И. С. Тургенев. Сочинения в двух томах. Том 1

Накануне дочитал "Накануне".
Боже меня упаси делать большие обобщения по 2 прочитанным романам и нескольким повестям, но у Тургенева всё нанизано, как шашлык на шампур, на костяк любовной истории. Какую бы цель он не преследовал - всё через постель amor. И даже когда сюжет "Накануне" ему подкинул один знакомый помещик, Иван Сергеич, не долго думая, обернул подарок в розовую фольгу, разрисованную сердечками. Я смотрю на Тургенева, как дальтоник, и не различаю цвета его произведений - сплошь оттенки губной помады. Т.е. пока что они доставляют мне гамму ощущений, но не чёрных, белых или зелёных, а преимущественно красно-розовую светлую грусть (я не знаю других цветов помады, в отличие от вас, женщины).

Взять, например, Елену (да, Елену надо взять, она ведь сама просила). По мне, так она лишняя в этом романе. Ну серьёзно ведь - она всё портит. Талантливый ваятель, видный учёный, революционер и гос.чиновник носятся с ней, как курица с яйцом, только расходуя свои силы и время, которые могли потратить с пользой. А Инсаров и вовсе погибает из-за неё. Её фигура и придает роману ту набившую оскомину мелодраматичность.
Она, как Елена Троянская: Берсенев, Инсаров и Шубин - её Парис, Менелай и Гермес; и хоть война началась не по её "вине", но она уже близко. В то же время каких-то особых достоинств, как например красота у Елены Прекрасной, я у Стаховой не замечаю. Читать о резонёре Шубине, или об Уваре Ивановиче (получившим от меня мысленный лейбл "тургеневская дедушка") было занятнее.

Выбирая между наукой (Берсенев), искусством (Шубин), гос.службой (Курнатовский) и политикой, Елена выбрала последнее. Это, конечно, наигранно и идейно обусловлено задумкой автора. Елена и Инсаров это гончаровские Вера и Волохов: сначала был милый друг Берсенев (Райский), а потом пришёл он - человек дела, человек Идеи, и всё для неё стало ясно. Кажется ненатуральным, что она увлеклась не чувством, не расчётом, а некой высшей идеей справедливости. Другими словами, Тургенев выдумал героиню, которая вряд ли существовала в реальности.

В избранника её веришь охотнее. Как-никак, политика/революция дело мужское. Только уж больно выбор Елены смахивает на то, как наши гостеприимные россиянки охотно принимали в свои объятия приехавших на ЧМ-2018 по футболу иностранных болельщиков: свои русские мужики уже обрыдли, а тут что-то новенькое. Так и Елене Инсаров показался струёй свежего балканского воздуха. И не негр какой-то там, а считай, почти свой, славянинушка. И спешный отъезд на родину муженька тоже весьма похож на странным образом укрепившийся стереотип, мол, выскочить за иностранца и уехать к нему - гораздо круче, чем штопать носки Ване в уральской однушке. Моду на иностранное, помнится высмеивали ещё Грибоедов с Щедриным, да недовысмеяли. Очень уж проникновенно Елена кричала "Прощай, Россия!", держа бокал шампанского и направляясь в Венецию.

Город для Смерти был выбран автором очень точно. Томас Манн полвека спустя напишет великую новеллу о том, как туда приедет умирать, не зная того, его Ашенбах. Смерть преследует Елену и Димитрия - не знак ли это, что их союз был изначально неправилен? Полного сил молодого деятеля, способного бы повлиять на ход войны, забрала баба с косой. И речь отнюдь не о скелете в чёрном балахоне.

Нападки на женщин, чужеземцев и дальтоников делают меня шовинистом и националистом в ваших глазах, но на самом деле тут дело обстоит, как со вторым абзацем: если внимательно всматриваться, это есть; а если под нужным ракурсом повернуть голову - нихрена не видно!

Вот знаете, я вчера весь вечер ходила по квартире и жаловалась ребенку с мужем: "Ну что за манера так измываться над читателями?! Ну зачем нужно, чтобы люди страдали? Ужасный Тургенев. Ужасные произведения! Не буду больше читать его!". Ну действительно. Сплошной тлен и беспросветный мрак...Но зато как всё это красиво, не смотря на трагичность...

