Чевенгур. Котлован. Рассказы

Нынче секретарь губкома сидел с печальным лицом; он был уже пожилым человеком и втайне хотел, чтобы его послали заведовать какой-нибудь избой-читальней, где он мог бы строить социализм ручным способом и смог бы довести его до видимости всем. Информации, отчеты, сводки и циркуляры начинали разрушить здоровье секретаря; беря из на дом, он не приносил их обратно, а управляющему делами потом говорил:
-Товарищ Молельников, знаешь, их сынишка сжег в лежанке, когда я спал. Проснулся, а в печке пепел. Давай попробуем копий не посылать - посмотрим, будет контрреволюция или нет?
-Давай, - соглашался Молельников, - Бумагой, ясная вещь, ничего не сделаешь - там одни понятия написаны; ими губернию держать - все равно как за хвост кобылу.

Он в душе любил неведение больше культуры: невежество - чистое поле, где еще может вырасти растение всякого знания, но культура - уже заросшее поле, где соли почвы взяты растениями и где ничего больше не вырастет. Поэтому Дванов был доволен, что в России революция выполола начисто те редкие места зарослей, где была культура, а народ как был, так и остался чистым полем, - не нивой, а порожним плодородным местом. И Дванов не спешил ничего сеять: он полагал, что хорошая почва не выдержит долго и разродится произвольно чем-нибудь небывшим и драгоценным, если только ветер войны не принесет из Западной Европы семена капиталистического бурьяна.

1. Но беседовать самому с собой - это искусство, беседовать с другими людьми - забава.

2. Скучные книги приходят от скучного читателя, ибо в книгах действует ищущая тоска читателя, а не умелость сочинителя.

3.Никогда не спрашивай, рабская психология, а дари себе все сам. Родился-то ты не от своей силы, а даром - и живи без счета.

4. - Так лучше, - сказал он, не отлучаясь взором от работавшего воробья. - Ишь ты: маленький, а какой цопенький... Если б человек таким был, весь свет бы давно расцвел...

5. Копенкину нравился новый закон, и он интересовался, можно ли Советскую власть учредить в открытом месте - без построек.

• Можно, - отвечали думающие собеседники. - Лишь бы бедность поблизости была, а где-нибудь подальше - белая гвардия...

  6. - Я не говорил, а думал, - сказал он. - Пока слово не скажешь, то умным не станешь, оттого что в молчании ума нету - есть одно мученье чувства...

Сербинов соскочил с трамвая и испугался, что та женщина навсегда исчезла от него в этом многолюдном городе, где можно жить годами без встреч и одиноким. Но счастливые медлят жить: та женщина стояла у Малого театра и держала руку горстью, куда газетчик постепенно складывал гривенники сдачи.
Сербинов подошел к ней, решившись от страха тоски на смелость.
— А я думал, что вас уже утратил, — сказал он. — Я шёл и вас искал.
— Мало искали, — ответила женщина и пересчитала правильность денег.
Это Сербинову понравилось; он сам никогда не проверял сдачу, не уважая ни своего, ни чужого труда, которым добываются деньги, — здесь же в этой женщине он встретил неизвестную ему опрятность.