Ваша оценкаРецензии
Аноним15 июня 2017 г.Читать далееЭту книгу я получила в подарок от интернет-магазина за заказ, но я даже не представляла себе, какое сокровище приобрела в свою домашнюю библиотеку.
Я предполагала, что буду читать "Заволочье" зимой, чтобы атмосфера соответствовала. И даже после того как я получила заказ с книгой, я все ещё надеялась дотерпеть до холодов. Терпения хватило на два часа. Это все равно, что в жару знать, что у тебя в холодильнике вкусное мороженое, а ты сидишь и думаешь о том, что будешь есть его зимой, чтобы атмосфера соответствовала. Правда "Заволочье" Пильняка сложно сравнить с десертом, это скорее замороженная рыба (а ее я тоже очень люблю), в которую вгрызаешься зубами так, что от холода ломит эмаль, а язык перестает чувствовать вкус. Тогда нужно кусочек рыбы подержать на языке, чтобы он немного оттаял и потек сок. Потом немного подождать, чтобы все вкусовые рецепторы пришли в норму, и только потом брать новый кусочек рыбы. Именно такие ассоциации вызвала у меня потрясающая повесть Бориса Пильняка "Заволочье". Сначала ты даже не представляешь, что тебя ждёт. Ты только знаешь, что будет очень холодно. И точно также я зависала посреди предложения, чтобы передохнуть, придти в чувство и вновь погрузиться в мир, описанный в книге. А ещё у меня было такое ощущение, что Пильняк как заклинатель змей завораживает читателя. Ты впадаешь в транс, но не только благодаря сюжету, но и уникальному неповторимому стилю и языку автору. Я очень хотела бы привести несколько фраз из повести, но в отрыве от контекста они теряют часть магии. Цитаты Пильняка нужно приводить как минимум целыми главами, а структуру текста можно сравнить с поэтическим произведением. Я всего лишь второй раз сталкиваюсь с поэтизацией прозы (первый раз такую форму я встретила у Жоржи Амаду в романе "Мертвое море"), и это очень красиво. Попробую привести пример: на корабле, который отправляется в Арктику всего одна женщина. Прощаясь с землёй, она "ревет как тюлень". В следующий раз, когда мы встретим эту же фразу, которая замкнет определенный фрагмент текста, происходит столько событий, люди испытают столько боли и страдания, но сильная женщина все выдержала, она вызывает зависть мужчин, которые оказываются слабее духом, они перестают видеть в ней женщину, человека, а только живое свидетельство своей слабости. Ее оскорбляют и унижают, и поэтому она "ревёт как тюлень" - как тюлени на льдинах, мимо которых проплывает корабль с полностью деморализованными людьми.
Нельзя не сказать и об авторской орфографии и пунктуации, которая, как сказано в последствии, полностью сохранена. Сначала я подпрыгивала каждый раз встречая в тексте "итти" и "чорт", а также двойные тире - - , но постепенно привыкаешь и понимаешь, что это уже часть композиции, неотделимая от произведения.
В повести "Заволочье" сюжет стоит далеко не на первом месте, это основа, способ передачи автором ощущений, чувств, эмоций, поэтому каждое предложение текста проникает сквозь кожу читателя, принимая импульс от автора. Я увидела Арктику своими глазами, прочувствовала все своей кожей, "травила море" и сходила с ума вместе с персонажами повести.
Борис Пильняк уникальный творец слова, и я очень жалею, что когда-то отдала старую советскую книгу с его романами на книгообмен даже не попытавшись познакомиться с его творчеством. Поэтму теперь я буду искать снова встречи с ним, и мне уже не важно о чем он пишет, главное "как".
Есть книги после прочтения которых понимаешь, что теперь ты стал богаче, что теперь приобрел что-то, чего раньше не имел, а теперь у тебя это есть и принадлежит оно тебе не как какой-то внешний объект, а как часть тебя. Вот такой книгой для меня стала повесть Бориса Пильняка "Заволочье".
