётными лиловыми тенями бабочек.
Бальзак пишет, что простая женская перчатка, перевешивала для Монриво, целые империи..
Потрясающе! Словно речь идёт о Любви, как о далёкой планете, на которой совсем иная гравитация.
Разве мы это не ощущали? Разве письмо от любимого человека, на нашей груди, не весило — с целое дерево, растущее на луне? Разве наши ноги не передвигались в муке любви, по улицам вечерним, словно мы идём где-то по Юпитеру и весим — 800 кг?
Кстати, чуткий читатель срифмует два образа в повести: ад и рай.
1) Очаровательная Генриетта, лёжа, принимает своего генерала. Она по-женски очаровывает его, пуская в ход — запрещённые приёмы: ведь для женщины, её здоровье и настроение — это как роскошное вечернее платье, которым она может вскружить сердце мужчины, обнажив.. плечи здоровья.
Не секрет, что женщина относится к здоровью — как к ребёнку, как мать говорит о ребёнке: мы! Мы покушали..
Мужчине далеко до этой квантовой механики чувств.
Она прикидывается — страдающей (не путать с банальной манипуляцией, в истоке своей — это общение женщины со своим ангелом.. ангелом-подельником!). Она лежит беззащитная, на диване. У неё что-то болит…
И всё. Война выиграна ещё до начала боя. Мужчина — пришедший к ней — «воевать» и брать сердце женщины — приступом, словно в чудесной сказке, превращён — в школьника-лопушка, который почёсывает макушку у доски, и не знает что отвечать.
Этим манёвром, женщина как бы нравственно раздела.. мужчину. Глупыха! Он думает, что всё ещё под контролем, а на самом деле.. он стоит перед постелью женщины — нравственно голым и беззащитным, как котёнок: женщина может его взять голой рукой, и положить к себе на колени.
А вот другая рифма. Ада: Генриетта.. годы спустя. Она уже прошла свои войны, и шрамов на теле её судьбы, больше, чем на теле генерала её.
Она уже не играет, как раньше. Ей не нужен флирт со здоровьем и подельниками: она сама уже — ангел.
Она стоит перед любимым, в монашеской рясе, её красота поблекла от горя, она худа, бледна, она… как сказал бы Пушкин о Татьяне — влюблена. Она словно бы разделась до души, перед любимым. Боже.. если бы монахиня старая, словно цербер, стоящая рядом, знала, что происходит! Что женщина, даже оставаясь в рясе монахини, может раздеться перед любимым.. с грацией ангела.
Одним движением ресниц, одной улыбкой, на бледном лице.
А когда Генриетта, в рясе монахини, уходя уже от любимого — в ад, прокричала ему и,. всем небесам: это не брат мой, а мой любовник!
Что это было? От такого крика души, судьбы.. отчаяния, потряслись все своды небесные. Я бы не удивился, если бы по стене храма зазмеилась тёмная трещина.
Так странно.. в книге, написанной в 19 веке, закричала женщина, хоронящая себя заживо, а слёзы у меня, в 21 веке. Словно я уже.. похоронил себя заживо.
Боже.. в этом крике, словно бы желание докричаться до бога и ангелов: да проснитесь вы уже!! Здесь, на земле, люди гибнут от любви, распинаются сердца.. и всё это прикрывается твоим именем, боже!!
Ах, любовь любовь.. что ты делаешь с нами?
Генерал был в африканском плену, дети дикарей, ставили ему на голову кости лошадей и целились в них, камнями: игры..
Кто же знал, что в любви — есть плен, не менее страшный, и мытарства, не менее нелепые, как эти игры детей?
Вам никогда не казалось, что в отношениях, вы словно бы стоите голым, с какой-то чепухой на голове, и в эту мишень, в сердце ваше на голове, озябшее, метят камушком, словом или письмом, обидой, сомнением?
Вам никогда не казалось.. что в комнате, в ссоре, стоят голые мужчина и женщина, и как мрачные аутисты с планеты Киврак, целятся камушками и словами, обидами, в сердце на голове друг друга?
А бог смотрит на них свысока и думает, крестясь: господи боже я, какие они… идиоты. И дети ещё.
У читателя возникнет соблазн, обвинить и Герцогиню и генерала Мориво. Заклеймить их ярлычками.
