Рецензия на книгу

• 

  Аноним20 ноября 2025 г.

  Смуглый ангел (рецензия andante)

  Есть произведения, похожие на утончённый разврат: кинетическая инерция красоты и образности в них, равна большому и мощному роману и многим бессонным и жарким ночам, проведённых в обнимку с книгой под одеялом, на смятых простынях, проведённых так сладко и страстно… что ваш любимый человек нежно ревновал бы вас к книге, ибо вы, рядом с ним, время от время издавали бы нежный стон изумления или восторга, печали… не важно. Важно то, что вот так нежно и почти мотыльково, вы не одариваете своего любимого человека — стоном.
  Да и вне секса, скажем прямо, вне оазиса постели, стон часто кажется неуместным, пошлым и бледным, как.. вампир на пляже в Анапе.
  У Бальзака — роман-малютка, который прелестен прежде всего не полнолунием образов и чувств, а нежными, лунными силуэтами чувств и сюжета.

  Помните совет Чехова? Отсечь концовку рассказа, как ножом, чтобы текст заиграл напряжением нежности и боли жизни.
  По этой же схеме, видимо, действует и Бальзак, но с тем  отличием, что он отсекает от романа — не концовку, но — как бы бульварную телесность, до которой так падок читатель-сластёна, усевшийся в своём тёплом кресле и требующий зрелищ и… пирожного с чашечкой кофе, и тёплый плед, чтобы читать было романтичней. Как в кино (может где-то есть такие кинотеатры, при входе в которые, вам выдают тёплый плед, кошку (тёплую), чашечку чая. Ну и… очаровательного друга-непоседу с голубыми глазами (я бы там подрабатывал… только бы ты пришла, о мой смуглый ангел!).

  А не тут то было! Вместо этой романтики, читатель получает утончённый, эстетический разврат, не такой конечно, мрачный, ибо не снился даже де Саду — есть хлеб с арбузом, а то ещё и с сыром.
  Многие читатели будут неудовлетворены, ибо в романе много недосказанности, много силуэтов сюжета, чувств, мыслей.. и все они проходят мимо, как очаровательная незнакомка, улыбаясь вас и маня куда-то в тёмный переулочек снов.. где она расправляет свои исполинские смуглые крылья.

  Поймал себя на мысли (вам не напоминает этот образ, Мюнгхаузена, с весёлым изумлением летящем на пушечном ядре?), что я становлюсь эстетическим развратником. Не знаю, хорошо это или плохо.
  Конечно, хорошо читать большие романы, где всё разложено по полочкам, но вот представьте: вы — нежно связаны, на стуле. Глаза у вас завязаны. Вы совершенно обнажены.
  Вы изнемогаете от предвкушения, вы уже весь трепещете, ибо чувствуете нежный аромат духов вашего любимого человека…  вы готовы, быть может, к самой страстной ночи любви в вашей жизни.
  И вдруг.. вы слышите мужской голос. И ещё мужской, с кавказским акцентом, быть может.
  И ваши губы, непроизвольно, вышёптывают самую древнюю и короткую в мире молитву: мама…
  К вам кто-то подходит на каблуках (ах, какой это был сладостный звук раньше! Но теперь вы его боитесь! скажем честно: кавказец на каблуках — это страшно. Очень!).

  Вас целуют в лоб. В плечо обнажённое… и вы не знаете, кто это — мужчина, или ваша любимая.
  Может все вместе? И вы с ужасом думаете: а где я, собственно? Может.. сейчас снимут повязку, и я окажусь на Арбате, сидя на стуле, голый и озябший, и прохожие, туристы проходят мимо и улыбаются мне.
  Нет, я наверно не на Арбате… Слишком тепло. Мой смуглый ангел нежно целует меня в губы и проводит ноготком по моей груди и бедру: ни чуть не бывало!
  Я ласково улыбаюсь. Сердце-кенгурёнок, выпрыгивает из груди от предвкушения наслаждения, и.. снова тишина.
  Слышно лёгкий смех… кавказский. Боже..

  И снова мой смуглый ангел целует меня нежно. Я не могу ошибиться! Ах.. она истомила меня этой неопределённостью! Раздела до души бессмертной! Как я соскучился по ней, в разлуке, боже мой..  О! пусть в комнате присутствует хоть рота кавказцев, пусть я сижу голый, связанным, на стуле, на Арбате, пусть меня целует рота кавказцев (согласен, тут я возможно перегнул палку), лишь бы меня в итоге поцеловал мой смуглый ангел, просто поцеловал, и я бы так остался сидеть на стуле, связанный, с закрытыми глазами, на несколько дней и ночей.