Любовь, любовь...
Что касается героев произведения, то хочется в первую очередь сказать о малодушии Лаврецкого. Он мне показался очень слабым человеком. Человеком, не способным к серьезным действиям. Он живет всё с оглядкой на общество - что подумают о нем люди, что скажут?
Лизу же, с одной стороны, жаль, ведь она очень спокойная, положительная и умная девушка, способная любить всем сердцем, но полюбившая совсем не того человека. А с другой стороны, хочется надеяться, что религия - это её любовь, её предназначение, а не способ уйти, спрятаться от своей личной трагедии.
Ну и какой же красивый у Тургенева стиль повествования! Какие чудесные обороты! Думаю, об этом можно и не говорить.

Ах..
P.S. Открыла для себя нового чудесного чтеца - Владимира Самойлова. Очень неплохо!

Тютчев

В этих стихах, весь Тургенев: у него страдают и счастливы, не только люди, но и мгновения жизни, звёзды и сама красота.
Есть в романах Тургенева что-то утончённо-восточное.
В Японии, любование снегом называют — юкими. Любование луной — цукими.
Тургеневым хочется любоваться столь же трепетно, т.к. девственная, застенчивая красота его книг, похожа на дивное явление природы.

Откидываюсь на зелёную спинку дивана. На коленях — томик «Отцов и детей».
Рука словно бы щурится и дремлет на страницах, словно кошка на печке: наслаждается строчкой.
Вот, средним пальцем, рука зацепила страницу, опарусила её и медлит: глаза перечитывают что-то на левой странице и сердце пятится, и пальцы послушны сердцу: странички медленно листаются назад, словно сами собой..
Аркадий Кирсанов, лежа с Базаровым у стога сена (похожего на взошедшую луну!), мечтательно и грустно промолвил, гладя на то, как пожухлый кленовый лист сорвался с ветки и его движения в воздухе, напоминают бабочку: печальное и мёртвое, так похоже на весёлое и живое..
Ах, почему он не лежал вместе с женщиной в стогу сена и не ей сказал это?
По сути, из этой строчки вышел весь роман Тургенева: она вмещает в себя и нигилизм Базарова, его тайные мечты, грусть родителей, ожидающих сына и потом пришедших к нему на могилку, и мечты женщины вмещает в себя эта строка, и даже, сны замечтавшегося ночного леса: люди во сне, порой нежно бредят, а ночной лес, тихо роняет листок.

Страницы медленно листаются назад.. словно падает осенняя листва: я думаю о любимой своей.. бессознательно листая дни, когда мы были счастливы.
Вместе с Тургеневым, сладостно вспоминать о любимой.
Если я умру, то и в раю буду вместе с душой Тургенева вспоминать о любимой, с удивительными глазами, цвета крыла ласточки: я ему поведаю такую историю любви.. которая ему и не снилась.
Страницы так томительно-медленно… ах, где-нибудь на далёкой планете, в будущем, возле окошка космической станции, точно так же падали бы крупные, неземные снежинки.

Я не понимаю, как это удаётся Тургеневу.
Есть великие писатели, виртуозы, мастера: Толстой, Достоевский, Набоков, Платонов.. но ни у одного из них нет этой чары соучастия в загрустившей красоте мира, ставшей на миг, осязаемой и зримой, как северное сияние.
Наверное, есть более глубокие книги, более остросюжетные развития событий, с неземными метафорами, похожими на ангела, упавшего в эпилептическом припадке, содрогаясь в воздухе лазурными крыльями, похожими на волнующиеся от ветра, цветы на краю бездны.
Нет, всё это прекрасно, дивно.. но не то. Так оглядываешься с грустной и милой улыбкой на книги детства. Так… душа оглядывается с просиявшей высоты, на своё простёртое в постели тело и мир.