Это ложный путь. У меня то и дело слетали слова на разные интересные буквы, в адрес и того и другой. Но это своего рода читательская гипертония чувств. В следующий миг мне уже хотелось обнять героев и сказать им: что же вы делаете друг с другом, милые дурачки? Вы же убиваете друг друга! Вы.. снова распинаете бога — любовь.
С одной стороны, для меня это уже кошмар идиотизма, когда люди, в отношениях, словно Орфей, вечно норовят оглянуться на что-то, на свой ли опыт, на других ли людей, на мораль.
И читатели тоже в этом плане меня печалят. Идеальный читатель, должен как черепашка, раздеться перед текстом, словно бы выползая из своего панциря, забыв о своём опыте отношений, о морали, времени (эпохе).
Согласен, странная черепашка..
Но в детстве меня брат убедил, что именно такая черепашка у меня. И я голым почти, зябнущим ребёнком, ждал, затаившись ночью за шкафом, когда моя черепашка выползет из панциря и будет летать.
Так и идеальный читатель: что бы понять божественность красоты текста, должен как бы раздеться до того, что его можно было бы убить в этот миг — простым словом грубым, взглядом — грубым.
Слава богу, что меня.. никто не видит, когда я читаю. Зато видят как я обнажён в рецензиях.
Че.
Черепашка..
А если серьёзно, у меня всё горело внутри, когда герцогиня, подобно Орфею — о вечный ад отношений, самая частая ошибка в отношениях!! — оглядывалась на других мужчин, мерзавцев, когда слушала слова любви генерала Мориво.
Была ли в этом женская защита? Подстраховка? Быть может. Но всему должна быть мера.
Сердце человека не клубочек, с которым играет лапка кошки. Или.. рока. Или сомнения.
Чудесные слова Бальзака, устами гг: усомниться в любви, всё равно что умереть.
Это ведь больше чем смерть, когда не верят нашей любви. В смерти всё просто: ты умираешь и всё.
А когда тебе не верят.. ты умираешь каждый миг, в сердце любимой. Ты раздет перед ней до бессмертия, даже больше, чем будешь ты раздет в раю для бога и ангелов, и вот это всё полыхающее обнажение вечности.. срывается в пустоту. Словно тебя нет. Словно ты и не рождался.
Быть может не увидеть настоящую любовь, это так же эсхатологично, как и не заметить второе пришествие Христа?
Мы как-то все забываем, играя в слова: бог есть любовь, бог есть любовь..
Но когда в нашу жизнь приходит Та Самая любовь, мы почему то даже не думаем, что быть может это и есть — воскресение любви, и что иного воскресения, быть может и не будет: я про конец света.
А вот теперь я приоткрою для гурманов чтения, одно эстетическое чудо (я часто это делаю в своих рецензиях, и многие наверное думают что я «чудю», и что всё так просто. На самом деле — нет, и это именно маленькое эстетическое чудо, которое проходит мимо большинства читателей и которое вы не встретите в литературоведческих и скучных исследованиях): это реально сложно увидеть в тексте: это почти инфракрасное качество Пришествия любви и.. поругания любви, в моменте неверия герцогиней, в Любовь генерала Мориво, тайно найдёт свою рифму в самом конце повести.
Не хочу спойлерить, но гений Бальзака, даёт лишь тень нотки намёка на этот образ, — тень тени: помните в Евангелии тот грот в саду Иосифа, где воскрес Христос, и могила оказалась пуста?
Бальзак переворачивает образы с ног на голову, как в зеркале… ада любви: место Христа, уже занимает не мужчина, но — женщина.
Но перед этим случается другая удивительная метаморфоза: любовь, распятая и изнасилованная в мужчине — в генерале Мориво, его небесная любовь.. словно бы «низвергается в ад», и любовь превращается — в демона.
Глазки Бальзака мерцают огнём из очей персонажа. Демон любви — мстит.
А демон ли? Или просто в лике судьбы человеческой, проступил ангел из конца света, который судит людей за грехи их? А что есть самый великий грех? Нелюбовь. Или точнее: отречение от Той самой любви.
Я как рентгеном сканирую текст, чтобы показать, какое мистицизм и бездна скрыта в повести, мимо которой пройдёт большинство туристов чтения.
Знаете что придумал Мориво? Наказать герцогиню. Похитить её среди ночи. Дружки его похитят, свяжут, и.. доставят к нему — в ад. Ад любви.
Он хочет обесчестить герцогиню. Думаете, всё банально? Секс? Нет. Это же Бальзак. Всё будет.. ещё мрачнее, чем секс.