462,2K
Аноним31 января 2025 г.Читать далееТам, где луна сошла за землю,
Оставив блики на воде,
В горах, в снегу, в заливе, в море,
Рождая тысячи других...Там, где медведи смотрят добро,
А морж краснит глазами зло,
Где нет живых, и быть не может...
Где люди не живут совсем...Там на полярную зимовку
Осталась дюжина мужчин.
И женщина. Тринадцать то есть.
На этом можно завершить.Кажется, это моя первая книга об Арктике. И она оставила сильное впечатление.
Хотя читать ее было сложно, очень. Огромные абзацы из длиннющих предложений. Почти все книга - это описания, с микроскопическими вкраплениями диалогов и записей бортового журнала/дневников.
Но эти описания - чудесны. Они многословны, и повторяются, но они удивительно поэтичны. Страшная красота Арктики описана так, что в нее влюбляется помимо своей воли.
Домик прилепился к горе ласточкиным гнездом; вверх уходили горы и шел ледник; гора была под домиком, и там было море, и там, на том берегу залива, были горы, все в снегу, — была луна и казалось, что кругом — не горы, а кусок луны, луна сошла на землю. Была невероятная луна, диаметром в аршин, и блики на воде, на льдах, на снегу казались величиной в самую луну, сотни лун рождались на земле.Это очень красиво и очень страшно - оказаться на необитаемом острове посреди ледяной пустыни. И пускай героев книги было немало - поначалу - но выжить удалось единицам.
Этот остров до нас не был посещаем человеком, возможно, что новый человек не придет сюда еще десятки лет. Конечно, все пустяки, знаете ли. Мы умрем с голода, если мы все останемся живы до весны.И снова - это не история выживания, это ода суровой красоте Арктики. Она приняла в себя людей - и уничтожила их. Кого-то психологически, но большинство - в прямом смысле. Были люди - и нет их.
А ещё это история любви. Нелепой, короткой, недолюбви от одиночества и от страха. Потому что одна женщина на двенадцать мужчин на необитаемом острове - это страшно. И одиноко. И опасно. Потому - коротко. Можно сказать, что этой женщине повезло...
Ах да, шуба! Тут должна быть шуба. Пусть будет вот такая - на Обручеве. Или на Челюскине - тоже шуба. И тоже из Арктики.
38207
Аноним3 апреля 2018 г.Луна сошла на землю.
Была луна, и казалось, что кругом – не горы, а кусок луны, луна сошла на землю. Была невероятная луна, диаметром в аршин, и блики на воде, на льдах, в снегу казались величиной в самую луну, сотни лун рождались на земле.Читать далееОткуда растет тоска, как расслаивается сознание, как движется память, какими скачками и перелетами, что такое невозможное и как растет в тебе ложь, и ревность сгибает тебя, а в душу вторгаются орды идей не самого успокоительного характера и множатся идеи для великой мести. И только там, где нет никаких превращений, а просто пустыня - нет человека. Значит, человек так сложен и противоречив, гадок и разнораспущен, и никак не сладить, не суметь и не захотеть все изменить. Взять бы, и просеять свое нутро, все лихое – выбросить, а все красивое, умное и достойное оставить. И что получится – вновь не человек.
Мифология греков рассказала о трех сестрах Граях – о Страхе, Содрогании и Ужасе, которые олицетворяли собою седые туманы. Они родились седыми. С одним глазом на всех и одним зубом на всех. Такие сестры частенько сопровождают нас по жизни. Именно они нагоняют Страх, заставляя трепетать и Содрогаться и жить в Ужасе.Луна сошла на землю.
Норвежцы называли русский север – Биармией, - новгородцы называли его: Заволочьем.
Повесть Бориса Пильняка «Заволочье» была опубликована в 1925 году в журнале « Красная новь».
