Детство. В людях. Мои университеты. Пьесы

Скворцу, отнятому ею у кота, она обрезала сломанное крыло, а на место откушенной ноги ловко пристроила деревяшку и, вылечив птицу, учила ее говорить. Стоит, бывало, целый час перед клеткой на косяке окна - большой такой, добрый зверь - и густым голосом твердит переимчивой, черной, как уголь, птице:
- Ну, проси: скворушке - кашки!
Скворец, скосив на шее круглый живой глаз юмориста, стучит деревяшкой о тонкое дно клетки, вытягивает шею и свистит иволгой, передразнивает сойку, кукушку, старается мяукнуть кошкой, подрадает вою собаки, а человечья речь - не дается ему.
- Да ты не балуй! - серьезно говорит ему бабушка. - Ты говори: скворушке - кашки!
Черная обезьяна в перьях оглушительно орет что-то похожее на слова бабушки, - старуха смеется радостно, дает птице просяной каши с пальца и говорит:
- Я тебя, шельму, знаю; притворяшка ты - все можешь, все умеешь!
И ведь выучила скворца: через некоторое время он довольно ясно просил каши, а завидя бабушку, тянул что-то похожее на - "Дра-астуй...".
Сначала он висел в комнате деда, но скоро дел изгнал его к нам, на чердак, потому что скворец выучился дразнить дедушку; дед внятно произносит слова молитв, а птица, просунув восковоф желтый нос между палочек клетки, высвистывает:
- Тью, тью, тью-иррь, ту-иррь, ти-и-рь,  тью-уу!
Деду показалось обидным это; однажды он, прервав молитву, топнул ногой и закричал свирепо:
- Убери его, дьявола, - убью!