Проза писателей Латинской Америки

Дела мы делаем, но рассказать, какие они, затруднительно, — разве передать, что для нас значит мучительное беспокойство в ожидании делания дел, что для нас значат неожиданности, которые намного важнее самих результатов, и поражения, когда вся семья, подобно карточному домику, валится на пол, и дни напролёт слышны одни только аханья да оханья, а иногда и хохот. Пытаться рассказать обо всём, что мы делаем, всё равно что попытаться выровнять все колдобины в городе, потому что мы то бедны, то арестованы, то больны, иногда кто-то из нас умирает или, как ни прискорбно говорить об этом, предаёт, отрекается либо того хуже — входит в Налоговое управление.

Целый час, думаю, мы играли запоем, только для самих себя, и были дьявольски счастливы… Майлз играл что-то поразительно прекрасное – я чуть со стула не свалился, а потом сам заиграл, закрыл глаза и полетел. Бруно, клянусь, я летел… И слышал, будто где-то далеко-далеко, но в то же время внутри меня самого или рядом со мной кто-то растет… Нет, не кто-то, не так… А я был словно рядом с самим собой, и для меня не существовало ни Нью-Йорка, ни, главное, времени, ни «потом»… Не существовало никакого «потом»… На какой-то миг было лишь «всегда». И невдомек мне, что все это – ложь, что так случилось из-за музыки, она меня унесла, закружила… И только кончил играть – ведь когда-нибудь надо было кончить, бедняга Холл уже доходил за роялем, – в этот самый момент я опять упал в самого себя…