Какая же это повесть!!! – нет слов, а эмоции, они твои, собственные, могут только навредить, распылить ощущения других читателей. Эмоции – опасная штуковина. Одно могу сказать - мощная, взрывоопасная и конфликтующая с твоим собственным миропониманием повесть для неподготовленных - сумасшедший вулканический пепел, который накроет тебя, не дав подумать. Первое мое прочтение было именно таким. На взлом. На абордаж. Второе – осмысление, с легкой тревогой и отчаянной неуклюжестью что-либо изменить. Третье – началось языковое гурманство, проба на ощущение, деликатесы долго не залежались на пиршестве: чудесные картины природы, и буйство, и безнадежность. А язык. Требуется еще одно прочтение. Это клад и литературный, и языковой.
Я вовсе не хочу прослыть панегиристкой, воспевающей хвалу, тому, кто и сам знал, и все знали, насколько широк, многогранен и бескраен мир произведений Бориса Пильняка. Я просто испытываю… ощущение отсутствия дна. Подо мной бездна. Непрочитанного Пильняка. Это огромное упущение. Нет бесспорных причин тормозить знакомство и открывать для себя новый мир. Читать, читать…
Наверное, талант талантом, но, видимо, Пильняк сам испытал восторг, отчаяние, негодование, беспомощность, - все виды человеческой многоступенчатости чувств во время экспедиции на Шпицберген. Он сам был участником экспедиции. И это, бесспорно, «оправдательный» аргумент правдоподобности повествования.
Человечество не может жить на Шпицбергене – север бьет человека, - но там, в горах есть минералогические залежи, там пласты каменного угля идут над поверхностью земли, и – капитализм –
На Шпицбергене не может жить человек! Но человечество послало туда людей.
На Земле Франца-Иосифа не живет, не может жить человек, и там нет человека.Но здесь можно было быть одному, самим собою, с самим собой, перерыть всего себя, все перевзвесить.
И если повезет, то выжить.
Кстати, вернее, не очень кстати, просто у Пильняка есть удивительное умение использовать языковые «аккорды» - от безмятежности к нарастанию страха.
Если человеку, живущему на земле, придется когда-нибудь услыхать вызов радио – SOS – пусть он знает, что это гибнут в море человечьи души, страшно гибнут в этой страшной чаше вод и неба, где внизу сотни метров морских мутей и квадрильоны метров вверху – бесконечностей, и больше - ничего, SOS – это пароль, который кидает радио в пространство, когда гибнет судно, и он значит: - «Спасите нас, спасите наши души!».182,1K
Аноним22 ноября 2016 г.Я принес вам ...север и всю мою жизнь
Читать далееИздано: «Заволочье», Ленинград., Прибой, 1927. - 144 с., 6 000 экземпляров. Борису Пильняку всего-то 33 года. Читаешь - и начинается волшебство.И не потому только, что Север, Заволочье…
А еще потому, что мисс Эрмстет из Лондона –«странная девушка!-родилась и жила в России…она всегда молчит и собирается обратно в Россию…долго лежит в кровати с книгой о Земле Франца-Иосифа».
