Чевенгур. Котлован. Рассказы

Роман "Чевенгур" советского писателя Андрея Платоновича Платонова по праву можно называть не просто одним из самых странных произведений советской прозы, но и уникальным аутентичным творением всей мировой литературы. Нельзя сказать, что именно этот, хоть и являющийся единственным во всем творчестве роман, Платонова является его главным произведением, напротив, во многих отношениях он проигрывает малой форме, но как минимум именно "Чевенгур" в наиболее завершенном виде репрезентировал идеологию писателя и изобразил его вселенную под одной обложкой.

Условно все творчество Платонова делится на две части - в одной он повествует о человеке, в другой рассматривает общество. Социум в произведениях автора глубже всего анализируется в трех произведениях - легендарной повести "Котлован", повести "Джан" и наконец романе "Чевенгур". Все три опуса являются по сути единым произведением, рассматривающим общество со всех имеющихся граней, при этом каждая часть кардинально отличается от остальных.

В "Джане" Платонов рисует перед читателем угнетающую картину тотального запустения, вселенского обнищания одной из малых народностей где-то в глубинах средней Азии. Народу под названием "Джан" уже не нужно ни всеобщего равенства и братства, ни прав и свобод, даже пища для него является предметом строгой необходимости и принимается чисто рефлексивно безо всякой цели и смысла к дальнейшему существованию. И этот нищий, уже давно умерший народ, скитающийся призраком по пустыням, пытается спасти главный герой повести - юный коммунист, получивший партийное задание.

Несмотря на тот факт, что автор является защитником и пропагандистом коммунизма, ему принципиально важно показать, что в мире существуют свои уникальные культуры и формы жизни, которые невозможно выровнять по одной гребенке коллективизации. С точки зрения писателя коммунизм и общность (как локальная так и космополитическая) прежде всего должны найти свою собственную, аутентичную форму синтеза и взаимопонимания - любая форма огульного насаждения чуждой идеологии даже с благими целями оборачивается полным провалом. Для Платонова принципиально важно найти тот сложный, уникальный, незримый путь в будущее, т.к. сам он, и это особенно чувствуется по многим философским пассажам, ясно понимал, что именно коммунизм является единственным решением сложившейся социальной ситуации.

В "Котловане" тема общественного благоустройства продолжается. Однако на сей раз Платонов заостряет свое внимание не на обществе в целом, а на составляющих его индивидах. Если народ Джан представлял из себя единое целое со своим мистическим коллективным бессознательным, то в "Котловане" оно разбивается на множество осколков-личностей, где каждый ищет свой путь и место в мире. За исключением "Записок из подполья" сложно найти литературное произведение во всем мировом наследии, которое было бы еще больше пропитано тоской экзистценциализма, бесцельностью существования и холодом одиночества посреди бескрайней равнодушной вселенной. Платонов в повести вновь и вновь обращается к идее о том, что все материальное существование - упорный труд, строительство, накопительство и прочее - является реакцией на бесконечную душевную пустоту. После падения всех трансцендентных сущностей, человек уже забыл что значит быть в мире и быть его частью. Отныне он присутствует как сторонний наблюдатель или пассажир, чью грудь раздирает тоска бессилия и одиночества. Против последних, им придумываются разнообразные идеи, вроде близящегося всеобщего счастья, разумного общественного устройства, однако жизнь снова и снова оказывается сильнее, оставляя покинутого индивида возле руин собственных надежд.

Роман "Чевенгур" является собой именно такое воплотившееся крушение всех трансцендентных надежд и упований, представленное воочию. Сюжет крутится вокруг псевдокоммуннистического общества, ограниченного рамками локальной сельской местности где-то на юге России. Герои истории преисполнены уверенности в том, что образовавшееся общество уже достигло абсолютной гармонии. Труд и эксплуатация в нем отменены, за всех работает солнце, а в деньгах и частной собственности никто не нуждается, т.к. никто не имеет ни первого ни второго. Стоит отметить, что персонажи просто ослеплены собственной идеологией - они беззаветно преданы коммунистическим формулам и идеалам отцов революции и за счастье ближнего с радостью готовы пожертвовать собой.