Подобно очарованному страннику и блудному сыну от искусства, наскитавшись по другим дивным берегам и странам: Акутагава, Фолкнер, Пруст, Сартр, Буковски, Бальзак, Воннегут… моя душа кротко возвращается к Тургеневу.
То, что я нашёл у него — нет больше ни у кого. Как и ни в одной женщине нет той красоты неземной, того чудесного сердца, как в любимой моей. Потому я и зову её ласково… Тургенев.
Иногда мне снятся эротические сны с Тургеневым. Но это уже другая история.
Так почему я не видел в Тургеневе всей этой красоты, раньше?
Каким взором я смотрел на него? Надменной и гордой юности?
Ну да, красиво, трепетно, персонажи чудные, ранимые, часто, бесячие… но так только школьники делают или наивные читатели прошлых веков, читая красоту, словно примеряя на себя платье: что-то не подошло, что-то жмёт, значит, не моё.
Такой подход убивает искусство, превращая его в игрушку для развлечения.
Или нужно было настрадаться в жизни, разбить своё сердце, вдребезги… и, словно дети, раздавленные судьбой, кроткими возвращающиеся к родителям (с ребёночком на руках), так и душа моя, вернулась к Тургеневу?

Боже мой.. и вроде пишет Тургенев о простых вещах, о любви старушки-матери, сидящей возле  своего гордого и равнодушного сына, играющего в карты и любуется им: она ждала его три года, истомилась по нём, а он..
Она не смеет коснуться его, и лишь её синий взор, кротко ласкает его плечи, волосы тёмные..
Боже! Вот как у Тургенева это получается? У Тургенева, самого языческого нашего писателя, нашего русского Пана… писать о любви и природе, быте, так, что они сквозятся.. евангельским и тихим светом?
Да это же евангельский образ природы!
Нет, это не просто мать-старушка, а, кроткая русская Пьета, предчувствующая гибель своего сына, не на коленях держащая его бессильное тело, а на сердце — его уставшую душу.

К слову, если по карте посмотреть на маршрут путешествия Базарова и Кирсанова к своим родителям и к степной Калипсо — Одинцовой, то можно подумать, что сама красота крестится, причём, по православному.
Да,Тургенев вроде описывает бытовые и милые вещи: тоску матери, мечты юности, сны женского сердца, домик с зелёною крышей возле церковки, тоже, с зелёной крышей, утонувшей в зелени сада..
Но всё это словно бы залито неземным светом, луной бессмертной души, а быт, обыденность, из которой так мечтал вырваться Базаров, волшебно превращается в бытие, и всё это делает любовь и красота, которых так чуждался Базаров и которые.. разорвали ему грудь.

Кажется, что в романе Тургенева незримо действует волновая теория света, сбываются сны Эйнштейна: всё всё в романе дивно связано друг с другом, и красота, чувства любовного томления, несутся на сверхсветовых скоростях и мир дивно и навека замирает за их плечами..
Да, всё связано друг с другом, словно в конце света: упавший кленовый листок и сердце Базарова, впервые увидевшего Одинцову. Чеширский розовый зонтик, мелькающий в листве, и улыбка ребёнка у Фенечки, этой крестьянской Киприды, Афродиты, выходящей из пены цветов: к ней, к её девственной чистоте и душе, словно к Мадонне степной, так или иначе льнут все герои романа, и «Отцы и дети».

Так и кажется, тронь вот тут, строчку с описанием ночной луны, и через несколько страниц это касание светло отзовётся в улыбке женщины… и моей улыбке. Ах.. в нашей общей улыбке!
Боже.. прошло 200 лет, а мне, именно мне, сидящему на зелёном диванчике в глубинке России, улыбнулась тургеневская девушка!
И с этой улыбкой замечтаешься о любимой..(да-да, улыбки тоже умеют мечтать, не хуже нас)
Есть в этом чуде тургеневского мира, что-то от предчувствия Рая.
Я не удивлюсь, если однажды кончится мир, и человек, кроткая красота земли, милая природа, искусство, будут отринуты нигилизмом самой жизни, по логике и разуму вещей, стремящейся в ничто.. к себе домой, т.к. всё произошло из Ничто и к нему стремится.
Потому разум и нелеп на земле, сам по себе. Он предатель, как и слепое преклонение перед наукой и цивилизацией.
В этом плане Базаров в некотором роде прав. Как  правы дети.. сами не зная того.
И вот, на выжженной и замёрзшей земле, над обезлюдевшим раем, в синеве воздуха, высоко-высоко, проявится дивный призрак, похожий на взошедшую луну: это будет тургеневский пейзаж, белый домик с зелёною крышей и церковкой рядом, утонувшей в акациях и сирени.