  Теперь вы понимаете, что значит эстетический разврат, и что он может порой дать больше, чем полноценный «секс»?
  Предупреждаю: это один из тех романов, которые могут вас накрыть с головой, как девятый вал красоты, но.. после чтения. Когда вы просто идёте по улице, или в магазине выбираете себе вкусняшку, и вдруг.. роман, как дикий зверь, с Кавказа, нагоняет вас и набрасывается, и вы падаете на колени посреди Арбата, закрываете руками лицо и тихо плачете, повторяя: о мой смуглый ангел…. Бальзак! Что ты со мной делаешь!
  Или у вас так не бывает после чтения хорошей книги??

  Роман писался год. Начат весной 1834, и закончен в апреле 1835.
  В 34-м году писалось начало, эдакое эссе об инфернальности Парижа, похожего на Ад Данте, наполненного своими демонами, и факел в этом аду — золото и наслаждение.
  Довольно любопытное эссе, пусть и многословное, страниц на 15. Но кто дотерпит до конца, будет вознаграждён дивным и скандальным сюжетом.
  Но и само эссе — по своему прелестно. Бальзак был мистиком, и в его мысли, уподобить различные профессии людей и страсти, физиологическим отправлениям человеческого тела, есть религиозная синестезия, по своему интересная, если её касаться, как и многих истин — нежно и мимолётно, а не всей «стопой», как учит мораль и разум.

  Если принять эту истину Бальзака, то его роман раскроется как цветок в ночи, словно Париж, и правда, не город, а некое древнее демоническое существо, а общественные законы, нормы и морали, это своего рода мрачные катакомбы кишок или лимфатического оттока и не только.
  Повторю, если буквально понимать мысль Бальзака, она моментально оступиться в пошлость и банальность. Но вокруг этой истины славно походить, свернув с тропинки.
  Словно Париж, как и общество человеческое, это раненый и древний падший ангел, который ворочается где-то в траве вечерней и бредит о чём-то и пытается что-то сказать.. пошевелить крылом, которого у него — уже нет. Но вместо этого, шевелится — вон та милая травка, или открылось окно на 23 этаже у очаровательной девушки.
  Как вы поняли, это мои образы, и у Бальзака этого и близко нет.

  Я к тому, что Бальзак, как гурман эстетики, устроил чудесный сеанс прелюдии. А как мы знаем, если прелюдия была идеальная, то блаженство может наступить и от одного касания, от одного интимного поцелуя, и девушка потом лежит в постели, смотрит с улыбкой крыльев в потолок, сквозь потолок, на созвездие Ориона, и думает: что с этим миром не так? Почему вот так нельзя в жизни? Просто… нежный друг-непоседа поцеловал тебя, в запястье или в щёчку, ласково коснулся плеча… и ты — в блаженстве. Может так будет в раю, где секс станет вновь — нежностью и красотой и стыдиться его и обнажения своего, было бы так же нелепо, как стыдиться веточки сирени после дождя или мелодии Дебюсси — Танец снежинок?

  Бальзак чудесно подготавливает читателя, к блаженству восприятия. Он как бы говорит: тело и душа… пол. Забудьте. Всё это единые лучи любви, солнечные зайчики, молящиеся в храме (кстати, один из катарсисов моего детства, когда я увидел в храме солнечного зайчика, и с улыбкой смотрел на него и думал, что он молится богу. И я нежно думал: о чём может молиться богу, солнечный зайчик?).
  С одной стороны, Бальзак словно бы предвосхитил социальное смещение гендерности: люди разных профессий, меняют свою социальную окраску, легко переобуваясь в воздухе, в угоду статусу и выгоде, предавая себя, свой «прежний пол».
  Кто-то скажет: Саша.. это просто обычные приспособленцы, а ты нам плетёшь что то не то. Снова выпил?
  Нет, не выпил. Ну ладно, всего бокальчик.

  Просто я, как рентгеном просветил текст и выявил в нём то, что большинство читателей навряд ли выявят: поверьте, это не снобизм, просто у меня с детства такой «дар», а лучше сказать — проклятие: перевоплощаться в боль раненой ласточки, в таинственную красоту текста, в чувство и сны любимого человека, в облака на заре..
  Становишься таким уязвимым в эти моменты, что тебя может смертельно ранить даже осенний листок, упавший на плечо, а солнечный зайчик или улыбка незнакомки — убить.
  О мой смуглый ангел… хочешь, я этой ночью нежно перевоплощусь в твою чудесную лиловую пижамку? Ты же… не скажешь об этом, своему любимому человеку? Хочешь, я стану чашечкой чая в твоих милых руках? Улыбкой твоей? Ну вот, уже стал. Я же говорил, у меня — дар.