О жизнь развратница! Ты ведь приучаешь нас с детства, к бдсм играм! Мы связаны в любви — отношениями, сомнениями, страхами, недоверием… снами и нежностью, связаны так, как не снилось и Маркизу де Саду!
Маркиз де Мариво хочет выжечь на лбу красавицы — метку, как тавро на скотине, или… на челе Каина?
И знаете что происходит? От этой муки, женщина преображается. Всё ложное и игривое, человеческое в ней — сгорает в огне боли и любви, пробуждающейся в ней, которую она гнала от себя.
Удивительно..
О мой смуглый ангел… может мне тайно похитить тебя в Москве и связать? Может тогда ты меня полюбишь?
Ну хочешь.. меня похить и свяжи! Хочешь, я устрою так, что нас с тобой обоих похитят и свяжут и мы будем вместе лежать в где-нибудь в тёмной пещере... ох, как же сладостно мы наговоримся с тобой!
Повесть Бальзака потрясает ещё и тем, что в ней, любовь, пробуждающаяся в сердце, это не просто романтический свет, или пение ласточек.
Это — почти что Бог Саваов. Древнее и грозное божество, пред ликом которого никто не сможет устоять.. оставшись в живых, не сгорая: все ложные покровы жизни — мораль, сомнения, обиды, эго, человеческое, страхи… сгорают к чертям.
А женщина и мужчина, совершают такие поступки, которые потрясают других: ангел любви в них, совершает такое, что простые люди, мораль, эпоха, дрожат и рушатся, как бутафорские и нелепые декорации.
В какой-то миг, действие повести совершается словно бы по законам сна: а что есть любовь, как не сон?
Герцогиня тайно проникает в дом к Мориво.. и видит на столе — своё обнажённое сердце.
Точнее — письма свои, 14 писем, нераспечатанных!
Боже, как она ждала ответа на них..
Как у меня сердце выдержало и не разорвалось вместе с герцогиней, я не знаю. В этих письмах была вся её душа. Иногда в письмах к любимым.. нас больше — чем в жизни, нас.
Правда, мой смуглый ангел?
Всё, нет сил писать дальше. Мысленно склоняюсь к твоим милым смуглым коленям и целую их.. губами, руками, снами и письмами, которые я мысленно пишу каждый день. Тебе, тебе одной. Прости..
Слёзы на глазах. Наших..
t’aime, mon ange...
Оноре де Бальзак
4,4
(5)Оноре де Бальзак
4,3
(142)Оноре де Бальзак
4,2
(28)Оноре де Бальзак
4,1
(10)
В принципе великий политик должен быть злодеем, иначе он будет плохо управлять обществом. Порядочный человек в роли политика — это все равно что чувствующая паровая машина или кормчий, который объясняется в любви, держа рулевое колесо: корабль идет ко дну. Разве премьер-министр, награбивший сто миллионов, но сделавший Францию великой и счастливой, не лучше премьера, которого приходится хоронить за счет государства, но который разорил свою страну? Разве стали бы вы колебаться в выборе между Ришелье, Мазарини и Потемкиным, каждый из которых имел в свое время миллионов по триста, с одной стороны, и добродетельным Робером Ленде, не сумевшим извлечь для себя никакой выгоды ни из ассигнаций, ни из национальных имуществ, или добродетельными болванами, погубившими Людовика Шестнадцатого, с другой стороны?

Общее правило: не женись сержантом, если надеешься стать герцогом Данцигским и маршалом Франции.

Некоторые самовольные акты считаются преступными, если отдельный человек совершает их в отношении своего ближнего. Но они теряют преступный характер, если направлены против массы людей, подобно тому как капля синильной кислоты становится безвредной в чане воды. Вы убиваете человека — вас гильотинируют. Но если в силу каких-либо соображений государственного порядка убивают пятьсот человек, такое политическое преступление уважают. Вытащите пять тысяч франков из моего стола, и вы пойдете на каторгу. Но если вы, искусно раздразнив аппетиты тысячи биржевиков запахом будущей наживы, заставите их приобрести государственную ренту любой обанкротившейся республики или монархии, хотя новые облигации, как справедливо заметил Кутюр, выпускаются для того, чтобы оплатить проценты по старым облигациям этой же ренты, — никто и пикнуть не посмеет! Таковы истинные принципы золотого века, в который мы живем.