Не хочется с школьной скукой прилежания, разбирать характеры героев и событий, переливая из пустого в порожнее, утомляя и себя и читателей.
Хотя.. славно было бы сказать о романе то, что свежо и оригинально.
Хорошая рецензия — это диалог души, с текстом, с его мечтами, грустью и снами.
Хочется положить на свои колени карий томик Тургенева, и тихо погладить его, словно.. это милые волосы Одинцовой, Базарова, Кати, или Фенечки, похожей на милого домашнего призрака: есть кроткие, поруганные судьбы, с грацией призраков.
Да и что есть любовь в нашем мире, как не призрак?

- Ну что, милые, о чём вам рассказать?
(жена заглянула в спальню, грустно улыбнулась и сказала, не мне, куда-то в пространство: опять с книгами разговаривает..).
Рассказать, как однажды Тургенев и молодой Толстой, поссорились и чуть не подрались, словно Кирсанов с Базаровым?
Тургенев ходил по комнате, чесал себе лоб, размахивал руками и на повышенных тонах доказывал что-то Толстому, после кутежа с цыганами, лежавшего на зелёном диване, задрав на спинку, ноги и играя какой-то чепухой в руке.
Тургенев вдруг разворачивается к Толстому, отрицавшему и глумящегося, как Базаров, над всеми основами мира, над высокими речами Тургенева о прекрасном, и, сказал как-то охрипши, сжимая руками своё горло: я больше не могу! Вы меня не слушаете, не слышите..
У меня горло болит, мне нельзя так кричать! У меня фарингит!!

Толстой, позёвывая, отводит взор от покрасневшего лица Тургенева и говорит: малахит, фарингит… чепуха. Фарингит, это такой камень на Урале.
Тургенев поднял глаза к небу, скрытому за потолком, поднял руки и мысленно закричал..
Толстой улыбался на диване..
Как ни странно, Толстой похож на Базарова.
Они оба страдали той мучительной синестезией души, чем-то похожей на муку неприятия своей гомосексуальности (только наивные или глупые люди могут думать, что это норма, что стоит просто поддержать человека и он с улыбкой станет собой. Не станет. Если его природа мучительно и навеки расщеплена на две части. Лишь новую маску нацепит… продвинутую, красочную).
У Толстого и Базарова, сердце — пытается мыслить, а это пугает, и ещё более пугает их, до экзистенциального стыда, что разум — пытается чувствовать.

Как Базаров по утрам на заре, желая истомить своё сердце и отвлечься от шепчущих голосов в сердце, голосов любви и боли мира, уходил в лес и бродил там по росистой траве (ах, какой замечательный из Базарова вышел бы призрак!!), так и я, на днях, томясь от любовной муки, бродил по страничкам дневника Толстого, бессмысленно почти листая страницы: года и страницы, росли как стволы берёз, дубов и елей, освещённых солнцем с боков..
Набрёл на запись совсем молодого Толстого: если я в ближайшие 3 дня не сделаю что-то доброе для человечества, я.. убью себя.

Любовная мука в груди, ярко вспыхнув, на миг замерла и вместе со мной внимательно прильнула к страницам последующих трёх дней Толстого.
Боже! Как я переживал за Толстого! Как за.. Базарова.
Я даже на миг подумал, что я.. сошёл с ума. Что Толстой, на самом деле, умер молодым, а вся его грустная и великая судьба: Каренина, Война и мир, ночной побег из Ясной поляны от жены и.. себя, лишь мираж, сон.
Мне реально стало страшно: а вдруг, я и правда, болен, и нахожусь в сумасшедшем доме: попал туда, то ли из-за любви, то ли доказывая, что Толстой — жив! Что он жил долго, до старости, и я с наслаждением читал его романы, которых нет..
(красивая медсестра с каштановыми волосами, в чудесно сидящем на ней белом халатике, заглянула в окошко в двери палаты и грустно прошептала: снова, разговаривает сам с собой, бедный…).