  Бальзак намеренно расплавляет «монады» пространства и времени, пола, телесности и духовности, смешивая всё это в мистическом вареве, в котором мерцает крыло гомункула.
  И разве можно после этого удивляться, что в итоге мы получили ярчайшую восточную сказку, словно мираж о страстной и вечной любви, вспыхнувшую в туманном и сумрачном Париже, где души людей изуродованы и деформированы в клетках своих узких мыслей морали или работы, мечты, так что они давно уже потеряли человеческий и божий образ и подобие, став — химерами, чудовищами ада, и потому даже любовь и наслаждение их не могут согреть, и они нуждаются в разврате, как в адовом качестве огня, чтобы хоть как-то согреться и ощутить себя.. живыми.
  Ну вот, и у меня вышло маленькое эссе. Но теперь вы хорошо поймёте, почему Бальзаку нужно было коснуться этой скандальной темы, и которая по существу есть — лишь древняя мистическая песнь о вечной любви и боли любви, о невозможности любви в мире чудовищ — людей.

  В романе — читателя ждут почти загробные тени инцеста и однополой любви — лесбийской любви.
  Но подано это так утончённо и витиевато, так нежно недосказанно, словно вас во сне поцеловал прекрасный принц с голубыми глазами, вечный непоседа ваших снов, в тёмных очках, и.. просыпаясь, вы понимаете, что это ваша кошка просто лижет ваш носик и щёчку: проголодалась.
  И кто скажет после этого, что вы — развратница? Или что развратница — ваша кошка?

  Я коллекционер таких произведений, как этот роман Бальзака.
  Поясню. В письме своей любимой — Эвелине Ганской (русской подданной, кстати), Бальзак писал, что очень недоволен своим романом.
  Так бывают недовольны.. своим грешком тайным, который прорвался наружу, словно смуглое крылышко, которое вдруг увидела ваша подруга и мило улыбнулась вам.
  Какая-то интимная и сокровенная часть души Бальзака прорезалась в этом романе, та часть души его, которая, как лунатик, на миг преодолела его судьбу и вышла как бы в стратосферу его творчества, пусть и оступаясь (литературоведы этого не поймут никогда, заметив лишь оступы крыла — в синеве).

  У Толстого таким романом является, гениальное — Семейное счастье.
  Такое нужно ценить, по хорошему, дороже, чем золото и чепуху бриллиантов — когда душа или красота, преодолевают свою судьбу, свои моральные рамки, вырываясь в надмирное, как ласточка — в космос (мой вечный страх в детстве, к слову: порой ласточки на заре так высоко залетали, что мне казалось, ещё чуть-чуть, и они крылом зачерпнут — тёмный холодок звёздного космоса, и уже не вернутся на землю).

  Бальзак, как и Набоков, интересовался темой гомосексуальности. Но в смысле творческом. Для них это был феномен двойничества и расколотости, как после удара молнии в дерево — сознания, пола.
  Если отбросить за кадр, пошляков из этой среды, (а они есть везде, и в пении и в литературе и в любви и в гомосексуализме), то эта тема и правда, космична и мистична даже.
  Я как-то наткнулся в переписке тех лет, на один странный слух о том, что Бальзак, быть может — гермафродит.
  Понятно, слухов, особенно глупых, всегда было много.

  Но есть в этом нежный блик чудесной мысли. Только представьте: единственный в мире, писатель-гермафродит, не пошлый, каким его многие представляют, а тот мистический, о котором бредил Серебряный век и Платон, в раздвоенно-крылатой природе которого, слились бы и повенчались, два пола: может потому у Бальзака такое сокровенное знание мужской и женской природы?
  И всё же тема гомосексуализма, затронута более чем косвенно: так порой на заре, уже зашедшее солнце, золотит неземным лиловым светом верхушку листвы. До мурашек на сердце..

