Философия. Я познаю мир

Камю (1913-1960) в своем философском эссе «Миф о Сизифе» показал абсурдность человеческой жизни, возникающую из-за ее конечности (смерти). Сама человеческая жизнь, считал Камю, есть опыт абсурда. Что же остается человеку — отчаиваться? Нет, потому что опыт абсурда, по Камю, это и опыт свободы — «абсурдный человек» получает свободу «ума и действия», перестает оглядываться на подпорки общепринятой морали и неясные надежды (на вечную жизнь, например) — человек становится «человеком бунтующим». И это есть «бунт сознания против окружающей его тьмы». Честно прояснить себе свое истинное положение, неизбежность смерти, неизбежность абсурда в жизни — мучительно. Однако потом, писал Камю, человек, подобно Сизифу, обретает силы смотреть. И неожиданно оказывается, что его судьба в его собственных руках, как камень — в руках Сизифа, и он, свободный и непокоренный, раз за разом втаскивает этот камень на гору. И пусть этот абсурд повторяется — если я вижу его и не отчаиваюсь, значит я обрел свою судьбу, свою свободу в этой судьбе, в этом абсурде. Таков абсурдный человек Камю.

Соловьев создал свое оригинальное этическое учение, выраженное в его книге «Оправдание добра. Нравственная философия» (1897). Человека, считал он, отличает от «низшей природы» прежде всего чувство стыда. «Стыдясь своих природных влечений и функций собственного организма, человек тем самым показывает, что он не есть только это природное материальное существо, а еще нечто другое и высшее». Человеческий стыд появился в момент первого грехопадения, и он доказывает, что человек все же остался «образом Божиим». «Я стыжусь, следовательно существую» — так перефразировал Соловьев знаменитое изречение Декарта.
Помимо стыда, Соловьев считал основными человеческими нравственными чувствами чувства жалости и благоговения. Способность испытывать жалость дает человеку возможность ощутить чужое страдание или потребность, а значит — возможность проявлять солидарность с другими. Чувство благоговения или . преклонения перед высшим, по мысли философа, «составляет у человека нравственную основу религии и религиозного порядка жизни». В результате «основные чувства стыда, жалости и благоговения исчерпывают область возможных нравственных отношений человека к тому, что ниже его, что равно ему и что выше его».

Хомяков критически относился к тем рационально-логическим схемам познания, к которым, на его взгляд, пришла европейская философия. Он оспаривал теорию познания Гегеля, который считал, что логически правильно сформулированное понятие в голове человека раскрывает связи познаваемой им реальности. Понятие, полагал Хомяков, не может вместить в себя всю реальность — оно слишком ограниченно для этого. Поэтому перед человеком остается проблема познания жизненной реальности, то есть познания мира во всей его духовной и материальной целостности.
В связи с этим Хомяков ввел понятие живого знания, которое приобретается человеком лишь при условии выхода за пределы самого себя. Естественно, речь идет не о физическом, а о духовном «выходе», при котором человек может почувствовать духовное, мистическое единство с природой, с другими людьми — со всем мирозданием. Эту проблему Хомяков рассматривал исключительно в русле христианской веры. Мир и человек созданы Богом, созданы Божественной любовью, следовательно и «выйти за себя», достичь духовного единения с миром человек может только на основе нравственной силы искренней любви. Даже в процессе познания вещей необходимо прежде всего помнить главный завет Христа: Любите друг друга. Только это, считал Хомяков, может дать возможность нашему сознанию «проникать внутрь вещей», непосредственно познавать «вещь в себе» в ее живом непрерывном существовании. Хомяков говорил, что живое знание так отличается от знания отвлеченного, как действительное ощущение света зрячим отличается от знания законов света слепорожденным. Впрочем, он не отвергал напрочь рассудочного познания: «Бесконечное богатство данных, приобретаемых ясновидением веры, должно анализироваться рассудком».

