Прощай оружие. Старик и море. Праздник, который всегда с тобой. Рассказы

С Хемингуэйем я знаком плохо, потому что руки ещё не дошли. Но невозможно пройти мимо важного литературного наследия, вошедшее в состав классики. Так ещё и такого символичного. А я люблю покопаться лишний раз.

Сюжет книги предельно ясен и понятен: есть старый рыбак, есть мальчик, рыбак уходит в море, несколько дней сражается с огромной рыбой, чтобы её поймать. Чувствуется любимый приём Хэмингуэйя - "Айсберг" или упрощения (когда автор пишет текст, а затем выкидывает ненужное). Вопросы возникают, если копнуть глубже и отойти от сюжетной составляющей. В анализе предельно важно понимать исторический контекст и знать биографию автора. Данный рассказ стал последней работой писателя, после которой он не садился за перо почти десять лет. А когда его попросили написать вступление к новому изданию сборника, то он весь день просидел за столом, так ничего и не написав. "Старик и море" - это своеобразное подведение итогов, исповедь и высказывание. Двадцать лет томилась данная задумка, а затем превратилась в многогранное произведение.

Но вот какая дилемма: сам автор говорил, что хотел "написать историю о настоящем старике, настоящем мальчике и настоящем море". У героев даже есть прототипы. А уж кто, что там видит - это дело каждого отдельно. Он никак не комментировал все теории, чтобы "не отнимать хлеб у литературоведов". Вот и получается - чтобы я тут не сказал, всё возможно. Поэтому я дам своё виденье, но каждый создаст своё.

Конечно, размышления старика являются и аллюзией на жизнь самого Хэмингуэйя. Его воспоминания о прошлой небывалой силе, славе и путешествии в африку. Самому автору сложно мириться со старостью. Этот страх ненужности и подвёл черту, заставив его свести счёты с жизнью.

Можно бесконечно долго разбирать это произведения. Приводить и символику льва, разбирать неоднозначные отношения мальчика и старика, а уж христианскую символику можно перебирать часами. Уникальность рассказа в том, что Хэмингуэй никогда так не писал до этого. Он не использовал таких простых героев, религиозных символов у него всегда было мало. Но тем оно и хорошо. Мы чувствуем тонкую нить души автора, которая осталась для потомков вершиной его творчества и таланта.

Эрнест Хемингуэй
"Прощай, оружие!"

Пфх-х-х-х, что это было!?
"Прощай, оружие!" американца Хемингуэя, "Смерть героя" британца Олдингтона и "На Западном фронте без перемен" немца Ремарка. Знаете, что объединяет эти три книги, эти три столпа художественной литературы о "потерянном поколении" и Первой Мировой войне? Ну кроме общей антивоенной риторики. Правильно! Год написания. 1929 год от Рождества Христова. Надо же было такому случится, чтобы в один год вышли такие знаковые произведения в истории литературы! Вот уж действительно пути Господни неисповедимы. Я просто не могу не упомянуть последние два романа в контексте этой рецензии. Они были прочитаны уже довольно давно, но до сих пор они находятся в категории "любимых", и, соответственно, из памяти не стёрты. Ни сюжеты, ни герои, ни развязки. Моё нутро отчётливо помнит своё восхищение этими книгами в процессе чтения. Да и после тоже. Я с нежной любовью храню в своём сердце воспоминания о тех эмоциях, которые эти романы смогли подарить. И то горькое послевкусие, которое можно распробовать и поныне. Две книги о войне, которые крепко-накрепко засели где-то глубоко внутри. Третью книгу я тогда не успел охватить своим вниманием. Сейчас уже и не вспомню почему. Скорее всего, просто руки не дошли (эх, люблю я это выражение). И если к тем двум я шёл осознанно и довольно долго, то чтение "Прощай, оружие!" вышло немыслимо спонтанным. Что ни есть хорошо или плохо. Это просто данность. Повлияло ли это на восприятие книги? Нет, никоим образом.

Можно ли сравнивать эти три романа между собой? Вопрос дискуссионный. Я думаю, что можно. Но вот нужно ли!? Немец, британец, американец. У каждого была своя война. Каждый писал так, как мог, как умел, как видел. Соответственно и круг почитателей у них может быть разным. А может и нет. Как карта ляжет. Кому-то ближе яркий, красочный и сочный язык Ремарка. Другому больше импонирует британский стиль Олдингтона, которому присущи чопорность и некий своеобразный пафос, которого вроде бы и нет, но в то же время как бы и есть. А третьи отдают предпочтение сухому, топорному, обрывочному повествованию старины Хема. Тут уж кому какая рубашка ближе и теплее. И приятнее. Лично я отдаю предпочтение первым двум. То, как написан роман "Прощай, оружие!" у меня вызвало ужас. К такому я явно был не готов. Я испытал немалый такой шок. Ваш покорный слуга так и не привык к этому стилю. Мука, сплошная мука сопровождала меня в путешествии по этим трёхсот четырём бумажным страницам. Читать этот роман на трезвую голову было решительно невозможно. Благо, винишко и музыка "Агаты Кристи" в наушниках или колонках были всегда под рукой. Только это и спасало. Да что там! И в романе выпивали повсеместно. Что немало дополняло картину. И предвосхищало события. Этих товарищей вообще надо читать только с бухлишком и пачкой сигарет. Для полноты погружения и восприятия. У них свои причины "В Питере - пить", у меня свои. Помните, как в фильме "Мой парень - псих" один из главных героев, прочитав последнюю страницу, выкинул эту книгу в окно? Вот и мне хотелось выкинуть этот томик в окошко. Только уже после первых нескольких страниц. Но нет, книжка благополучно вернулась на своё законное место рядом с произведениями Ремарка, Бёлля, Олдингтона, Гашека, Мерля... Не зря же я так долго собирал коллекцию антивоенной художественной литературы зарубежных писателей. Да и окно мне жалко. И зима на улице. Но опять же, пусть у нас с ним разные мотивы этого действа (желания избавиться от книги посредством окна и импульсивного порыва), но тенденция, однако, на лицо.

