
Нескучная история (русская история до 1917 в романах и повестях)
myyshka
- 1 749 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Юная прусская принцесса – чопорный отец, жадная мать, толпа царственной родни из карликовых королевств, главным образом кусачих девчонок и визгливых пацанов, - вытаскивает из барабана жизненной лотереи самый чумной билет. Вместе с наиболее истеричным и забитым (в прямом смысле) из визгливых пацанов, дурачком и кошкодавом, она отправится в далекую холодную Россию, где холодно, страшно и медведи. Но первый же русский взгляд из-под косой пряди спихивает принцессу в другой регистр – где важнее всего спокойное бешенство в глазах, созвучность вою ветра и звезда с правильной стороны. Принцесса зубрит русский язык и православный канон, дворцовые понятия и половые правила, методом тыка осваивает последовательность, в которой следует двигать бумагами, деньгами, слугами, войсками и любовниками – и становится великой императрицей великой страны.
Исторические романы почти всегда безнадежно сиюминутны. Автор может истово пытаться булькнуть в эпоху макушечкой, размахивать узкоспециальным интересом к великому деятелю, или, наоборот, свистеть про гвоздь сюжета, на котором болтается всяко баловство – все равно выходит призьма, сквозь которую видать в основном «здесь и сейчас» автора, а потом уже декорации, гвозди да фрагментик шнуровки.
Симашко, конечно, не Пикуль, с которым его время от времени с обидой сравнивали – се, мол, человече, со слогом, мыслью и душой, отчего и славы нет, и тиражи помельче, и изнемогает в своих степях, а не на Рижском взморье, как некоторые. И «Семирамида», конечно, не ответ мегапопулярному «Фавориту» под лозунгом «А вот как было на самом деле». Но оба отталкивались от одной и той же современной стеночки с корявой надписью «Богатыри не вы» - и с сопоставимым результатом. Довольно обидным. Нормальный читатель извлечет из «Семирамиды» куда меньше лулзов, чем из «Фаворита» - а извлеченное будет сводиться к банальностям про хорошую плеть, богоносный народ и весь мир бардак, про хитрых баб, обмануть которых можно, лишь если они сами того хотят – и про то, что ежели национальный лидер решил спасти страну, то пусть уже он это сделает в конце концов.
Морис Симашко был мощным прозаиком и безжалостным мудрецом, который возился себе в скучной восточной пыли, а потом выдергивал из нее невыносимо прекрасную палицу и сносил зазевавшегося читателя с ног. Сочетание жесткого сюжета, плотного и будто резного по кости слога со звериным спокойствием зачаровывало, а зарифмованность чужих совершенно страстей, персидских, египетских да революционнотуркестанских, с актуальным мелкотравчатым нашим бытом ввергала в нервную раздумчивость. «Семирамида» стал первым романом Симашко на русскую тему – и вот тут-то, казалось бы. Ан нет.
Формально все на месте – стиль, слог, сюжет и хладнокровие, как и несколько вычурная, но внятная композиция (в первой книге три равномерно чередующихся повествовательных линии, во второй – «косичка» из нарастающего набора новых героев). И в любом случае «Семирамида» шутя бьет любую из десятка читанных мною художественных книжек про восхождение принцессы Фике и прочие ее вольтерьянства. Но авторы тех книг либо сосредотачивались на малом участке богатущей жизни Екатерины, либо пытались взять всю наличную фактуру с наскока. Симашко решил совместить обе задачи методом художественного перескока, в рамках которого всякое событие возникает, лишь коснувшись мысли императрицы, да тут же и гаснет, уступив место новому не событию даже, а размышлению о косой пряди, спокойном бешенстве да русском ветре. В итоге дворцовый переворот укладывается в полтора десятка страниц, пугачевский бунт – в десяток, иному фавориту хватает абзаца, при этом большинство героев стирается с сюжетной доски лихо и навсегда.
Так оно, конечно, в истории и было. И хорошо тем, кто стертых более-менее со школы помнит.
Остальные пусть историю учат.