Поверишь ли, Базаров, мне до сих пор кажется чем-то вымышленным, что я прочитал страницы тех трёх дней в дневнике Толстого, и что всё закончилось благополучно: У Толстого внезапно нашли какую-то мистическую болезнь и уговорили на операцию. Он и правда мог.. умереть.
И вот я задумался об общей природе Базарова и Толстого, как-то крылато разметнувшейся в разные стороны.
И если Толстой, преодолев нигилизм молодости (не совсем, всё же), томился по счастью всего человечества, то Базаров…
Кем бы стал Базаров, преодолев свой демонический, а по сути — подростковый нигилизм?
Ну было бы счастливо человечество, кушало бы сыто, радовалось цветочкам, сердце бы благополучно и демократически зарастало бы жирком…
И что? А куда деть эту боль души, под этими холодными и бескрайними звёздами? Куда деть ту муку любви, вечной красоты, разрывающей грудь?
Неужели и любовь, красоту вечную, отдать.. вот на такое, чтобы и она заросла жирком и довольством?
Может.. образ Базарова, несколько глубже, чем кажется?

Боже… какой дивный образ создал Тургенев!
Во время чтения, хотелось раз 40 прибить чем-то тяжёлым, Базарова, и три раза вызвать его на дуэль, и.. столько же раз хотелось его обнять, и три раза даже поцеловать (правда, все эти разы связаны с его мукой любви и его болезнью).
Базарова легко представить в синих джинсах и с растрёпанными чёрными волосами, сидящего на скале, позируя Врубелю.
И если Базаров, существо инфернальное, отрицающее и мир и себя, но в его груди томятся жаркие крылья для преодоления этого заблуждения и гордыни, то последователей Базарова, очень хорошо описал Достоевский, в «Бесах», которых полно и сегодня, как у нас, так и на западе.
Чисто по человечески, их даже жалко: жить демократическими идеалами пользы, истинами Фомы, с вечной линеечкой в руках, которой измеряют счастье, истину, бога и душу и пол, постепенно врастая в быт и холодную подлость вещественности мира, в сытое счастье, зарастая ими, словно травой с лопухами, толком уже не помня и не понимая, что такое совесть, честь, истина, правда, Родина, семья, бог и любовь.
В этом плане, роман Тургенева, о тотальном непонимании между не поколениями, а между человеком и миром, непонимании человеком себя, людей: мать разлучается с ребёнком после родов, влюблённые разлучаются, душа с телом разлучается, дети с родителями разлучаются… увеличивается тёмное безмолвие между звёздами. И никто, никогда, не поймёт друг друга…
Если только.. в любви. А кому нужна любовь на земле?
Ну страдает мать Базарова. Некая крестьянка страдает по нему. Розы страдают под зноем и замученные Базаровым лягушата, ещё много чего страдает, что не видят глаза, но видит одна любовь.
И что? При чём тут поколения? Для одних и сейчас совершенно нормально и демократически, как в том самом месте с Грушенькой из Карамазовых, пить ананасовый компот и смотреть на то, как насилуется красота и правда в мире, смотреть, не замечая, на звериные оскалы бесов, не замечая, как на духовном плане, снова распинается Бог и на том же плане духовном, апокалиптически полыхают многие страны и сжигаются, уродуются души людские, а потом искренне удивляться… войне, которая словно взялась из ниоткуда.
Может подлинный нигилизм, это равнодушие? Базаров бы пожал плечами..