На протяжении всей книги меня не покидало ощущение бессмысленности происходящего. И дело даже не в том, что война - это мероприятие в принципе бессмысленное (хотя с какой стороны посмотреть). Книга выглядит как сценарий. Плохо написанный сценарий. Ужасно написанный. Отсутствие "ужасов" войны, никакой внутренней глубины и никаких переживаний у героев. Простое констатирование фактов. Он пошёл туда, он сделал это или увидел то-то. Дождь пошёл. Я встал под крышу. Снаряд разорвался. Я спрятался. И эти бесконечные "и". Меня от них стало тошнить уже после первых десяти страниц. Это было невозможно! Такого раздражения от текста я давно не испытывал. С мая месяца текущего года. Но там было немного другое. Вроде есть моменты, которые должны, просто обязаны зацепить. И зацепили, если бы были написаны другими авторами! Но здесь... То как они написаны. Без шансов. Например, сидят люди, кушают спагетти с сыром и вином. А вокруг рвутся снаряды. Наступление. А они с невозмутимым видом, как бы между тем, обсуждают какого калибра разорвался снаряд. Нет, вы только представьте себе такую ужасающую картину. Она по своей сути немыслимо страшная! Как будто нет никакой опасности попрощаться с жизнью в любое мгновение. Сцена очень ярко и точно показывает, как на войне стираются многие границы. Нужная и проникновенная сцена. Но Хемингуэй её описывает настолько неумело и неказисто, что диву даёшься. Никакого страха, никакого переживания за героев у меня не возникает. Так, прочитал сцену и забыл. Вроде бы человек воевал. Многое испытал и пережил. Ещё больше видел. Должен о многом знать в мельчайших подробностях. Богатейший жизненный опыт для написания хорошей книги в наличии. Но нет, ять! Лучше напичкать текст этими бесконечными "и". Я понимаю, конечно, что лаконичность там, все дела, но не на столько же. И не так. Нет здесь никакой атмосферы. Ять, дело же происходит в Италии! В стране с невообразимой красоты природой! Такой размах для творчества, для описаний ландшафтов, итальянских городков с их размеренным течением жизни, жителей. Столько исходного материала, чтобы погрузиться в книгу с головой. Но нет же, опять нет! Про Швейцарию я вообще молчу. Я открыл дверь, сходил в туалет. Ко мне пришла любимая, мы поцеловались.следующая глава

А каковы персонажи! Отталкивающие, отвратительные и вызывающие омерзение. Мне кажется, что Хемингуэй и не ставил себе целью хоть немного их проработать и сделать разнообразнее. Они - самые настоящие пустышки, встретив которых в реальной жизни вы не смогли бы с ними даже нормально поговорить. Взрослые люди. На войне. Ну или в прифронтовой зоне. Но складывается такое ощущение, что это какой-то приют для тугодумов. Они совершенно шаблонные, серые, безликие, поверхностные, бесхребетные, недалёкие и глупые. Ни одного подробного описания внешности я не встретил. Люди, которые живут в своих розовых грёзах как в сказке. Ну это же не серьёзно. Лично я не поверил ни разу в этих так называемых персонажей. Это не живые люди. И даже не роботы. Это самые настоящие картонки. А чего ждать от бумаги!? Знаете, мой впечатлительный мозг не покидала одна фраза из фильма "Рассказы", а именно "О чём с тобой трахаться?!". Во вроде есть предмет разговора, а поговорить не о чём. Встречи под луной, поцелуи, любовь, секс, а разговор по душам не клеится. Нет общих тем, нет глубины познаний. Нет вообще ни-че-го! Есть только самые настоящие "Пятьдесят оттенков серого". "А ты меня любишь? - Ага. А ты со мной будешь? - Ага. Так будем мы вместе, так будем мы рядом с тобою всегда!" (с) В самом плохом смысле. А диалоги! О Форде! Такие унылые, однообразные, наивные, примитивные, никчёмные и детские диалоги, которые в моём понимании взрослым людям вести не пристало. Совершенно неуместные. "- Ты моя жена. - Ты мой муж. - Давай поженимся по-настоящему. - Нет."Ну хорошо, пусть неуместны и бессмысленны, но тогда что-то должно компенсировать это. Интонации, ощущения, прикосновения, чувство равномерного дыхания и биения сердца. А вот х*р вам! И вроде бы красота должна содержаться в простоте, но смотря как эту простоту подать, в какой фантик завернуть. А раз так они разговаривают, то даже страшно становится от мысли (о!) о том, что же они думают. Если вообще думают. Что происходит у них голове!? Нельзя так, нельзя. Ну, может быть, любовная линия что называется "тянет"? Не-а. И здесь полнейшее разочарование. Какие мы ранимые, нежные и сентиментальные. Мы будем плевать на жизнь, игнорировать всех и вся. И пить!

Сюжет. А что сюжет!? Он банален. Он многим известен. Он ни-ка-кой! Ничего нового и непредсказуемого. К сожалению. Тут не надо иметь пять пядей во лбу. Война. Солдат. Девушка. Внезапно и на ровном месте вспыхнувшая любовь. Поцелуи. Алкоголь. Секс. Смерть. Таковы все книги на эту тему. Главное мастерство автора в данном случае заключается в том, как эту историю изложить. Конечно, есть свои особенности в каждой. Но они небольшие и относятся скорее к национальности писателя и, в следствии этого, его мировосприятию и мировоззрению, что и нашло отражение на страницах этой книги. Такая глянцевая, пустая и никому не нужная жизнь у американцев. Вот что! Нет в них глубины. Даже воюют они как будто не на полном серьёзе. Всего лишь очередное приключение из комиксов. Никакой ответственности перед боевыми товарищами, долгом, службой. Есть лишь я, мои желания и прихоти. Единственный плюс у этой книги - это цельность. Немного грустно становится от мысли, что на крепком фундаменте располагается абсолютно обветшалое сооружение. но всё на месте: балки, стены, перегородки, окна, двери...