Книга с высочайшей степенью информативности, вместе с тем чрезвычайно своеобразная в художественном плане. Плотность действия настолько зашкаливает, что возникает ложное ощущение полного отсутствия всяческого действия, есть как будто лишь рефлексия над действиями, событиями и переживаниями. Рефлексия вроде бы Екатерины, но момент, когда рефлексия Екатерины переходит в рефлексию автора и обратно в рефлексию Екатерины, бывает неуловим, хоть текст и поделен, причём иногда на весьма краткие подразделы не более 2 - 3 страниц. Много мудрых мыслей философского, патриотического характера, при этом совершенно нет какой-либо фобии по отношению к Западу, Симашко вполне справедливо пишет о вредоносности тотальной самоизоляции для самого патриотизма как идеи, о том, что враги государства Российского всегда готовы эффективно использовать в своих целях эту самоизоляцию. (Тут нужно сказать, что я выразил его мысль для краткости, возможно, излишне блекло, скорее всего, даже переборщил с канцеляризмом, его слогом всё описано куда стройнее и доходчивее, будет интерес - постарайтесь прочесть первую часть Семирамиды, чтение интересное.)
Наиболее спорным моментом книги кажется подача образа канцлера А. П. Бестужева- Рюмина. Спорным не в том смысле, что я хочу поспорить с Симашко и отстоять своё определённое видение этого самого канцлера, но в том смысле, что фигура Бестужева представляется наиболее колоритной фигурой вообще всей эпохи перехода от Елизаветы к Екатерине. Фигура крайне противоречивая. Симашко предлагает считать его хоть и довольно корыстолюбивым человеком, склонным к мздоимству в определённых случаях, но при этом умеющим сделать так, чтобы мздоимство это никак не шло во зло государству. Бестужев кажется Симашко вполне достойным государственным деятелем, коему помехой являются абсолютно антирусский наследник Пётр III и проавстрийская партия Лестока, медика Елизаветы Петровны.
Но есть ныне и иные точки зрения (противоположные воззрениям Симашко, как я их понимаю), представляющие Бестужева злым гением России, хапнувшем взятку от Англии в тот момент, когда Англия ещё была врагом Пруссии. Это заставило Россию ввязаться в ненужную ей якобы войну против Пруссии, а тем временем Англия с Пруссией прекрасно замирились, а Бестужев остался у разбитого корыта и подвергся разоблачительному елизаветинскому следствию.
---
Тому, кто не до конца понял, что я тут так невнятно и поверхностно упоминаю, могу только посоветовать найти в энциклопедиях, или в более серьёзных трудах, что такое Уайтхоллский договор 1756 года, а также, что такое дипломатическая революция января 1756 года. За этими терминами скрывается военная и дипломатическая общеевропейская предыстория Семилетней войны 1756 - 1763 годов. Подробное объяснение сего предмета как-то не очень вписывается в формат рецензии на художественное произведение, да и признаюсь, не считаю себя особо глубоким специалистом по истории дипломатии 18 века, пока всего лишь учусь...
---
Но, хитрюга и проныра, отделался всего-то кратковременной и необременительной ссылкой, а после смерти Елизаветы и антипетровского переворота, осуществлённого Екатериной в союзе с гвардией и либеральничающими аристократами Паниными, вовсе преспокойно вернулся в Петербург...
Я тут уделил непропорционально много места разбору своих представлений об образе Бестужева в книге ''Семирамида''. Но центральным персонажем безусловно является Екатерина. Её характер представлен психологически глубоко и достойно. Важен упорно повторяющийся символ ветра, рефрен ветра как образ её неуклонного возвышения от захудалой немецкой мелкой аристократки к русской владычице. Путь от не-влиятельной (лучше эпитета подобрать никак не могу, хотя от чего-то кажется, что есть эпитет чуточку точнее и лучше) немки к достойной наследнице Петра Великого, и похожей, и очень непохожей на него. Она была именно что другая, другая в методах, но желала быть не менее великой, чем он. При Елизавете она особо остро понимала, насколько идеал отца был важен для царицы, но методы брала и у лучших европейских философов того времени, и творчески преобразовывала на русской почве, и умела не казаться, но быть благодетельницей для своих новых подданных. Так, во всяком случае, рисует образ Екатерины Морис Симашко, мудрый и тонкий советский историк, философ и поэт, даром что стилистически не совсем ''мой''.
На 1763 годе остановился я в чтении романа глубокоуважаемого Мориса Давидовича Симашко, поскольку... трудно объяснить. Чтение и нравилось, и не нравилось, обилие сложносочинённых часто повторяющихся рефренов замедлением темпа отбивало охоту читать, крайне увлекательный исторический материал, и некоторые размышления над духом истории и эпохи наоборот привлекали...
В конце концов, решил почитать о екатерининском времени что-то другое. И тут моё внимание привлёк Бушков Александр Александрович. Вероятно, странноватый выбор, но об этом, возможно, постараюсь порассуждать обстоятельнее в одной из следующих рецензий...

Повесть посвящена малоисследованной советской историей теме — штрафным батальонам…
Одноименный фильм был просмотрен очень давно и несколько раз, а повесть прочитана только сейчас. Тяжелое произведение. Побольше бы про ту войну именно таких, правдивых, трагичных, но в то же время и светлых. Именно такие вещи запоминаются и впоследствии перечитываются.
По своему духу повесть очень похожа на "Гусара" Артуро Переса-Реверте.
И, имхо, сугубо мужская книга.

Раз так вот на станции идет с патрулем дежурный лейтенант. Судьба известная. Простой взводный, и связей у него нигде. Вдруг из проходящего поезда сержант: так и так, мол, товарищ лейтенант, деньги потерял. Не можете ли выдать казенных двести рублей, сразу по приезду пришлю. А у лейтенанта свои как раз были, в карты там выиграл или чего еще. «На — говорит, — тебе мои!» Тот поблагодарил, аккуратно все записал в книжечку: имя отчество, номер части и уехал.
Лейтенант и думать забыл, как вдруг перевод. И приписка к нему: спасибо за доверие, но это еще не все. В самое ближайшее время ждите счастливого изменения судьбы. И точно, проходит месяц, вдруг внеочередной приказ: такому то — присвоить старшего лейтенанта. Через два месяца еще приказ — капитана, потом майора.
И года не прошло, стал мужик полковником. Затем опять получает письмо: помните, мол, того сержанта, которому двести рублей не побоялись дать взаймы. А был тот сержант писарь простой из главного штаба…


















Другие издания