Платонов мастерской рукой создает амбивалентное отношение читателя по отношению к действующим лицам. С одной стороны, он понимает их искренность и "чистоту сердечного ощущения", но с другой ясно видит, что при отсутствии рационального и теоретического устройства, стихийно возникший социум обречен на скоропостижное и неизбежное угасание. В "Чевенгуре" Платонов снова пытается найти некую золотую середину. С одной стороны он выписывает невероятно сильных, душевных, готовых на героические поступки личностей, а с другой рисует сложнейший механизм окружающего мира и жестокой действительности, в которой героям необходимо искать свой собственный уникальный путь развития. Вопрос который ставит Платонов в первую очередь - достаточно ли велика идея коммунизма для русского сердца, сможет ли она вместить его в себя? Ведь его герои постоянно тоскуют и томятся по чему-то высшему, сверхмировому и саму идею коммунизма, взаимопомощи и братства одухотворяют всей душой, как бы гиперболизируя первоначально содержащуюся в нем идею до крайне степени, в связи с чем выходит нечто очень далекое от первоначальной задумки.

В "Чевенгуре" практически нет никакого сюжетного развития (как его не было и в повестях "Котлован" или "Джан"). Платонов слишком велик для своего времени, чтобы останавливаться только в области голого реализма и материалистической драматургии действия (хотя гениальное "Возращение" говорит, что он бы мог достичь многого). Его область находится где-то между, в невидимом зазоре между трансцендентностью и материальностью. Все персонажи сплошь странники, пытающиеся найти в этом междумирье какой-то приют. Они пробегают все расстояние от чистейшего сентиментализма до рабского труда и бесконечной покорности перед бытием, но всюду видят только одно - пустоту. Уже поздно становиться реалистом или философом. Чтобы выжить нужно быть отчасти Дон Кихотом, как герой Копенкин, который идеализирует свои мечты о Розе Люксембург и живет только ею, то и дело впадая в помешательство.

Платонов и воспевает и ненавидит тот факт, что герои живут в зеркальных лабиринтах собственной субъективности, однако он ясно понимает, что это заложено в самом существе человека, а человеческую природу он ценит и уважает. Но еще больше человеческой Платонов уважает природу техники. Для него понятие Хайдеггера "постав" - т.е. душа технологий, является основополагающим. Техника является одним из тех мостов, которым люди ходят к матери природе, однако уважая и чтя свою прародительницу. А вот чего по настоящему не хватает, и сам Платонов это безоговорочно признает - моста между человеком и человеком. С присущей автору искренностью, он отчаянно пытается найти выход для своих героев из одиночных камер собственного существования. Но едва вселяя в читателю небольшую толику веры в какую-либо идею, он тут же спешит опровергнуть сам себя, наглядно показывая, что душа куда глубже и самобытней любой формулы всеобщего счастья или непреложных законов самого бытия.

Эстетический восторг, который испытываешь при погружении в уникальный стиль повести, жутко контрастирует с чёрной безысходностью повествования. Платоновский самобытный слог рисует реальность до такой степени достоверности, что уже не верится в её настоящесть. «Котлован» предстаёт некоей притчей, мифом, карикатурой, антиутопией, при этом остаётся предельно реалистическим — и неизбывно горестным — произведением. Честно, не припомню более беспросветно серой, гнетущей, мрачной атмосферы в литературном произведении.

Безрадостная картина жизни. Строить котлованы и создавать колхозы. Радость по приказу. Нищета и голод. Рабочий — ничто. Человек — тело. Жертвы во имя светлого будущего. Только труд, труд, труд, иступляющий до бесчувствия и хруста в костях. Жизнь без мыслей, без эмоций — существование для пользы. Смерть как избавление. И умирающий ребёнок как символ гибнущего будущего, результат неверно выбранных методов построения счастья для народа. Страшная, жуткая книга. Пророческая. В каждой строчке невыносимая боль автора от того, во что превратили веру и надежду народа, как извратили мечту о новом, справедливом мире.

«Котлован»— одновременно сложная и простая для понимания книга. Но вне зависимости от восприятия — знаковая, вневременная.

Котлован, конечно, повесть гениальная. Перечитывала, потому что в 16 лет книга была в любимых. Но я совершенно забыла, насколько она тяжёлая, неповоротливая, тленная и безысходная. Ещё и пришлась на моё нестабильное внутреннее состояние, закопала в этот котлован даже не по горло, а по самую макушку.