Я ничего от книги не ожидал. Я ничего не получил. Поэтому я и не разочаровался. Просто пожал плечами, подумал "Ну и ладно" и закрыл книгу. Жалко только потраченного впустую времени на чтение этой унылой и кошмарной книги. Занимательна история того, как я решил почитать эту книгу именно сейчас. Но это о другом. А сейчас присутствует лишь сухость во рту. Пойду-ка промочу горло. Вермут, миленький мой, я иду. Прощай, оружие! До не скорой встречи, Эрнест.

Рецензия написана под музыку Mario Nascimbene - Farewell.

Дальше...

Это первая произведение Эрнеста Хемингуэя которое прочитала. И оно к сожалению на меня не произвело впечатления. Депрессивное, мрачное произведение и философии много ( чего чего а философию не люблю).
Старик-рыбак отправляется на рыбалку и на крючок ловит большую рыбу. Рыба настолько сильная что утаскивает рыбака в открытое море. При этом рыбак настолько хочет жить, что он борется с этой рыбой сколько у него мужества и упрямства в его то возрасте-меня покорило это. И он так стремился найти во всем хорошее, хоть вокруг были акулы
Этот рассказ об одиноком старике, который очень хотел выжить в открытом море.

Принимаясь за книгу с подобным названием, заранее выведав, что едва ли не главным героем книги является Париж, ждешь вихря событий, искр шампанского и оваций. Безоговорочно веришь, что первая страница обернется заводом для сумасшедшей карусели жизни, присев на блестящего скакуна которой, рискуешь унестись в пучину страстей и интриг. Ты пребываешь в ожидании образов, что сами по себе отложились в памяти при слове «Париж», описаний вкуса терпких вин, хруста французских булочек, уверенных линий Эйфелевой башни, полюбившихся ароматов и пейзажей.

В романе Хемингуэя есть все, что заведомо ожидается – богема, звон бокалов, спрятавшиеся под уютными навесами кафе. Но праздник ли это? Праздник с оттенком грусти, нежданной гостьей притаившейся между строк, в подчас хаотичных и все же связанных между собой особой интонацией главах.
Откровенно говоря, это не биография в полноценном смысле данного слова. Скорее, это книга-ностальгия, которая не разоблачает, не изобличает, а показывает то, что памятно автору. А автор… автор проникновенно холоден. Хемингуэй пишет нескучно, образно и, если можно выразить свою мысль подобным образом, - вкусно. Вот только как-то отрешенно. Позволяя читателю присутствовать, автор оставляет его лишь наблюдателем. Допускает до своей жизни, но не до сердца.
Хемингуэй не исповедуется, а пытается понять тех, кто его окружал. Окружала плеяда талантливых людей. И автор старательно пытается воскресить их образы, попутно выказывая свое отношение к фигурам парижской богемы. Здесь много лиц: Эзра Паунд, Холэр Беллок, Жюль Паскин, Джеймс Джойс, Гертруда Стайн и любимый Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Однако почему-то за отличным стилем и чередой интересных лиц в колоритных интерьерах я так и не смогла толком разглядеть самого Хемингуэя.
Впрочем при желании в его словах можно заметить потаенный эгоизм:

Но эти проявления характера скорее исключение из правила. Нота его искреннего отчаяния слышна, пожалуй, в последней главе о Хэдли, но эта нота показалась мне столь непродолжительной в монотонном покачивании событий прошлого.
Безусловно, для начинающего писателя роман имеет определенную ценность, поскольку тема творчества, сложности выбранного призвания красной нитью проходит через всю книгу. Однако с большим интересом я прочитала о семейной жизни Эрнеста и Хэдли, Фрэнсиса и Зельды.
И все же я не вкладываю в мои слова тоску и уныние, поскольку в целом книга принесла удовольствие. Я слышала и слушала размышления художников, писателей – творцов – тех, кто вечно находится на пересечении двух желаний – желания красивой жизни и желания признания. И как усидеть на этих качелях, мерно раскачивающих из крайности в крайность? Как не упасть, не исчезнуть? А еще я гуляла по улочкам Парижа, присаживалась за столики кафе и любовалась тем, как день уступает ночи, и это было прекрасно.
Однозначно роман становится зачинателем целого роя мыслей в голове. Он позволяет осознать уже буквально после первых глав, что истинным праздником для Хемингуэя был не Париж как таковой, а способность творить и чувствовать себя по-настоящему живым. Живым и счастливым. На поверку оказалось, что счастье-то находится не на донышке стакана и не в последней ложке отменного блюда.

И напоследок меня посетила мысль, что у каждого свой праздник, который всегда рядом. У кого-то это любимый томик стихов в недрах сумки, у другого новомодный гаджет в руке, у третьего счастливые лица родных в винтажной рамке на краешке рабочего стола, а у этого уверенность в грядущем благополучии, завтрашнем дне. Как часто настоящее торжество жизни скрывается в значительных мелочах, хранящихся под рукой или в памяти. Каждый празднует жизнь так, как умеет.

Ассоциации

Неожиданно хорошая книга. Очень простая и искренняя история про жизнь и смерть, про одиночество и веру в лучшее. Явно не для любителей экшена. Очень необычно было читать такие глубокие рассуждения от простого рыбака. Но в том и прелесть, что они были понятны и просты. Автор незамысловато вскрывает громадный пласт философии и щедро позволяет нам самим выбрать что-то по своему вкусу, без навязывания своего мнения. До глубины души поражён темой личного одиночества и взаимоотношениями старика с мальчиком. Это дружба мужчин, равного с равным, и в то же время отношения между наставником и учеником.
Также я остро переживал успех и крах рыбака, ведь сам люблю охоту. Его познания велики, мастерство поражает, но удача всё равно изменила ему. Очень тяжело даётся понимание того, что просто сделать всё как надо бывает мало.
До этого встречался с рассказами автора, но не смог их понять и остался к ним равнодушен. Теперь же, как мне кажется, я смог бы заглянуть глубже, куда-то в бездны мыслей Хемингуэя. Буду читать другие его крупные работы и искать те самые золотые крупицы истины.

Показать, а не описывать. О да, именно это и получилось как нельзя лучше.