И в этот же день на острове Новая Земля из Белужьей губы должно было уйти в Россию судно «Мурманск»…она заходила под 7930северной широты, чтобы взять та остатки экспедиции Кремнева…пятеро, они все переболели цингой; они не выходили из дома, потому что каждый боялся, что другой его подстрелит, и они сидели по углам и спали с винтовками…уговаривались идти из дому без оружия, когда метелями срывало антенны и всем нужно было выходить на работы; все пятеро были сумасшедшими… Через неделю они должны были в Архангельске оставить страшное одиночество льдов, мест, где не может жить человек…
А над всем этим стоит «невероятная луна, диаметром с аршин,, и блики на воде, на льдах, на снегу казались величиною в самую луну, сотни лун рождались на земле». И дальше-пойдет «чугунная лирика страшных просторов и страшного одиночества…где за бортом колбы, которая звалась кораблем «Свердруп», плескалась и ползала зеленая, в гребнях, жидкая муть, которая зовется водой, но которая кажется никак не жидкостью» и впереди- та же муть, и чайки у кормы, да черные поморники, да дельфины, да два кита, да обломки безвестных(погибших, поди, разбитых,-как? когда? где?)кораблей… Впереди небо было уже ледяное. Склянка пробила ночь…
Спасает, немного, что «по закона плавания за Полярным кругом каждому полагается в сутки по полстакана спирта»…но еще есть штормы и невероятными красками горит север, то огненный, то лиловый, то золотой… секстан бессилен перед тучами и туманами и судно идет наугад…а когда судно отдыхает от качки, нужно втереться к ближайшему айсбергу, чтобы взять пресной воды, а внутри айсберга пробило грот, там было зеленое озерко, и туда забивались волны, свободные, голубые, океанские и по ходу-если вдруг полынья-нужно просто прыгать через нее с разбегу, если полынья маленькая, или подтолкнуть багром маленькую льдинку и переплыть на ней полынью, если большая…а под тобой океан, глубиною в версту…
А кто еще не понял тамошней красоты, знайте: на Шпицбергене, например, есть «пласты каменного угля над поверхностью, залежи свинца и меди и железа и прочее…там брызжут фонтанами среди льдов киты, ходят мирные стада тюленей, бродят по льдам белые медведи и песцы и человечество бросает людей, чтобы бить их...Там полгода ночи, северных сияний и такой луны, при которой фотографируют и таких метелей, которые бросаются камнями величиной с кулак. Там люди едят и пьют, то что скоплено, привезено с человеческой земли; там не дают алкоголя. Там не женщин,-там ничего не родится и быть может рабочий подумает-о земле, об естественной человеческой жизни, о прекраснейшем в ней- о любви и о женщине,- и он бросит думать, должен бросить думать,- ибо ему некуда уйти, он ничего не может сделать и достигнуть…ибо природа и расстояния существуют к тому, чтобы не давать жить, чтобы убивать человека. ..И никуда не уйдешь, ибо кругом смерть и холод,- и нельзя думать о женщине, ибо женщина есть рождение, ибо думать можно только о смерти…И надо больше работать, как можно больше работать…и надо быть бодрым, ибо только чуть-чуть затосковать, заскулить-неминуемо придет цинга, эта болезнь слабых духом, которую врачи лечат не лекарствами, заставляя больных бегать, чистить снег, таскать камни, быть веселым, иначе-загниют ногти и челюсти, выпадут волосы и придет смерть в страшном тосковании.
Некоторые-спасаются книгами, когда «мысль уходит в пространства мира и книги есть все-о звездах, о законах химии и математики, о горном деле- но все молчат об естественной человеческой жизни» и велят познать те «законы мира, где человек-случайность и никак не цель»…
И все же говорят мужчины-Женщина!-и каждый звук скоро наполняется густой кровью, тою, что бьется в висках и сердце мужчин…и не может быть лучшей музыки, чем слово-женщина…
Все экспедиции, где есть женщина ,гибнут…И здесь , где все обнажено, когда каждый час нужно ждать смерти, никто не смеет стоять мне на дороге, и мужчины убивают друг друга за женщину,-дерутся за женщину, как звери, и они правы. Я оправдываю тех, кто убивает за женщину…-Ну, говорите, вот она вошла, вот прошуршали ее юбки вот она улыбнулась, вот села, и башмак у нее такой, ах, у нее упала прядь волос, и шея у нее открыта, ну, говорите, говорите о пустяках...она положила ногу на ногу, она улыбнулась…что может быть прекрасней?!