А это ведь и правда, страшно, и в этом смысле Тургенев описал нечто спиритуалистическое в любви… Базарова. Для кого прикосновение любви, стало столь же ужасным и потрясающим, как соприкосновение с призраком.
Да, это страшно, и не только в случае с Базаровым, когда тебя что-то словно бы касается из пустоты, темноты, а ты не видишь, что это, и бессознательно хочется отринуть, убить эту область, откуда было касание, и не важно что это, особенно для сегодняшних нигилистов: истина, совесть, бог, душа, любовь..
В этом смысле удивительна фамилия Базарова.
И пускай в школе и литературные критики, с умным видом толкуют про базар, пустоту слов на ветер.
Этот оттенок разумеется есть, но он не главный.
На самом деле, Тургенев сам сделал подсказку к тайне фамилии, в том эпизоде, где Аркадий и Катя сидели в беседке и читали Гейне.
Дело в том, что в фамилии Базаров — эхо стихотворения Гейне — Азра.

В стихе говорится о человеке из таинственного племени Азров (Азраил?) — полюбив, они умирают.
Боже.. превращение Базарова из заносчивого и глупого подростка, изумляет не меньше, чем Превращение Кафки.
Что все эти исполинские истины мира, сверкающие мечты науки, гордости юности… пред маленьким цветком любви?
Любовь победит всё. Всё в мире, нелепо, по сравнению с любовью.
И в этом смысле, любовь — инфернальная царица нигилизма, любовь — сокровенная природа Базарова, по которой он томился всю жизнь.
И не случайно, лёжа в траве, он называл муравья — братом; не случайно его, словно бесприютного и таинственного ребёнка, рождённого от какого-нибудь Пана, влекло вглубь природы.
Да даже резание тех же лягушек..

И каково же было его изумление, что в сердце природы — вовсе не пустота, не сутолока атомов, а свет любви и всё держится этой любовью!
Грудь Базарова, словно несчастного лягушонка, рассёк луч любви и томный взгляд женщины…
Базаров похож на нравственного горбуна, где горб — томительность неразвившихся крыльев.
Потому и его стыд, презрение к красоте, поэзии, любви: так стыдятся и презирают, предатели. Или дети.
Любовь и красота словно в аду говорят, напоминают не столько о безобразии Базарова, а.. об изуродованном лике души самой жизни, её истин.
Душа Базарова томительно-сопричастна этому уродству жизни: его душа, подобно мыслящему тростнику Паскаля, дрожащего между звёздной бездной, и сверкающей пустотой в душе: ещё не известно, какая бездна больше..
Любовь?

В романе есть дивный образ неприкаянной женщины: то молится по ночам, а днём бросается в буйство наслаждений, душа куда-то рвётся, а сама не знает куда.
Это сама любовь..
У женщины на руке было кольцо с изображением Сфинкса.
После своей смерти, она завещала вернуть кольцо влюблённому в неё мужчине: Сфинкс был перечёркнут крестом.
Кто этот Сфинкс? Душа женщины? Красота природы? Искусство? или.. любовь?
Ах.. эта женщина могла бы полюбить Базарова! Успокоить сердце этого последнего Дон-Кихота..
Как это грустно сознавать.. что твоя любовь, быть может давно умерла. Может и в этом ещё бессознательная тоска Базарова? Он один в целом мире. Среди скучной сутолоки атомов, звёзд и людей.

И все явления природы, люди, государства, искусства и мечты, далёкие звёзды, словно говорят сами с собой и мы их не слышим, как не слышал Базаров страданий и любви матери.
Словно земля общается с далёкой звездой: пока свет и сигнал дойдёт туда, вопрошающий уже умрёт, и ему ответит, фактически, его же эхо.
Эхо, этот призрак звука — Базаров, как инфернальное воплощение невозможности понять друг друга, ни людям людей, ни звезде, человека, ни человеком — грусть даже малого цветка.
Тогда не лучше ли сразу.. стать травою и ветром, светом звезды, тем самым обняв, заключив в свои объятия весь мир, став дыханием любимой женщины… боже!
Стать томлением ночи и звёзд, мира, который впервые тебя не отринул (nihil), а, словно Отец, обнял душу, припавшую к нему на колени, подобно блудному сыну.