Возможно эта не та книга, с которой нужно начинать знакомство с автором... Я не читала ничего у Хемингуэя и почти ничего не знала о его жизни, а такие обрывочно-дневниковые мемуары конечно лучше бы воспринимались, знай я хотя бы общие моменты биографии автора... Но несмотря на это я очарована. Не с первых строк и не сразу, но похоже надолго.
И даже не из-за Парижа (хотя это, конечно, отдельный разговор), меня очаровали стиль и точность. Не связанные между собой наброски, лаконичные, иногда резковатые, иногда вызывающие недоумение - но в какую же изумительную картину они складываются все вместе! У Хемингуэя простой язык, без многоэтажных метафор и завитушечек, но как у него получается рисовать настолько живой мир? Может быть потому, что это воспоминания о временах, наполненных искренней жаждой жизни, молодостью, надеждами и наслаждениями?

Я наверное не настолько романтична, но в какие-то моменты мне было очень трудно понять такой образ жизни - у них нет денег ни на еду досыта, ни на приличное жилье хотя бы просто с водопроводом и санузлом, но они не жалеют денег на вино, скачки, книги и путешествия и даже на няню. Но автор коварен и с таким чувством описывает еду, удовольствие от чтения и прочие радости, что о своих расчетливых претензиях к нерациональному бюджету быстро забываешь. И в самом деле, разве важны все эти мелочи, если тебе 25, ты знаешь что станет делом твоей жизни и достигаешь успеха в этом с каждым днем... Рядом любимая, а вокруг - Париж. Городу уделено в романе совсем не так много внимания, как мне представлялось (да что уж, Хемингуэй вообще оказался абсолютно не таким, как я его воображала), но он настолько настоящий... Многочисленные кафе с маленькими столиками - кажется что у них, парижан, вся жизнь проходит в этих кафе, - книжные магазины, Бют-Шомон, Лувр (и кто бы мог подумать, с какой странной целью ходили туда Хемингуэй и Фитцжеральд), Пер-Лашез... для влюбленного в этот город всей душой все это звучит музыкой.

Я вполне могу понять тех, кто считает что автор слишком резок в описании близких и не очень ему людей, он и правда открывает довольно непривлекательные их стороны. Но опять же, его довольно язвительный юмор делает их живыми - и несчастного и талантливого Фитцжеральда, и Зельду, и Гертруду Стайн... И Хэдли, и самого "Тэти", пускающего кораблики в Люксембургском саду с маленьким Бамби. О, Люксембургский сад одно из самых любимых моих мест в Париже, и до сих пор, спустя почти сотню лет, папы с детьми там играют в эти истинно парижские кораблики. Правда, козы больше не ходят прямо по городу, как во времена Хемингуэя, но настроение, дух города остались прежними.

Не знаю даже, каким произведением мое знакомство с автором продолжится, но что оно продолжится это совершенно точно.

Для кого-то “Праздник…” - это возможность мысленно лицезреть Париж конца 20-х годов, прогуляться по его улочкам, посидеть в уютных кафешках, в которых можно встретить Френсиса Скота Фицджеральда, Эзру Паунда, Гертруду Стайн, окунуться в незабываемую атмосферу настоящего города романтики и любви. Но для меня город остался на втором плане. Он оказался лишь красивой и живописной декорацией, на фоне которой бушует жизнь великих людей. Хемингуэй не писал о Париже, он писал о самых радостных днях его жизни, проведенных в городе-мечте. Место могло быть любым, но счастье было одно, и оно было там – в крохотной каморке над лесопилкой в самом бедном районе французской столицы. Повесть пропитана горькой и радостной ностальгией, картинками прошлого, навсегда зашитыми в рамы неизменности, и вывешенными в галерее памяти. Это попытка оправдаться прежней радостью за нынешнее бессилие перед действительностью, это попытка сказать близким людям о своей любви, о сожалении, что что-то было сделано не так или не сделано вовсе. Это попытка показать всем людей известных, любимых друзей с той стороны, с какой их никто не видел, или не помнит. Это послание своей первой любви – первой жене Хэдли, в котором Хемингуэй старается оценить их разрыв и по-своему извиниться. Это обрывки светлой памяти, переработанные и экстрактированные в свод коротких рассказов, которые писатель так и не успел закончить.

Для себя я открыл три момента, которые стали для меня настоящей ценностью. Перечисляю не в порядке иерархии:

1. Я увидел не только Париж - это было бы слишком банально, но я увидел город жизни, город поэтов, город творчества и город надежды, пусть и оправдавшейся не для всех. Лично мне было интересно встречать в парижских кафешках известных людей и оценивать их глазами Хемингуэя. Говорить с ними о гомосексуалистах, спорить о Достоевском, смеяться над их инфантильной простотой и ненавидеть их трезвую расчетливость. Это куда интереснее, чем просто гулять по городу, пусть и великому городу. (С первых строк вспомнился фильм Вуди Аллена “Полночь в Париже”. Для тех кому понравилась книга, фильм будет очень интересен. Здесь все те же шумные кафе, и в них старые добрые Хемингуэй, Фицджеральд, Зельда и прочие).

2. Это конечно мемуары. Было интересно посмотреть на молодого Хемингуэя. Послушать его мысли, узнать его вкусы. И пусть, рассказы писались уже после тяжелой болезни и еще более тяжелого лечения, и с памятью Хемингуэя было уже плоховато, об этом он и сам говорит:

и многое он изменил нарочно (в этом он тоже признается), но я верю, что самые счастливые моменты жизни сидят так глубоко в подкорке, что их не стереть даже самым мощным электрошокером и в своих воспоминаниях писатель не ушел далеко от истины.