  Зачин романа прост и стар как мир: жил был некий англичанин, очень богатый и любвеобильный.
  У него родился от одной красавицы француженки (тонкий читатель, подметит уже здесь, раздвоенность, но как отсвет национальности), прекрасный, как бог — сын.
  Которого он быстро пристроил, сбагрил. Нанял ему священника для обучения..
  А как мы знаем, в то время, под сутаной скрывались вольнодумцы и.. прелестные демонята.
  Священник хорошо просвещал юнца: водил его по проституткам, обучал его жизни, и в итоге..  мальчик разуверился в боге и в чёрте, и в людях. Он — сама себе — бог.

  Была у нашего англичанина ещё одна незаконная дочка. От испанки на сей раз: прекрасный смуглый ангел.
  Был и ещё сынок.. Бальзак упоминает о нём мельком, в одной строке, и быть может невнимательный и наивный читатель даже и не заметит.. что наш англичанин, был тем ещё развратником, ибо хотел переспать со своим сыном, (прошло уже много лет), но когда узнал, что он его сын, свистнул от сожаления.
  Мне даже кажется.. что наш англичанин, это образ — дьявола. Париж у Бальзака, как новый образ Содома и Гоморры, где бог — словно солнце, погас, и стали прозрачны и неразличимы, — красота и честь, совесть и любовь, пол и возраст, времена.

  Сын этого англичанина, — прекрасный как бог, Де Марсе (в романе Отец Горио, он снова появится и двойственная природа в нём, света и тьмы, окончательно «уравновесится» и он станет законченным негодяем — бесом), однажды встретит в апрельском парке, прекрасного смуглого ангела, с удивительными глазами, чуточку разного цвета.
  Он — денди, он привык легко побеждать девушек. Он сыт победами. Женщины уже приедаются ему, как и любовь и жизнь: душа требует — приключений и разврата!
  Эта девушка златоокая — необычна. Он сразу понимает, что она не такая как все. Она словно под конвоем, гуляет со старухой, похожей на древнего демона, и с богачом-папиком, похожим просто.. на беса (или вы думаете, бесы выглядят иначе?).
  Девушку держат в прекрасном замке, с чудесным садом.. словно в золотой клетке.

  Ах, тут закрутится чудесная и страстная история любви! Тот самый романтизм, о которым мы так все мечтает и который мы потеряли, как Эдем: тот самый нежный язык платочка, когда в женской руке, он говорит о том, о чём кричит женское сердце: это какая то утраченная телепатия женских платочков, по нежности сравнимая с цветением сакуры в женской руке.
  А эти тайные письма, посланные в замок неприступный? А переодевания, кинжалы, клятвы в вечной любви?
  Какая женщина не мечтает, что бы в этом глупом и тёмном мире, существовал хоть один мужчина, который был бы согласен умереть.. с радостью, лишь бы встретиться с ней хотя бы на час?

  Как вы догадались, этот подлец де Марсе, именно этими вечными словами искушал сердце девушки.
  Мне хочется вызвать таких подлецов на дуэль: даже по личным причинам: эти уроды, бросающиеся словами, испортили мне жизнь. Потому что женщины часто сквозь их призму смотрят на Вас. Они обесценивают слова Любви, бога, красоты, души.
  Из-за таких уродов, не верят подлинной любви и любовь распинается. Бог, воскресший в чувстве влюблённых, вновь оказывается ненужным и неузнанным… лишним, на этой глупой земле.
  О мой смуглый ангел, я был бы рад умереть не то что за ночь с тобой, неземной, или за час свидания с тобой, но даже.. даже.. просто за то, что бы нежно вдохнуть милый запах твоих каштановых волос. Или подмышечки, утром, проснувшись под твоим крылышком. Просто проснувшись.. как в первый день мира.

  Кто-то спросит: Саша.. а где же тут гомосексуализм? Или ты снова, выпил и всё перепутал?
  Дело в том… что прекрасный де Марсе, ещё пока лишь смутно догадывается, что у нашего смуглого ангела, есть кто-то ещё, кто… разбил её сердце, кого она любит, и.. главное, кто построил для неё специальные хоромы, восточную сказку, где мог бы со смуглым ангелом предаваться любви и разврату: звуконепроницаемые стены!
  Де Марсе ещё не знает.. что этот таинственный незнакомец, в которого влюблён его смуглый ангел  — девушка. И эта девушка — его сестра, по тому отцу англичанину — дьяволу.

  В этом смысле, в романе, просто запредельные шекспировские страсти, именно — шекспировские, и именно — запредельные, поднятые с земли, куда-то в стратосферу ревности и любви, и более чем странного любовного треугольника, который по сути, на метафизическом уровне, есть лишь любовь крылатого Амура — к Психее: две любви, брата и сестры, к смуглому ангелу, это любовь единого Амура, но мучительно расщеплённого в развратном Париже, забывшем о боге и чёрте, и о душе.

