Собрание сочинений в 10 томах. Том 4. Гиперболоид инженера Гарина. Повести и рассказы (1923–1924)

По карте там находилась пешеходная дорога к скалистому плато, где лежали знаменитые развалины замка «Прикованного скелета», рядом с ним, как и полагалось в таких случаях, находился пивной ресторан «К прикованному скелету».
В развалинах действительно показывали остатки подземелья и за железной решёткой — огромный скелет в ржавых цепях, в сидячем положении. Изображения его продавались повсюду на открытках, на разрезных ножах и пивных кружках. Можно было даже сфотографироваться за двадцать пфеннигов рядом со скелетом и послать открытку знакомым или любимой девушке. По воскресеньям развалины пестрели отдыхающими обывателями, ресторан хорошо торговал. Бывали иностранцы.
Но после войны интерес к знаменитому скелету упал. Обыватели захудосочели и ленились в праздничные дни лазить на крутую гору, — предпочитали располагаться с бутербродами и полубутылками пива вне исторических воспоминаний — на берегу речки, под липами. Хозяин ресторана «К прикованному скелету» не мог уже со всем тщанием поддерживать порядок в развалинах. И бывало, что целыми неделями, не обеспокоенный ничьим присутствием, средневековый скелет глядел пустыми впадинами черепа на зелёную долину, где некогда в роковой день его сбил с седла владетель замка, — глядел на кирки с петухами и шпилями, на трубы заводов, где в мировом масштабе готовили нарывный газ, тетрил и прочие дьявольские фабрикаты, отбивавшие у населения охоту к историческим воспоминаниям, к открыткам с изображением скелета и, пожалуй, к самой жизни.

Из ворот рынка выходили жены рабочих и бюргеров с корзинами. Прежде в корзиночках лежали живность, овощи и фрукты, достойные натюрмортов Снайдерса. Теперь- несколько картофелин, пучочек луку, брюква и немного серого хлеба.
Странно. За четыре столетия черт знает как разбогатела Германия. Какую славу знали ее сыны. Какими надеждами светились голубые германские глаза. Сколько пива протекло по запрокинутым русым бородам. Сколько биллионов киловатт освободилось человеческой энергии...
И вот, все это напрасно. В кухоньках- пучочек луку на изразцовой доске, и у женщин давнишняя тоска в голодных глазах.

Давеча бы так... А то - слово коммуниста.. Ей-б-гу, давеча вы мне так больно сделали, так досадно... Сейчас, кажется, вы уже начинаете разбираться. Мы с вами враги, правда... Но мы должны работать вместе... С вышей точки зрения я - выродок, величайший индивидуалист... Я П.П.Гарин, милостью сил, меня создавших, с моим мозгом, - не улыбайтесь, Шельга, -гениальным, да, да, с неизжитыми страстями. от которых мне и самому тяжело и страшно, с моей жадностью и беспринципностью, противопоставляющий себя, буквально - противопоставляющий себя человечеству.

-Ух ты, - сказал Шельга, - ну и сволочь. -- Именно: "Ух ты, сволочь", вы меня поняли. Я -- сластолюбец, все
секунды моей жизни я стремлюсь отдать наслаждению. Я бешено тороплюсь
покончить с Роллингом, потому что теряю эти драгоценные секунды. Вы -- там,
в России, -- воинствующая, материализированная идея. У меня нет никакой
идеи, -- сознательно, религиозно ненавижу всякую идею. Я поставил себе цель:
создать такую обстановку (подробно рассказывать не буду, вы утомитесь),
окружить себя таким излишеством, -- сады Семирамиды и прочий восточный вздор
-- чахлая фантазишка перед моим раем. Я призову всю науку, всю индустрию,
все искусство служить мне. Шельга, вы понимаете, что я для вас -- опасность
отдаленная и весьма фантастичная. Роллинг -- опасность конкретная, близкая,
страшная. Поэтому до известной точки мы с вами должны идти вместе, до тех
пор, покуда Роллинг не будет растоптан. Большего я не прошу.