3. Счастье. Я читал и удивлялся, и боялся и не понимал. Неужели, этот счастливый человек, довольствующийся тем, что есть в его жизни, умеющий так любить и выворачивать душу, неужели, он мог так закончить свою жизнь. И тут же меня прошибало по́́том - неужели и я, такой счастливый сегодня, так радующийся каждому глотку жизни, завтра я возьму ружьё и... Нет, этого не может быть, или... а думал ли Хемингуэй о чем-нибудь подобном? И понятно, что к финальному аккорду жизни писателя в его судьбе случилось множество переворотов, и все же… Какова судьба, ведущая нас от вечного праздника к… Впрочем, книга совсем не о том, и это всего лишь мысли унылого параноидального скептика, пекущегося о завтрашнем дне. А мы-то знаем, что сегодня нужно думать только о сегодня и испить весь праздник бытия до последней капли, ведь думать о завтра бессмысленно, завтра может просто не быть.

Ну а книга, конечно о празднике, о празднике души, который следует за тобой, куда бы ты ни поехал, ведь ты по-настоящему счастлив. Да и потом, стоит лишь захотеть, и слегка копнуть загрубевшую плоть памяти, он снова заиграет, запоет и засветится всеми цветами безумного карнавала – этот праздник, который всегда с тобой…

Можете вспомнить, при каких самых необычных обстоятельствах вы читали книгу?
В студенческие годы, я умудрился даже читать Чехова.. во время секса.
Было ещё необычное вечернее чтение на крыше дома: свесил ноги и печаль, в синеву..
Рядом сидел голубь, видимо болеющий, так что со стороны казалось, что я… лунатик, читающий стихи Пушкина — голубю, словно и голубь — лунатик, и мы оба назначили друг другу свидание на крыше.
Кстати, почему лунатики не читают книг во сне?
Лунатик может убить, водить машину, слушать музыку, может даже ловить рыбу (пусть и в ванной или прямо в постели, возле улыбающейся жены), но читать он не может.
Может потому, что чтение.. уже, лунатизм?

Хемингуэй любил читать Тургенева в Африке.
Уединится где-то под сенью пальмы в теньке и читает с грустной улыбкой, полудремлет, и сквозь шёпот ресниц ему мерещатся очаровательные русские девушки, смуглые, как ангелы, укрощающие львов.
Мерещится ему, как сирень распустилась возле озера Чад недалеко от баобаба, и русская ласточка, прилетевшая на зимовку из тургеневских мест, радостно носится над озером с крокодилами, и крыло её в синеве, так похоже на карий, влажный плавник макрели..

Когда Тургенев умирал в своей сумрачной спальне, на подоконнике, возле окна, подрагивал огонёк свечи, словно освещённый на заре, поплавок: ему мерещилось, что спальня населена шелестом крыльев птиц, словно ангелами, и он со слезами на глазах просил у них прощения за всю ту боль и смерть, которые причинил им на охоте.
Мне подумалось.. что подобные мысли, но только о рыбах, могли быть и у Хемингуэя.
Словно чудесные, огромные бабочки с далёкой планеты, в подвижных и робких сумерках спальни, проплывали прекрасные рыбы, ласково задевая грудь и плечо улыбающегося сквозь сон, Хемингуэя.

Чтение «Старика и моря» стало для меня одним из самых необычных опытов, в смысле, места прочтения.
Я очень люблю животных, не ем их, но.. люблю и рыбалку, с детства, пусть и не часто рыбачу: мне нравится этот чеховский дзен соприкосновения с природой, вставанием на заре. Я даже могу удочку забыть, и поймать огромное впечатление).
Я нашёл чудесный выход, как не причинять рыбкам боль.
Просто вместо крючка, я прицепляю к леске округлую, как слеза, железочку, на которую насаживаю хлебушек.
Рыба клюёт, кушает.. по сути, на этом рыбалка заканчивается.
Иногда я клюю, носом, с блаженной улыбкой.
Но бывает, что рыбка клюёт хорошо, как у Хемингуэя, и я подсекаю.
Рыба показывается на миг на фоне синевы. Я смотрю на неё с улыбкой астронавта, она, с ласковым изумлением смотрит на меня.
Всё, контакт состоялся, почти внеземной.
Счастливая рыбка падает в отражённое небо реки. Я, душой, спиной, падаю в травку, пьяный от счастья, улыбаясь ласточкам в небе и мыслям о смуглом ангеле..

Герой Хемингуэя, в лодке, затерянной в море, стыдился судорог бессилия даже больше, чет описаться на людях.
Я стыдился чуточку другого на своей рыбалке.
Порой подойдёт ко мне рыбак, и спросит, затягиваясь сигареткой и странно прищуриваясь: как клёв? Много поймал?
А сам смотрит, где у меня мешочек с рыбой..
Когда ловлю с собакой своей, то она словно стыдится меня и отводит мордочку и словно говорит незнакомцу: простите его.. он странный, но милый. У него сердце разбито. Впрочем, как и у меня..
Вы думаете, он рыб ловит? Присмотритесь: отражения ласточек подсекает, вон то серебристое облако в форме акулы..

Наверное, со стороны в этот миг я похож на идиота..
Вот на такой призрачной рыбалке я и читал на днях Старика и море.
Странные ощущения: старик мучается в лодке, держит леску в руке, раздирая себе ладонь.. а я сижу возле спокойной речки и ловлю синеву, отражения облаков.
Поплавочек так нежно и ало подрагивает, как огонёк свечи. Пот от жары стекает мне на глаза, как и у старика.. от боли.
Вот, капелька света упала на раскрытую страницу Хемингуэя на моих коленях.
Но это только кажимость. На самом деле, я тоже борюсь со своей огромной рыбой.
Я её не вижу, вы её не видите.. но ведь и старик тоже, не сразу увидел свою рыбу в сумерках глубины.

Капелька пота на страничке повести Хемингуэя, никогда ты не была столь прекрасной! Словно у берегов Кубы, рыба махнула плавником, и капелька солёного океана (я попробовал на вкус), попала на мою книгу в глубинке России. Не чудеса ли?
Пробуя язычком, на вкус, капельку своего пота на страничке (господи… надеюсь меня никто не снимал в этот миг из кустов!), моя улыбка подумала.. о Набокове.
Он не любил Хемингуэя, но в одном интервью заметил, что в Старике и море понравилась лишь одна строчка, как на тёмно-сиреневой коже огромного марлина, ласковой, почти ручной радугой отблеснули капельки моря.