  А что же наша Психея? Смуглый ангел? Ах, Бальзак так тонко и изящно, без пошлости описывает изумления де Марсе, когда он узнаёт, в первую ночь любви, что девственница — может быть более искушена в любви  и сладостном разврате, чем самая опытная куртизанка.
  Скажем честно: это редкий цветочек.
  Скажем ещё более честно: этот смуглый ангел, на самом деле — не совсем девушка (как и ты, о мой московский ангел. О! Не в том смысле, как могут некоторые подумать! Мол, ты — мужчина. Нет!! Хотя я бы любил тебя... если бы была и мужчина. Твой любимый, перекрестившись и вскрикнув, убежал бы от тебя.. а я - остался бы с тобой. Видишь как сильно я тебя люблю, красавица моя? Боже, до какой чепухи я договорился в тоске по тебе..).

  Она — воплощение любви, Афродиты, пришедшая как и солнце — с Востока: она была продана своей матерью. Последовавшей за ней… как блудная мать и пропащая душа. Т.е — жизнь, искалеченная и несчастная, которая торгует любовью. А любовь — и раба и царица.
  В романе есть чудесные слова: Любовь, в сокровенной сущности своей — воровка.
  Влюблённый всегда похищает что-то: или сердце у любимого человека, или душу у неба и ада, пусть и уютного, но — ада. Ибо жизнь без Той самой любви, даже в роскошной золотой клетке — это ад.

  Это так больно, сознавать, что для подавляющего большинства людей, душа и любовь, рай — где деньги и роскошь, где — «золото».
  А подлинное золото, — Любовь (златоокая девушка), как и бог, подвергаются или глумлению, или просто, продают люди любовь, ради выгоды, как мать, свою дочку, в романе. И..  как мама Эвридики, следует за ней — в ад (к слову, новый и экзистенциальный образ в искусстве, я просто закурсивел его, чтобы он стал понятным, а то многие читатели просто свысока будут судить несчастную мать).

  Пиковый эпизод в романе, более чем интимен и экзистенциален… до нелепости трагизма, переходящего почти в фарс.
  Вы замечали, что самый изысканный и божественный вид красоты, находится часто на грани бульварности и пошлости?
  Может именно поэтому с пошлостью так часто граничит вечная красота цыганских романсов, а с бульварным чтивом, романы Достоевского или Набокова?
  Повторяю — граничат. Как горизонт событий в Чёрной дыре, ибо этот горизонт, где время и пространство, стали блаженны, мерцают немыслимым светом: дай сюжеты Достоевского или Набокова, 1000000 других писателей, даже чудесных, и выйдет безупречная пошлость, как и у тех пошляков, кто их критикует, а у них — некое присутствие божества чувствуется.

  Может потому что бог, и Любовь, переодетые и неузнанные в рубище, ходят по бульварам и пошлости, там — где страдает душа человека и любовь, красота?
  Так Андрей Платонов любил спускаться в кабаки и пить с проститутками и несчастными, грязными мужиками, которых чурались «интеллигенты», соприкасаясь с их страдающей, изувеченной душой. Жена Платонова безумно ревновала к его «походам». А почему? По тем же канонам: большинство мужиков — мудчин, извлекали бы из этого свою сладострастную выгоду. Беда жизни и любви в том, что в мире есть души-лунатики, отличающиеся от других. Жена Платонова поняла это только после его смерти.
  Так и Бальзак, нарочно создал шедевр, на грани неба и милой пошлости бульварного чтива.

  И я даже не о том моменте, когда де Марсе, в разгар любовных ласк со смуглым ангелом, в преддверии оргазма (в 19 веке нужно было почти пол страницы, чтобы изящно завуалировать слово — оргазм. А у нас, лучше что ли? Порой вся жизнь уходит на то, чтобы любимый человек услышал.. расслышал, всего одно слово: люблю.), слышит, как с блаженных и побледневших уст смуглого ангела, срывается, как лепесток с розы, в небо, словно эта роза — в космосе, странное и нежное слово: О, Марикита…

  Разумеется, страстный и ревнивый де Марсе, подумал, как Отелло, что его любимая, тоже, в преддверии оргазма, выкрикнула имя своего любовника.
  Это больно.. очень. Так можно и убить — словом.
  Но фишка этого эпизода в том, что Бальзак гениально подметил метафизическую трагедию ревности, и недоверия в любви, убивающую любовь. Фактически, убивающую — себя. Ибо в любви мы — любовь, наше бытие — выше нас, дальше нас — любовь.
  Во первых, де Марсе ещё не знает, что он фактически ревнует не к мужчине, а к женщине, и эта женщина — его сестра, влюблённая в его смуглого ангела.
  Т.е. и на этом уровне он как бы ревнует к себе же. К своей крови… что в этот миг, его кровь и кровь его сестры, нежно, как бы взявшись за руки, входят в смуглого ангела.