…И вот они во льдах, их десятеро и одиннадцатая она, и двенадцатый тот, кому она принадлежит,-за льдиной сидит человек с винтовкой, и навстречу к ней идет двенадцатый, и пуля шлепнула ему по лбу… а потом и ей…Ну говорите, говорите же о ней; как была она одета, как расстегиваются ее тесемки.. Глядите, какая у нее рука!…
От Вологды до Архангельска поезд ползет по тайге и тайга-одно тоскливое недоразумение из елей и сосен…станции одна от другой в расстояниях тоскливо-долгих, и все станции однообразны, как китайцы, -и такие, около которых ничего нету,- ни человека, ни души, ни куска хлеба…8520
Аноним19 марта 2011 г.Читать далееОчень страшно читать о том, как люди выживают на Севере. Страшно читать о том, на что готовы фанатики от науки ради общего блага — предсказывать погоду! сохранять неведомые ранее образцы! Не менее страшно — понимать, что кем-то приходится жертвовать, чтобы спасти других. Еще страшнее, когда это обрамляется зарисовочкой из лондонской жизни.
Я не фанатка Пильняка, но в "Заволочье" его стиль не успевает надоесть и, в общем-то, только увеличивает ощущение ужаса и восхищения героями.
Как водится, посылаю лучик издателям — в этот раз луч любви, издание отличное.
8491
Аноним11 октября 2023 г.Святыня человеческой культуры… Насколько древнее, значимей, — страшнее — человеческая жизнь…
Читать далееБорис Пильняк — имя не сказать, чтобы забытое, но и не очень известное. Видимо, из-за созвучия его путают то с Пастернаком, то с Бабелем, то даже с Пикулем. А между тем, Пильняк как писатель обладает особым художественным вкусом, ритмичен в малой прозе, кинематографичен в романах, умеет комбинировать композиционные приемы и мастерски расслаивать и сводить воедино сюжетные пласты.
Сегодня, в день рождения писателя 11 октября, отдаю должное его таланту чтением рассказа “Старый сыр”.
Предупреждаю, что в рецензии будут спойлеры, так как я хочу разобрать структуру композиции, а она здесь реально хороша и сложна.
Рассказ начинается с анонимного письма без даты, отправленного из России в Англию. Письмо написано молодой женщиной, некогда путешествовавшей по Европе, а теперь живущей с мужем и его родными на небольшом хуторе в киргизской степи. Она с ностальгией вспоминает прекрасный Лондон и бодро описывает безымянному английскому другу свою нынешнюю жизнь (тут возникает настоящая идиллия с яблоневым садом, приятным трудом по силам, дружбой и прочим). Сложно сказать, что выглядит более привлекательным в этом: Лондон или киргизская степь.
Затем повествование меняется: следуют две дневниковые записи Ольги, снохи той самой Марии, что написала первое письмо. Она живет на том же хуторе, однако в ее записях жизнь в степи выглядит не так лучезарно. Ольга более насторожена, пуглива, появляются слова “революция” и “восстания”, поставлена дата: сентябрь 1918 года. Главное, что в дневнике Ольге возникают дикие киргизы:
Какая страшная кругом степь, пустыня; когда заезжают киргизы и останавливаются отдохнуть, они вынимают из-под седел сырое, прелое мясо и жрут его, разрывая зубами.Ольге снятся кошмары про Лондон, который в письме Марии выглядит как оплот цивилизации, она с отвращением описывает дикарей, приехавших на хутор:
Андрею и Николаю — не понравился их визит, но мама думает, что с дикарей нечего спрашивать приличий, а то, что они скинули с себя всегдашнюю свою маску трусости и забитости, почувствовала себя — пусть нелепо гражданами, это хорошо…Дневниковая запись обрывается на словах, что в степи раздался выстрел, и муж пошел узнать, в чем дело.
Затем повествование снова меняет ход. Автор от интимных документов (письмо и дневник) жительниц хутора переходит к изображению жизни вокруг: текст ускоряется, строчит запятыми и тире как пулеметными очередями. Сравните два фрагмента:
"Сегодня прозрачный, пустой осенний день, утром я видела, как стрелкой на юг потянули журавли, — от них всегда грустновато, как-то бередится душа, и сама хочешь к ним. В саду уже падают листья, он редеет, становится непривычно просторным, и слышно, как падают забытые яблоки… А к вечеру пошел дождь, заморосил, заволок небо. Стал дуть мокрый ветер, обшаривает все, все пронизывает. Ночь черная-черная, ничего не видно. Степь теперь страшна, мокрая, темная, пустая. Шумит нехорошо, жутко сад. Мы все собрались в столовой, каждый со своим делом, — я сижу в сторонке и пишу это".