С азартом рыбака, я искал эту строчку у Хемингуэя.
И… не нашёл. Почти: хитрецу Набокову понравилось у Хемингуэя то.. чего и нет у Хемингуэя. Почти, нет.
Есть солнечные капельки на тёмной коже Марлина.
Просто Набоков, словно бы настроил оптику и включил освещение возле лодки старика на заре и капельки на коже рыбы словно бы зацвели, совсем как роса.. где-нибудь в русской глубинке на утренней заре.
Вот так, вместе со стариком, в его лодке, рыбу ловил и Набоков, пусть и незримо.
И кто из них получил большее счастье?
К чему это я.. о чём эта книга? О любви..

Знаете, в последнее время я похож на того самого пациента:
Доктор показывает ему психоделические картинки, и спрашивает: что изображено?

• Кровь, убийство, разврат..

До разврата с Хемингуэем у меня пока не дошло (почти: я мысленно представлял, как он с небес смотрит на мою «рыбалку», и нервно ходит среди ангелов, огромных, как стая Марлинов на заре, и размахивая руками и крыльями, кричит мне: ну кто так ловит рыбу? Это же извращение!!), но я искренне уверен, что повесть Хемингуэя, прежде всего о любви.
Так бывает с идеальными притчами, которые пишутся не ради сухой морали, а из самых глубин жизни, а в основе жизни — любовь: таинственная обитательница сумеречных глубин сердца и жизни.
Вы никогда не задумывались над тем, что рыбак на вечерней заре, столь же блаженно и чутко смотрит на поплавок, как и астроном, слушающий сигнал с далёкой звезды?
Приглядитесь на обитателей глубин: они могли бы существовать на других планетах.
Просто мы к ним привыкли..
Вот и любовь: она словно не из нашего мира: стоит её поймать, вытащить на «лодку» нашей постели, и, блаженно затрепетав, она тихо начнёт умирать, расширяя перепуганное сердце, словно хватающий обжигающий воздух — рот.

Вам никогда не приходило на сердце (не на ум, а именно на сердце), что, борясь в житейском море с вроде бы смешными проблемами, особенно в любви, мы вдруг словно бы ощущаем, что соприкоснулись с чем-то огромным, демоническим, древним, что проплыло мимо нас и ранило нас как бы случайно, но почти смертельно, и вот мы с ним боремся, бог знает почему, хотя не знаем что это.
С чем мы боремся в любви? С кем боролся старик три дня и три ночи в море?
Разумеется, это не рыба.
И разумеется, Хемингуэй не просто так назвал своего старика — Сантьяго: испанизированное имя ветхозаветного Иакова, того самого, кто в ночи боролся у реки с ангелом-богом, и кто видел во сне чудесную лестницу, по которой с небес на землю, сходили и нисходили — ангелы.

По сути, повесть Хемингуэя, это та самая мистическая лестница жизни, по которой восходит наша душа, вот только ангелы у Хемингуэя — пришвинские, т..е. анимированные: это милые животные, обитатели синих глубин.
Когда я ловил на днях рыбу и читал Хемингуэя, на сердце мне пришла удивительная мысль: сердце «клюнуло» и блаженно ушло на глубину: рыбка даже приревновала, флиртуя с поплавком..
Мне представилось, что настоящие произведения искусства, вне зависимости от века написания, изображают единую божественную красоту: т.е. в произведениях Петрарки и Достоевского, Рафаэля и Хемингуэя, словно бы проступает единый лик смуглого ангела: там — крылышко, там — чудесные глаза, цвета крыла ласточки, а вон там — зацветшая синева над крылом.

Меня всегда очаровывает нравственная честность художника.
Только подлинный художник может отважиться, как герой Хемингуэя, сразиться в ночном море искусства, с неведомым, что сильнее и древнее его, при этом уважая это таинственное существо, любя его даже.
Я к тому, что атеист Хемингуэй, фактически, написал идеальное житие неведомого святого, который и не знает, что он святой, который думает, что не верит в бога, но искренне любит жизнь, просто любит..  может в этом и тайна бога?
Хемингуэй наполнил повесть нежнейшими отсылками на Евангелие и Ветхий завет: религиозный художник, мог увлечься и сделать это фальцетно, приторно-нарочито, но Хемингуэй.. просто взял красоту там, где она была, не брезгуя ничем, и красота его произведения, как бы стоя на коленях посреди моря, напрямую общалась с богом: красота шла по волнам моря.. за любовью.

Вообще, повесть Хемингуэя очаровательна именно ласковыми миражами, как нравственными, так и миражами искусства, любви.
Уже в самом начале повести мы встречаем вечный мираж мировой литературы, но ставший ласковым и тихим, словно море на заре: мальчик и старик идут по берегу. Мальчик, как робкая тень старика, идёт чуть сзади него..
Читатель не сразу догадывается, (только после второго бокала вина: Хемингуэй чудесно читается с вином, даже лучше чем Тургенев), что это новое переосмысление Санчо Пансы и Дон Кихота.

И снова вспыхивают ласковые миражи в задремавших пейзажах повести: по берегу моря идёт мальчик, неся снасти, а впереди идёт старик, неся на плече сложенную мачту.. как когда-то, Христос нёс крест.
Но времена меняются. Крест у каждого свой: у кого-то это любовь, дружба, творчество, здоровье, вера в адекватность мира.
Но у Сантьяго в данный момент, это мачта, со сложенным парусом, так что кажется, уставший смуглый ангел несёт на плече крыло в серых заплатках..

Разумеется, снасти в руках мальчика — символ гвоздей, которыми был распят Христос. Это некое сораспятие.
Лодка, на голубой голгофе бушующего моря — символизирует крест, а изувеченные леской ладони Сантьяго — кровоточащие стигматы жизни.
Разве перекладина креста не похожа на вёсла в лодке, плывущей в синеве воздуха?
Платоновская иконография..
После вручения Нобелевской премии Хемингуэю за «Старика и море», его спросили: кого вы считаете своим учителем? Кто на вас повлиял больше всего?
Всю свою жизнь, Хемингуэй зачитывался произведениями Толстого, Тургенева, Чехова, учился у них..
Но в конце жизни, тема смерти стала для него центральной, и чего-то главного о смерти не было ни у этих русских писателях, ни у зарубежных.
Когда Хемингуэя спросили, кто на него повлиял больше всего, он ответил: русский писатель Андрей Платонов.