А где же Базаров? А если точнее, что снится травам, цветам, выросшим на его могилке?
Цветам снится окно, к которому подошёл Базаров.
Закрытое окно похоже на сложенную синеву крыльев ангела.
Позади Базарова, на диване сидит женщина, боящаяся себе признаться, что любит (в этом плане мы все, чуточку нигилисты, убийцы).
Базаров приникает к окну жарким лбом.. приникает к ласковой природе и её красоте, словно к матери, ища у неё защиты и помощи избавления от горячей муки в груди. Он шепчет: я.. люблю вас.
Он это говорит женщине, с чудесными волосами, цвета крыла ласточки.
Женщина отражается в окне и сквозь её силуэт, прозрачно и ласково проступает красота и вечность природы, словно и им признаётся в любви, Базаров, через миг распахивая дрожащими руками, окно: чистый катарсис, словно душе стало тесно на земле и она стосковалась по небесам и полёту, и оказалась далеко-далеко от Земли.

p.s. Ночь не спал и думал о романе Тургенева и о любимой своей.
Мысли о прекрасном, всегда сворачивают к мыслям о наших любимых.
Смотрел на окно.. Ярче сна, в сердце текли мысли о болезни Базарова, страницами которой так восхищался Чехов.
Базаров умирал и бредил и ему мерещились красные собаки в его комнате.
У Есенина в стихе — Розовый конь (Не жалею, не зову, не плачу).
У Базарова — красная собака. Он.. жалел, звал кого-то, плакал (слёзы к горле… порой похожи на сирень, прильнувшую к окну).
Разумеется, это Фифи: собака Одинцовой.
Боже.. он на смертном одре, в бреду… мыслил о любимой! (собака возле ног любимой.. сердце… возле ног любимой).
Когда я буду умирать, о чём я буду думать и бредить?
В этом бреду, вся суть человека: ради чего он жил и кого он любил.
Я знаю точно, что в моём смертном бреду, в раскрытое окно моей комнаты, влетит ласточка и я ей улыбнусь и кротко протяну руку к ней.
Просто.. у любимой моей, глаза и волосы — цвета крыла ласточки.

А ещё я думал ночью, о дивном узоре в романе.
Не знаю, обращали ли на него внимание раньше (я в детстве мечтал быть археологом.. на далёких планетах. Пока не сбылось, но в произведениях искусствах, с их неземной красотой, я порой открываю дивные вещи, мимо которых важно прошли учёные и бородатые археологи).
Базаров и Кирсанов, лёжа на стоге сена, говорят об опавшем листке, похожим на бабочку.
К дому Базаровых подъехала телега. На стогу сена, лежал человек, больной тифом: только умер.. и его душа отлетела бабочкой.
Что видел этот несчастный в бреду, когда его везли к Базарову?
Об этом же целый рассказ можно написать!
Это же.. судьба и душа Базарова! — Бескрайнее тихое небо плывёт над глазами, над сердцем, бьющимся в синеву, и редкие птицы, ласточки, словно медленно влекутся ветром в сторону: похожи на осеннюю листву..
Что шептали в небеса, губы несчастного?
Имя любимой? Мама? Что-то ласково-смутное из детства? — лягушка, сирень на ветру, щеночек у ног девочки..
А может… образ Базарова ему бредился?

Это не вымысел мой.
Удивительно, но этот несчастный на стоге сена, похожего на взошедшую луну, был именно тем таинственным человеком на инфернальной, спутанной двойке лошадей, который проезжал на заре возле леса, где Базаров сидел в траве, ожидая дуэли.
И не случайно Базаров бредил при смерти: из 8 вычесть 10.
Это шаги дуэли. — 2. Базаров и его любовь. Их нет больше в мире.
8 — 10… желание уйти в отрицательные величины. Домой, в иррациональное безмолвие космоса, желание зарыться сердцем, в шорох атомов, словно в вечернюю траву.
Когда Базаров вскрывал труп того несчастного и таинственного человека и заразился… это ведь было даже не самоубийство, а экзистенциальная дуэль.
С кем? Со смертью, всё отрицающей.
С самим собой, своим прошлым, с почти космическим безмолвием того самого «безвоздушного пространства», в котором не могут существовать ни любовь, ни человек, чтобы не говорил старый и новый нигилизм.
Та ледяная, космическая тьма, которую анатомировал Базаров, это тот самый Чёрный человек Есенина, то самое… разбитое зеркало.