  Во вторых, и тут не менее интересно и трагично: загуглив, я узнал, что Марикита, это не имя, а — божья коровка. Так в Испании ласково называют высшее состояние счастья и любви.
  Боже мой… милый смуглый ангел, несчастная девушка, была верна де Марса, как никогда, она молила его увести её на далёкий остров, и она будет его рабой и подарит всю себя.. и он даже на миг поверил этой любви и эта любовь словно бы стала исцелять его от тьмы и чёрствого сердца, и этот возглас смуглого ангела, был фактически высшим порывом страстной преданности и любви к де Марсе, а он… он, эти слова любви, пусть и на другом языке, расценил как измену и имя любовника.

  И всё окончилось кровавой трагедией, какая не снилась и Достоевскому в Идиоте.
  Это урок всем нам. Пусть мы порой говорим на разных языках, особенно — в гневе, ссоре, в любви, но если доверяешь любимому, и как бы преодолеваешь свою судьбу, выходя за её пределы, за пределы фатума своего тела и души, то ничто не сможет вас разлучить: потому что ваши души в этот миг — венчаются на небесах.
  Правда, мой смуглый ангел? Наши души ведь были задуманы на небесах?
  Твоя то точно..

  Кстати, в конце романа, в самой последней строке — есть стилистическая и чудовищная ошибка.
  Я случайно понял, что это ошибка. Благодаря моему чувству вкуса. Быть может это единственное, что у меня развито очень хорошо: нет ни таланта особого, ни жизни, ни здоровья… зато чувство вкуса — безупречное.
  Благодаря ему я увидел тебя, о мой смуглый ангел, лучшую и самую прекрасную женщину в Москве и московской области..

  В конце романа, де Марсе говорит, что Златоокая девушка умерла от чахотки.
  Это не спойлер, читателя удивит концовка. Просто я не поверил, что Бальзак мог так линейно и пошло поставить точку: он должен был сказать что-то про грудь, а не про банальную чахотку (ошибка советских переводчиков).
  Заглянул в оригинал романа Бальзака. И.. бинго! Сорвал джек пот. В оригинале, стоит двойственное слово — de la poitrine.
  На вопрос друга де Марсе: от чего умерла девушка?
  Он отвечает, по идее: от чего связанного с грудью.
  Насколько я знаю французский, это слово иногда обозначает и сердце.
  А от чего может умереть женщина? От разбитого сердца..
  Чахотка, это так, пенка смысла, чудесно связанная с кровью, не более.

  В заключении рецензии скажу лишь, что роман Бальзака — экзистенциальная версия мифа об Амуре и Психее. Больше известная в России, как Сказка об Аленьком цветочке.
  Но у Бальзака, вместо цветочка — нож, в красной крови, растущий из груди (для любви вполне привычное место, не так ли?).
  Вместо чудовища… два чудовища: брат и сестра, влюблённые в одного смуглого московского ангела.
  Тьфу ты, просто, в смуглого ангела, простите.
  Бальзак верен мифу даже в малом, но дивно переворачивает его: в мифе, как мы помним, Психея поселилась в зачарованном замке своего незримого суженого, и он к ней приходил в постель по ночам.

  Она не знала, кто он. Чудовище иди красавец. Она чувствовала его нежность неземную и была счастлива.
  В романе, по приказу смуглого ангела, Де Мерсе завязывают глаза и увозят по ночам к златоокой девушке: там и там момент невиденья.
  У влюблённых Бальзака был шанс, на неземную любовь, которая приближается к земле, раз в несколько сотен лет, словно таинственная комета. У де Марсе был шанс коснуться в лице любимой — подлинной бесконечности и неба.
  Он этот шанс упустил, поверив демонам своей ревности, а не раю в своих объятиях.
  Давайте верить своему сердцу и любви, а не мимолётным демонам и чудовищам нашего сердца.
  Иначе у любви просто нет шансов на этой глупой и холодной земле.

  44

  744