И правда, у кого учиться, если не у него, певца смерти, с размахом крыльев поэзии Эдгара По и его же тайной о жизни, которую он унёс в могилу?
Хемингуэй прочитал всего один рассказ Платонова, «Третий сын», и в конце жизни назвал его учителем.
Удивительно. Это рассказ 36-го года, время «смиренной, пушкинской прозы» Платонова.
Ах, в своё время, на лл я написал чудесную рецензию-историю на этот рассказ Платонова, много сил и души вложил в неё.. но рецензия исчезла, сорвалась, как рыба в море.
Это моя маленькая литературная боль.
Кто не слышал об этом рассказе Платонова — просто прочтите. Это того стоит.
Так что, у повести Хемингуэя — русские корни.

Потрясающий мираж в повести: измождённому старику, несомому на лодке (словно осенний листок оторвался от ветки и ветром уносится в даль, к звёздам), за огромной рыбой, кажется, что они плывут в ущельях облаков.
Внимательный читатель, с бокальчиком чудесного вина (третьим), радостно понимает, что мы видим тут рафаэлевский образ вознесения души на небеса, причём в роли не то ангела, не то демона, выступает огромная и таинственная рыба (господи.. и куда смотрят иллюстраторы? Ведь даже близко нет ни одной иллюстрации в этом смысле! На повесть Хемингуэя принято смотреть просто как на притчу и бытовой реализм. Варварство..
Впрочем, попытка дать иную иллюстрацию мелькает в «экранизации» Александра Петрова, работающего в сложной технике живописи по стеклу: его чудесный оскароносный мультфильм — Старик и море. Но я бы обратил внимание и на другие его гениальные  — маленькие — экранизации на Платонова, Шмелёва, Пушкина, Достоевского).

До слёз трогает (особенно после 4-го бокала вина), когда несчастный Сантьяго и мальчик, делают дома вид, что у них есть сети, и за ними нужно сходить, что есть еда, и старик покушает вечером..
Но ничего этого нет. И жены у Сантьяго уже нет: она умерла, и лишь белые стены в их спальне, словно нежная память о ней, испещрены сердцами Господа и силуэтами Богоматери: сердцебиение стен.. тишины.
Если честно.. я не уверен в существовании мальчика.
Он — призрак. Душа.
Вот только это душа самого Сантьяго: перед богоматерью мы все — дети.
И не случайно Хемингуэй наполняет пространство повести тонкими символами, отсылающими нас.. к посмертным блужданиям души.

84 дня старик ходил в море (пушкинский старик в Рыбаке и рыбке, сошёл бы с ума от этой цифры), безрезультатно.
Это отсылка к 84-у псалму, начинающегося как раз с имени Иакова: молитва погибающего.
40 дней со стариком был мальчик в море. 40 дней душа после смерти остаётся на земле, проходя мытарства, встречаясь со своими грехами, надеждами.
На 40-й глубине находилась леска, когда клюнула рыба.
(интересно, где-то в литературоведческих статьях есть эти моменты? Держу пари, что есть. Меня пугают статьи на любимые произведения не меньше, чем экранизации. Люблю изобретать «велосипеды». Открывать в произведениях их тайные смыслы. Правда, грустно иногда, что люди смотрят на меня как на дурачка, едущего на велосипеде по травке (или по встречке), только потому.. что у меня нет шапочки литературоведа. Или что там они носят).
Господи.. вино — добрый друг Хемингуэя, чтобы я без тебя делал?
Нужно раздавать литературоведам по бутылке вина, и учителям, может тогда классика открылась бы с новой, ласковой стороны.

Когда измученный борьбой с рыбой в ночном море, старик призывает вслух, мальчика, в полубреду, который остался на берегу, и без которого ему тяжело.. на самом деле, старик обращается к мальчику, как к ангелу.
Старик (атеист), позже читает молитву богу, и по тональности, обращение к мальчику и к богу — равноценны, одинаково ранимы (это наблюдение я сделал без вина, как эмпат. Тонкое наблюдение, к слову. Ну вот.. на радостях снова выпил вина).
А что есть любовь, как не молитва?
Все мы, так или иначе молимся: и травка в поле и рыба в глубинах морских, и даже наши сны.. в тайне от нас.
И совсем как в сказке.. на тоску старика о  мальчике (о душе своей нежной!), к старику приходят на помощь, то ласточки, то рыбки, то иные милые звери, со своими любовными трагедиями даже, и не важно, что некоторые из зверей являются лишь в воспоминании: оно тоже.. таинственное, как море.
Приходит ли к старику его умершая жена? О да.. и читатель сам должен догадаться, в каком образе (с вином конечно это сделать легче, но и без вина интересно).

Я бы даже рассматривал повесть, как некий Гефсиман тоски по любимой.
И не случаен мимолётный образ в повести о том, что сердце черепахи бьётся ещё долго после её смерти.
Иногда, наша душа умирает раньше тела, особенно в муке любви.
Ты вроде ходишь куда-то, говоришь с друзьями о чём-то.. но на самом деле ты уже умер.
И в этом смысле, повесть Хемингуэя я бы поставил рядом с изумительной повестью Толстого — Смерть Ивана Ильича.
Хемингуэй обожал Толстого, и быть может в конце жизни вот так с ним пообщался?
Смешно сказать.. мне в рай вовсе не хочется попадать (что мне рай без смуглого ангела?), но безумно интересно было бы в раю посмотреть, как крылатый Толстой читает Старика и море, и.. ласково улыбается крыльями, откидываясь в голубые цветы.