Не отметить её мощное влияние на читателя, прекрасный в своей ломаной простоте платоновский язык, шикарные пласты антисоциализма и метафизики было бы неблагодарно. И я как Вощев, тщетно мечусь по земле за неимением истины, это мой любимый персонаж повести. Котлован читается как страшная и взрослая сказка на ночь, чтобы хотя бы сны после неё были невыносимее реальности. У героев нет покоя и живого жизненного смысла, который ценился бы всем существом. Они потеряны для себя, прикрываются изнуряющей работой и навязанными идеалами, что аллегорично и гротескно ложится как на историческую основу работы, так и на обыкновенный человеческий путь. Например, на мой. Я рою этот Котлован ежедневно, потому что моей внутренней измученной бесконечности нет иного выхода. Книга для отчаявшихся, щемящая и промёрзлая. Объективно хороша, субъективно шедевральна.

Очень тяжелое и неоднозначное произведение, поселившее во мне безоговорочную печаль и страдальческое уныние.

Повесть тяжела для восприятия с первых предложений для пока ничего непонимающего читателя из-за своеобразного слога А.Платонова - взгляд постоянно "спотыкается" на кажущихся не к месту эпитетах и аллегориях, которые скорее усложняют картину или кажутся попросту ненужными. Впоследствии к такому стилю привыкаешь, но удовольствие от чтения получить будет неимоверно сложно - мне приходилось по нескольку раз перечитывать абзацы, потому как отвлечься хоть на минуту, значило вновь преодолевать пару страниц, а текст усваивался в сознании только при крайне скрупулезном вчитывании в каждую деталь.

Что касается содержания... Оно раздавит вас. Разруха, голод, страх, сомнения, смерть вперемешку с надеждой на светлое будущее и окрыляющим энтузиазмом, который больше смахивает на истерически фанатичную веру. Поиск смысла столь бренного существования, какой-то цели в жизни, ради которой вся эта окружающая нелогичная несуразица примет хоть какие-то черты нормальности и завершенности, поиск предназначения и высшей истины. Люди, у которых почва выбита из-под ног и которым не к чему идти и не к кому прижаться. Холод физический и душевный, высшая точка напряжения сил. И смерть вокруг, несправедливая, не признающая никаких идеологий, забирающая и капиталистов, и коммунистов, и буржуев, и пролетариев, ищущих и уже обретших.
Меткие, пронзительные сцены, резкие, въедливые диалоги, уже расхватанные на цитаты, все это будоражит, выводит из спячки, теребит за шкирку, как нашкодившего котенка. В чем, где твой смысл жизни? Почему ты не роешь котлован для всеобщего блага? В общем, всклокоченное ощущение человеческой трагедии и почему-то чувство вины или стыда. За что? Семена горечи да взойдут во мне.

Непредсказуемый роман. Он начинается как изображение определенного среза общества во время гражданской войны – мужчины, женщины, дети. Особенное место в начале повествование занимают два сводных брата - Сашка и Прошка. История маленького Сашки Дванова описана с болью, с тоской. Его неустроенное и несчастное детство, его желание закопаться в могилу к отцу и изгнание из «дома» вызывают сострадание, сочувствие. Однако, весь реализм начального повествования неожиданно меняет вектор, и именно в тот момент когда Дванов взрослеет и оказывается в когтях гражданской войны, тон повествования становится сюрреалистичным, а роман «Чевенгур» превращается чуть ли не в сатирическое произведение. Ирония автора, как по мне, заключается в том, что именно в тот момент, когда люди испытывают крайние формы ужаса и кошмара в годы гражданской войны, Платонов интеллектуально шутит, забавляется, вводит абсурд и сюрреализм. Этот ход меня впечатлил, для меня это был эффект разорвавшейся бомбы.

Как история сироты превратилась в похождения Дон Кихота? Приключения двух героев по разрушенной, потерянной стране, где в каждой деревушке пытаются найти смысл жизни. И как потом похождения Дон Кихота превратились в социалистический утопизм Чевенгура?

Всё безумие началось со слов главного героя, мол, а где социализм? Этот вопрос разрушил его «обыденную» жизнь и он отправился на поиски настоящего социализма, безумия, фантазии, чуда, стараясь преобразить жизни людей.

Один из самых поразительных моментов книги для меня был эпизод расстрела буржуазии Чевенгура. Бесчеловечность и кошмар действий коммунистов был облечен в форму вполне обычных и правильных событий. Слова главного героя о том, что душа находится в горле и поэтому нужно стрелять буржуям именно в горло, подводит к осознанию безумия не только событий, но и героев романа.