Чаадаев дал развернутый анализ проблем исторического развития России в сравнении со всей остальной Европой.
По его мнению, Россия, в отличие от Европы, за все предшествующие столетия своего существования не имела должного исторического развития: «Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось». Под «воспитанием человеческого рода» Чаадаев подразумевал прежде всего «нравственный прогресс», который заключается в постепенном усвоении и претворении в жизнь тех нравственных идей, которые дало человечеству христианство.
В России, считал Чаадаев, по каким-то роковым обстоятельствам так и не произошло выработки своего самостоятельного вектора внутреннего развития. Не выработались те национальные идеи, которые, выступая двигателями нравственного прогресса, одновременно создавали бы крепкие связующие нити между прошлым и будущим: «Мы так удивительно шествуем по времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно». Чаадаев упрекал российское общество в том, что оно позволяет себе фактически паразитировать на «совершенно готовых идеях», выработанных другими народами в ходе их собственного исторического развития. «Лучшие идеи, лишенные связи и последовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашем мозгу. В природе человека теряться, когда он не находит способа связаться с тем, что было до него и что будет после него».
Чаадаев резко критиковал такие черты «русского человека», как «холодность», «неуверенность», «равнодушие к добру и злу, ко всякой истине, ко всякой лжи», возникшие, по его мнению, из-за «слепого, поверхностного, очень часто бестолкового подражания другим народам». «А между тем, — замечает философ, — раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом,... мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы — воображение и разум». Но этого не произошло.
Столь жесткую критику российской истории Чаадаев увенчал Жутковатым пророчеством: «Одним словом, мы жили и сейчас живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам...» Что же стало причиной того, что Россия до сих пор «отторгнута от общей семьи» народов Европы? Чаадаев считал, что у истоков происшедшего лежит, во-первых, восприятие Россией христианства от Византии в момент раскола Вселенской церкви на Западную и Восточную ветви, и, во-вторых, татаро-монгольское иго.

В 1807 г. Гегель переехал в Бамберг (Бавария) и издал там главный свой труд «Феноменология духа», в котором изложил философскую систему, известную как объективный идеализм.
В этой работе Гегель разработал обоснование возможности познания человеком мира. Философ исходил из того, что в основе мира присутствует некая идеальная субстанция, которая явлена (объективирована) в мире через вещи (объекты). Эту субстанцию Гегель назвал духом. Дух одновременно и прост и сложен, самодостаточен и в то же время стремится к самопознанию, отделен от мира и в то же время связан с ним, движет миром, познавая в этом движении себя самого.
Характер человеческого мышления, считал Гегель, является родственным духу как абсолютному началу реальности — и в этом, по его мнению, заключается возможность человеческого познания мира. Человек, считал Гегель, познает не сам — через мышление человека дух познает себя. Познавая вещи в мире, мы проникаем прежде всего в их духовную основу, которая проявляется в понятиях или «определениях мысли».
Схема самопознания духа такова: дух в своем стремлении к самопознанию движется, создавая определенные формы реальности (вся природа — это форма отражения духа), которые познаются человеческим сознанием.
Полученное знание выражается в понятиях, которые и есть знание духа о себе, то есть — истина. Гегель считал, что сама история философии как история философских понятий есть история различных, следующих друг за другом стадий самопознания духа. Именно поэтому, полагал философ, тому, кто хочет встать на путь научного философского познания, необходимо изучить все предшествовавшие философские системы.

Не только в человеческом общественно и в природе, считал Гердер, все движимо гуманностью, все стремится к прогрессу. Одни народы приходят на смену другим, как бы становясь на их плечи, поднимаясь на ступеньку выше. Так древние греки поднялись на плечах египтян, а затем сами подставили плечи римлянам.
Что же передается и что развивается прежде всего? Культура, отвечает Гердер, которая включает в себя язык как инструмент разума и связующее звено между людьми, науку и искусство, а также общественные институты. Огромное влияние на формирование национальных культур, по мнению Гердера, оказывает климат.
Книга «Идеи к философии истории человечества» оказала огромное влияние на последующее развитие философии, литературы, искусства и даже науки и техники. Ибо многих людей на долгие годы и даже столетия захватила главная идея, высказанная в книге, — идея прогресса человечества, идея исторического поступательного развития и совершенствования гуманности.