Мой очень жизненный путь

— Значит, вы были в Штатах, — мямлил черноусый, — Это очень и очень чрезвычайно! Негров там нет и никогда не было, это я допускаю… Я вам верю, как родному… Но скажите: свободы там тоже не было и нет?.. Свобода так и остается призраком на этом континенте скорби? Скажите…
— Да, — отвечал я ему, — свобода так и остается призраком на этом континенте скорби, и они к этому так привыкли, что почти не замечают.

Даже там, где нужно всего-навсего вмешательство милиции, они взывают к небу!

Знаменательно: вчера выпал первый снег, а сегодня растаял.
Чуть-чуть знаменательно.

Старшего ревизора Семеныча, заинтригованного в тысячу первый раз, полуживого, расстегнутого — вынесло на перрон и ударило головой о перила. Мгновения два или три он еще постоял, колеблясь, как мыслящий тростник, а потом уже рухнул под ноги выходящей публике, и все штрафы за безбилетный проезд хлынули у него из чрева, растекаясь по перрону…

Я если захочу понять, то все вмещу. У меня не голова, а дом терпимости. Если вы хотите — я могу угостить еще. Вы уже по 50 грамм выпили — я могу налить еще по 50 грамм…

мне, как Карлу Марксу, нравилась в них слабость, то есть, вот они вынуждены мочиться приседая на корточки

– Отведи глаза, пошляк, не смотри. Я мысли собираю, а ты – смотришь.

Боже мой! До чего вы остроумно глупы…
…и трусливы…
Труслив?..
Мда!.. Вы, как огня, боитесь банальщины… Вы бродите по ночам только потому, что спят другие; вы ненавидите всех нравящихся вам, потому что вам кажется тривиальным любить любимых и ненавидеть ненавистных, …вот теперь вы легкомысленно расстегнули свой плащ…
В то время, как другой на моем месте глубокомысленно застегнул бы его…

Сверхчеловек я, и ничто сверхчеловеческое мне не чуждо.