В городе после зачистки и наступления коммунизма осталось лишь 10 человек. Сперва мне показалось, что автор хочет показать, что при 10 человеческих единицах только и возможен коммунизм. И герой Кирей каждое утро выгоняет свой пулемет на возвышенность дабы охранить этот коммунизм. Впоследствии всё-таки явились иные люди, которые несколько увеличили численность жителей Чевенгура.

В своих размышлениях и идеях герои романа доходят до крайности, до сумасшествия.

Автор метко высмеивает административно-приказную систему СССР. Указывая, что всё можно организовать и душу, и счастье, и радость, и горе. Всё организуется правильными действиями революционных пролетариев. Интересно, что ближе к концу книги, когда коммунизм свершается, то руководители ревкома складывают с себя полномочия и говорят, что вот теперь всё будет хорошо без каких-либо действий. Еда сама появится, тепло тоже, ведь коммунизм же наступил. При коммунизме еда сама в рот запрыгивает, а солнце греет круглый год, зима же упраздняется.

При коммунизме делать ничего не надо, счастье само придёт. Для кого-то пища в достатке, для кого-то женщины, но при коммунизме это все будет само собой без усилий. А труд это вредное занятие, труд приводит к появлению собственности, а появление собственности к социальному неравенству, что недозволительно.

Таким образом, труд это орудие буржуазии и трудиться невозможно для истинного коммуниста.

Во время чтения, не отпускало ощущение схожести «Чевенгура» с работами Пелевиным. Чувство, что Пелевин, в лучших его проявлениях, вырос из Платонова. Многое в ритмике произведения, в его художественности было словно заложено в лучшие работы Пелевина, особенно в «Чапаеве и пустоте». В одном из интервью у Пелевина спрашивали про Платонова, но «великий и ужасный» отмолчался никак не прокомментировав вопрос. Общий настрой, тон «Чевенгура» и «Чапаева и пустоты» сложно не заметить.

Особенного внимания заслуживает так называемый «язык Платонова». Нарочитое вкрапление в текст романа просторечных или упрощённых слов, неожиданных оборотов и странных словосочетаний. Всё это выглядит так органично и хорошо, что доставляет огромное удовольствие во время чтения.

Или

Такая неправильная речь, возможно, кому-то не очень понравится и будет восприниматься, как затрудняющая чтение, но на меня она произвела обратное впечатление. Не отпускала и вызывала удовольствие до самого конца.

Некоторые критики называют этот роман прокоммунистическим, некоторые анти. По мне, здесь так много насмешек и издевок над большевизмом и революцией, что будь я коммунистом, то повторил бы слова, которые приписывают Сталину - талантливый писатель, но сволочь. В то же время, насмешки эти, не злые и не обличительные, а серьёзные и интеллектуальные, замешанные на философском доведении до абсурда постулатов революции и коммунизма. Это не писал антисоветский писатель, а скорее свой - коммунист. И шутки эти для «своих», а не для «чужих» и, как мне кажется, не против советской власти.

Вообще я против суждений в духе - автор пишет против большевизма, против СССР или наоборот – за. Искусство нельзя делить по политическому критерию, это пошло и уместно только для политиков и прочих обманщиков. Стоящее искусство стоит вне этих пределов и в данном случае, сам Платонов наверняка был очень удивлён, когда его записали "контрреволюционную падаль" и "антисоветчика".

Для того чтобы оценить эту повесть, нужно понять с какой точки зрения, собственно, оценку ставить. С точки зрения языка? У Андрея Платонова язык необычный и умалять его достоинств я не буду – здесь всё на высшем уровне. С точки зрения хода повествования и того КАКИЕ герои – здесь у меня всегда трудности с Платоновым, ибо для меня его персонажи зачастую странные и понять мне их трудно (ясно дело, время такое) – здесь я высшую оценку поставить не могу из-за просто субъективного мнения. И третье – суть произведения. Идея мне очень понравилась: яркая, остроумная сатира на коллективизацию. И я бы с удовольствием смеялась над всей повестью, но как только на моём лице появлялась улыбка, так сразу приходило осознание того, что гротеск-то есть, да только, к сожалению, очень приближен к реальности…
Есть люди, «винтики», как известно, и вот вместе они сила, а один ничего не стоит, и если кто выйдет из слаженного строя – его легко заменят. Но обычный народ и объяснить-то не может для чего живёт.