У повести есть ещё одна тайна.
Только.. не смейтесь, как обычно.
Повесть изумительно напоминает по тональности, гениальный мультик  — Ёжик в тумане (вино тут почти ни при чём).
Судите сами: стоит только в мультике заменить медвежонка — на море, ёжика — на старика, а лошадку, на рыбу (хотя в мультике есть и рыба!!), и голосом старика Сантьяго произнести:

Море говорило, говорило, а ёжи.. то есть, Сантьяго думал: всё таки хорошо, что мы снова вместе.
И ещё Сантьяго думал о лошадке.. то есть о рыбе: как она там, в тумане?

Хотя.. если бы Сантьяго говорил голосом Ёжика, это было бы ещё чудесней:

И что же это с моей головой — сказал ёжик, прижавшись лицом к обшивке носа лодки, — я старый ёжик, и я очень устал. Но я всё таки убил эту рыбу!

Ай да ёжик.. слёзы радости за такого отважного ёжика.
Этот бокал вина, за тебя, милый ёжик! За тебя, Сантьяго!

Шутки шутками, но в повести и правда очарователен сказочный мотив, правда.. преломлённый сквозь образ святого Франциска.
Удивительный святой, можно сказать — любимый святой Серебряного века русской поэзии.
Он любил идя по полю к другу (совсем как ёжик!), нежно обращаться к природе милой: здравствуй, сестра моя речка! Здравствуй, брат мой волк! Сестрёнка моя, травка, привет тебе! Давно не видел тебя! (наклоняется и гладит её..).
Сантьяго, словно древнегреческий Пан-Франциск, точно так же обращается к своим милым зверям в море, и даже — тончайший момент: к своей израненной руке: как там у Тютчева? Так души смотрят с высоты, на брошенное ими тело..
Душа Сантьяго после смерти, словно бы пантеистически сливается с родственной и вечной красотой.. нежно растворяясь в ней, сливается с той Красотой, которой стала его возлюбленная.

По ночам Сантьяго снится его счастливая молодость, берег Африки и львы, приходящие на берег реки попить: они кажутся издалека, котятами..
Все мы знаем, грустно улыбаясь, что сказал бы по этому поводу — Фрейд.
К чёрту Фрейда, в Африку Фрейда!
На самом деле, тут есть своя тайна и своеобразная «рыбалка".
Дело в том, что старику ни разу не снилась его умершая возлюбленная, но в том то и вся прелесть художественного символа: у ветхозаветного Иакова (как помним, Сантьяго — испанизированное имя Иакова), жена Рахиль была именно рыжей.
Более того, Иаков встретился с Рахиль у колодца, а в повести, лодка проходила как раз над тёмными, таинственными глубинами, называемыми — «колодцами».
Т.е. образ львов, молодости, жаркой Африки — это почти силуэт ангела, нежного эротизма тоски о любимой.

Да, это великая повесть о любви.
Последняя битва израненного жизнью, романтика Дон Кихота.
Замечали, как в любовной тоске, мгновения словно бы шелестят голубой травой мгновений, на полу и постели, и за один день, проходят месяцы, и мы без любимого человека старимся душой.. на года, века, и мир для нас — морская пустыня, в которой мы ведём борьбу с таинственными обитателями глубин, и мы сами не знаем, с кем мы боремся: с судьбой? Богом? Ангелом? Демоном?
Мы боремся за любовь, даже если жизнь уже кончилась, мы боремся до конца, превозмогая боль, разодранные в кровь, ладони писем, превозмогаем вековую усталость.. потому что любим, потому что любовь — больше жизни, потому что, любовь это единственное, ради чего стоит жить.

Когда выбирал эту книгу себе для чтения, то невольной дополнительной мотивацией послужило подспудное стремление сравнить этот роман американца Хемингуэя с книгой на ту же военную тему немца Ремарка. Потому что повести Ремарка в своё время потрясли и перевернули. И захотелось посмотреть, а чем отличается взгляд на ту войну с другой, не немецкой стороны.

Хемингуэй остаётся Хемингуэем, а выбранная и освоенная им манера написания как длинных, толстых текстов романов, так и коротких и тонких текстов рассказов остаётся той же самой — если это диалог (а чаще всего это именно диалог), то диалог без всяких купюр и изъятий, без красот и умничаний, бытовой и тусклый, невыразительный и малосодержательный... на первый взгляд. Потому что вся глубина содержания и всё отношение автора к описываемым событиям кроются как раз не в самих произносимых героями книги словах, а в контексте событий и происшествий. В принципе ни один из героев романа нигде не называет войну ужасным и противоестественным делом, разве что в паре мест священник да ещё кто-то из друзей ГГ хирургов-докторов. И вся военная работа делается главным героем романа как-то просто и обыденно, без напрягов и без усилий автора нагнать на читателя жути и смертельной тоски. Просто сел машину и поехал по дороге, куда? — за ранеными... Посадил в машину раненых и повёз их туда, куда должен был повезти.... Захотел есть и стал искать еду и вино. Захотел женщину и пошёл в бордель — солдат в бордель для рядовых, а офицер — в офицерский. Какая-то у Хемингуэя война происходит тусклая и невыразительная, затхлая и лишайная, томительная и маловразумительная... Но, может быть, она такая и есть, эта самая война? А вовсе не героическая и не романтическая, какой зачастую представляется современными писателями или киношниками!

Всё-таки ремарковская война описывается им гораздо более выразительно и мертвяще точно. У Хемингуэя та война совсем иная. Но от этого она не перестаёт быть той самой, унёсшей десятки миллионов людей войной, войной без смысла и без идеи (хотя какая идея может быть у войны!). И второе содержание этого романа — история личных отношения нашего главного героя с медсестрой Кэтрин, вовсе не заслоняет эту самую военную тему. А наоборот, делает её ещё более острой и антагонистически противостоящей. С одной стороны — война и смерть, ужасы и боль, страдания и нарушения всего и всяческого миропорядка. И как противопоставление — тема жизни и любви, тема отношений между мужчиной и женщиной, тема, концовка которой, как мне кажется, сделана Хемингуэем намеренно крайне жёсткой, почти жестокой и тоже несущей в себе смерть — смерть двум жизням и смерть самой любви и опустошение и потеря... Что будет с нашим героем дальше?..