А в новом абзаце уже:
"В исполкомах, в управах, в чрезвычайных комиссиях, в контрразведках, в штабах армий — трещали телефоны, толпились курьеры, дымила махорка, писались приказы, узнавались истины, открывались предательства, мелочами проходили геройства и глупости, спали на столах, туг же ели и трудились, на задворках расстреливали, у парадных дверей вешали плакаты, и охрипшие люди с парадных дверей, с тумб, со столов — кричали, кричали тем, кто шел, шел, шел мимо"…
То есть картина ностальгического прошлого и иллюзорно прекрасного настоящего из письма в Англию сначала меняется на грустные и тревожные дневниковые записи, а потом на резкие штрихи общего фона: оказывается, хутор живет не сам по себе, а находится в густом месиве революционных событий.
Следом в тексте появляется полуграмотная бумага (и какой это контраст с полными поэзии женскими записями из начала рассказа):
“А так же доношу што по сарынским пустошам недели две тому назад прошли киргизы сто человеков вооружены винтовками грабили хутора мужиков брали в плен а потом в степу резали. Бабов почитай всех перепортили, а скотину не так воровали как разогнали, што только наделали. Апрошли они шешнадцать хуторов и три села. Мы теперь нарядили мужиков ловить по степу скотину. Што делать?”
То, что на хуторе произошло нечто ужасное, читатель уже догадался. И автор не тянет, а тут же дает первую развязку: секретарь исполкома, которому адресовано донесение, вспоминает, что банду киргизов, о которой сообщает председатель, уже положили из пулеметов. Так что донесение кладется под сукно, а автор сразу же отправляет нас к костру в степи, где сидят киргизы. Те ли это киргизы, которые разграбили хутор и были убиты, или другие? Напряжение нарастает, и вся эта петля между событиями прошлого выполнена действительно мастерски.
В итоге Пильняк переносит нас в момент первого выстрела, о котором написала Ольга в своем дневнике. Следует жуткое и очень натуралистичное описание грабежа, убийства и насилия. Те самые милые образованные люди, чей внутренний мир был показан нам в начале рассказа, становятся жертвами дикого насилия. Автор бесстрастно описывает происходящее со стороны, лишая жертв даже имен. Нет больше Марии, Ольги, Андрея, Николая, мамы… Есть две женщины, старуха и обезображенный человек в крови:
"Киргиз сверху видел, как из дома с крыльца трое потащили женщину, за руки и за ноги, волоком. Киргиз перебрал вожжами и чмокнул. Потом крики опять стихли. Внизу в свете пожара бегали люди, безмолвно. Потом опять кричали женщины. Четверо наверх прикатили бочонок и, не дожидаясь всех, здесь же пили, подставляя шапки под кран, — из шапок. Пожар разгорелся сильней, в черный мрак, в дождь и ветер летели галки, — и живое воронье, разбуженное пожаром, закаркало над черной степью. Двор опустел.
Опять закричала женщина:
Спасите!.. Пустите, я же умру!.. — —
Женщина выбежала из мрака на огонь и побежала. За ней бросилось человек десять, ее повалили тут же у пожарища. От крылечка, прежде незаметный, волоча себя руками, обезображенный, в крови, пополз человек, он протянул руку и выстрелил в кучу киргизов, — тогда стоящий наверху, почти не целясь, выстрелил из винтовки и видел, как пуля разорвала голову".Абсолютно жуткая сцена, после которой автор уводит нас в безлюдную степь и повторно доводит банду киргизов до расстрела (это важный момент), а потом показывает сцену похорон погибших и повторное (тоже важный момент) составление донесения комиссаром: “убили — мужчинов двоих (подумав, он переправил — троих); изнасиловали — — двух женщинов и одну старуху; съели одну кобылу; сожгли один сарай”.