Без бумажки ты … тоже известно кто.

В мире всегда есть люди, которые не знают чем себя занять, а потому находятся всегда в обществе и боятся остаться один. Мне всегда жаль тех, кто не выносит одиночества, а в этой повести все такие и это страшно.

Можно ещё много писать о том, что страшно и что как бы сатирично не было написано, а смеяться трудно. Но я напишу о ещё одном, самом трудном для меня, – о судьбе ребёнка. Девочка Настя в этой повести с малолетства знает в каком мире живёт, она играет в кости мамы, а игрушки складывает в гробик. Жизнь маленького человека в эпоху коллективизма для партии надежда на светлое будущее, а для самого ребёнка смерть уже с самого рождения…

Повесть хороша и остроумна, но как же её оценить здесь, в цифровом виде, звёздочками, я не знаю, да и важно ли это?!

Теперь я знаю, откуда есть пошел этот неприятный говорок, встречающийся почему-то часто в книгах наших «постсоветских» писателей. Вот, наверное, родоначальник. Но здесь эта причудливая речь, в основе которой канцеляризмы периода обострения (т.е. раннего своего периода) и новояз, положенные на вдумчивую крестьянскую манеру, неожиданно органична и уместна, неотделима от общего настроения и сюжета.
Потому что в жизни та же сушь и те же причудливые сочетания: инвалид, время от времени сыплющий удары в лицо собеседника, важный пенсионер, задумывающийся рабочий, высокоорганизованная скотина… Всё задыхается от отсутствия смысла, отсутствия красоты и даже жалость приобретает уродливые черты.
Только редко-редко всколыхнет одинокую травинку ветер из прошлого, потянет теплым жилым запахом, и смягчится лицо, остановит человек свою отчаянную работу. Но поймать, задержать воспоминание он уже не в силах – нет теперь прошлого, умерло будущее, осталась безумная работа, да тоска – особенно страшная потому, что уже и не понятно, по кому (по чему) тоскуешь.

В 11 классе мы проходили по литературе повесть "Котлован". И эту повесть мне нужно было осилить за один вечер. И вот я села читать. "Какой кошмар!" - думала я, читая половину повести, - "Что за язык? Мне не нравится!". Да, каюсь, у меня есть большие пробелы знаний в истории и я плохо понимала смысл повести. Но как только я через силу прочла половину произведения, дальше я втянулась в оставшийся текст. И просто выпала из реальности. Когда я дочитала, я будто проснулась. "Котлован" показался мне очень ярким, но бредовым сном.
Изначально я поставила низкую оценку повести, но со временем изменила ее на высокую. Потому что запомнилась. Очень запомнилась и очень впечатлила повесть. И я считаю, что если книга может вызвать сильные эмоции - это нужная книга. Может не всегда хорошая, но нужная.
И мне почему-то кажется, что "Котлован" это хорошая и нужная история в русской литературе. Так что, я собираюсь заполнять пробелы в истории и перечитывать Платонова.

...и ему жалко стало, что его потерянная подруга и многие нужные люди обязаны жить и теряться на этой смертной земле, на которой еще не устроено уюта...

Гробы? Медведи? Детские горшки? Все это в книге о строительстве социализма. Наверное, не зря Платонова называют "советским Кафкой". Но я Кафку не люблю.
Читатель Платонова безжалостно обречен на то, чтобы всю повесть продираться сквозь искаженные синтаксические конструкции, речевую избыточность и недостаточность. Язык "Котлована", будто бы пропущенный через кривое зеркало, в сочетании с уже упомянутыми медведями-молотобойцами создает картины сюрреалистические, равные по своей расплывчатости и неоднозначности картинам Дали.
Но что действительно поражает, так это неожиданно цельный и монолитный образ социализма, который назло всему чрезвычайно четко проступает сквозь все авторские "дебри" (дебри - не потому, что мне не нравится, а потому, что объективно можно сказать, что препятствия для восприятия текста читателем введены намеренно). Этот образ, на мой взгляд, - концентрат писательского мастерства Платонова.
Ставлю нейтральную оценку, потому что чтение "Котлована" пришлось на такой период в моей читательской судьбе (то есть на нынешний момент), когда я возомнила, что к концу 11 класса я способна довольно хорошо понимать и анализировать тексты даже "повышенной сложности". "Котлован" же мне напомнил ужас непонимания от Кафки, поэтому "понравилось" поставить не могу.