Почему я подчеркнула авторские повторы, касающиеся возмездия киргизам и фиксации их преступлений? По мне эти моменты показывают, что над хаосом и насилием вокруг хутора уже проявляется новый порядок. То есть та самая цивилизация и русская (уже социалистическая) культура уходит вперед от кочевнических костров и раздирания зубами сырого мяса.
После этого действие рассказа перемещается в цивилизованный Лондон, и появляется тот самый безымянный (тоже хорошая деталь) адресат, которому давно-давно отправляла письмо Мария. Автор подробно описывает быт русского пожилого эмигранта и буквально доводит нас вместе с ним в кабачок, где бывал еще сам Диккенс.
Там эмигрант рассказывает другому русскому пожилому эмигранту концовку истории семьи с разграбленного хутора в степи. Мы узнаем, что все эти события произошли четыре года назад. Женщины выжили и смогли принять родившегося после группового изнасилования киргизенка.
Эмигранты платят за ужин и расходятся по домам. Ночью старик думает о России и понимает, что “ничто не будет оправдано, если он не понесет свои кости на свою землю”.
Пока старик тоскует в туманном Лондоне, в степи в то же время “всю ночь три женщины работали у плотины, бодро и весело: спешили починить плотину, чтоб ее не разорвала вода, рубили топорами дерево, таскали землю, забивали сваи. Перед рассветом, как всегда, на несколько минут стало особенно темно, и после этого быстро стал лиловеть восток. Тогда стало слышно, как забили крыльями птицы, поднимались с земли, чтобы лететь на север, к гнездам”.
И все это Пильняк уместил в менее чем 40 000 знаков! Какое потрясающее переплетение тем и временных пластов! Родина, революция, насилие и цивилизация, личная история конкретных людей… Все реально, все звучит и пульсирует, всему веришь.
Почему рассказ о русско-азиатской жизни помещен в рамку английского быта? Почему названием выбран “Старый сыр” (это название кабачка, где беседуют старики)? Безусловно, здесь есть идеологическая повестка: эмигранты — представители дряхлой культуры рассказывают про жизнь оставшихся на родине, ставя на ней клеймо “страшная трагедия” и закусывая сыром с легким запахом пота. В России в это время пережившие ту самую страшную трагедию в настоящем поту работают и встречают новый рассвет.
Но помимо идеологии у Пильняка звучит еще одна мощная тема: жизнь (в том числе и дикарей киргизов) оказывается сильнее святыни и величия человеческой культуры. Именно жизнь порождает, убивает и вновь порождает культуру.
Рассказ был написан ровно сто лет назад в сентябре 1923 года. Для меня это один из лучших текстов о 20-х годах 20-го века в России.
Браво, Борис Пильняк!
Содержит спойлеры7212
Аноним26 июля 2023 г.Читать далееПросто невероятно красивая повесть об арктических путешествиях и арктической природе.
Автор красиво описывает как рождаются айсберги, до мороза на коже описывает холодный и мокрый арктический ветер, "лунною" пустоту, что там окружает.
Мало кто может так достоверно описать ощущения и чувства людей попавших в арктический шторм, вьюгу, которое потом сменяется легкой передышкой в виде штиля и потом снова шторм.
Мало кто может описать чувство одиночества на полярной стоянки, когда тебя окружает лишь несколько человек; или когда человек несколько суток едет на собачьих упряжках в полном одиночестве.
Невероятно красивое произведение о романтиках и отважных людях начала ХХ века.
Книга причем мне досталась в виде подарка за интернет заказ еще лет пять назад и все ждала меня - такая невзрачная с виду, но внутри просто что то за гранью красивое7288