Онегин, Печорин, Башмачкин, Девушкин, Обломов, Чацкий, Волохов, Базаров... Эти "типические" мужские персонажи русской классики составляет собой некий сонм. Где-то в эмпиреях они собираются за круглым столом, беседуют, обсуждают тенденции в литературе и иногда даже голосуют о принятии в свои ряды новых членов...

Вот, скажем, Рудин. Несомненно, он заслуживает быть включённым в вышеобозначенный список. Внимание, штамп: "лишний человек". Не такой лишний, как Чилкатурин, от которого и пошёл термин - у Рудина особая обособленность. Он русский человек на rendez-vouz: как и герой тургеневской же "Аси", он хорош на словах, но пасует перед сложностями. Сильная женщина подавляет его своей решительностью. Имей Наталья интернетушку, она бы пришла домой и в гневе запостила статус:

Как гласит мем: на словах он Лев Толстой, а на деле

Амбивалентный Рудин во вторник может показаться вам трусом и философом в драных штанах, а уже в четверг романтиком, наставляющим вас на путь истинный. В этом одновременно сила и слабость первого романа Тургенева: с одной стороны, не хватает иллюстрации рудинского ораторского мастерства, и приходится верить этому на слово - а с другой, совместить мёд словесности и дёготь реальности это весьма трудная задача, и автор, возможно, прав, что показал лишь второе.

Рудин 21-го века это не-специалист своего дела. В России сейчас в каждой сфере, куда ни плюнь, сплошь дилетанты, не хватает спецов, из-за чего отстают наши наука, технология и пр. В современных реалиях Дмитрий Николаевич стал бы хорошим лектором на тренингах, или блогером в сети. А в книжной действительности ему стоило заняться литературой - писатель из него вышел бы отменный.

Тургенев подсластил пилюлю, сделав в эпилоге, написанном спустя 4 года после публикации, лишнюю натуру - "гениальной", придав ему, наконец, хоть какой-то смысл в жизни, мнимое мужество. Предлагаю читать роман без эпилога: это нечестно! Грибоедов же не приписывал позже, что Чацкий поехал в Персию и погиб при разгроме посольства. А Достоевский - что Раскольников после каторги женится на Сонечке.

Признаться, я взялся за Тургенева ему в пику: хотелось сравнить стили и темы одного из любимейших авторов (Достоевский) с его литературным врагом. Позлорадствовать, мол, не зря Фёдор Михайлович на вас озлобился, не получилось - Иван Сергеевич хоть и идейно не похож на ФМ, но по-своему гениален в деталях, великолепный стилист и прекрасный рассказчик (хотя обозреваемый роман имеет и свои недостатки).
Так что, читайте Тургенева, и идите уже сделайте что-нибудь! (только не умирайте на баррикадах)

Никогда бы не подумала, что захочется вновь почитать И.С. Тургенева, но тем не менее, я нашла аудиокнигу, включила, и как-то зацепил меня язык и стиль повествования, многозначительные монологи.
Этот роман для меня не столько о любви, сколько о человеке. Не зря автор всё-таки даёт ему название "Рудин". И.С. Тургенев показывает нам целый тип людей, которые никак не могут понять, чего хотят от жизни, не делают решительных шагов.

Рудин - очень показательный персонаж. С одной стороны, он и слабовольный мужчина, но с другой стороны, мечтательная натура. Его позиция в жизни не может не вызывать негодования, жалости или даже возмущения.
Человек, желающий усовершенствования мира, раздающий советы, не смог изменить себя и собственную жизнь, перестать бояться судьбы.

Сталкиваясь с препятствиями, он постоянно уходит в сторону, во всём сомневается. В нём воплощается непостоянство и глубокий трагизм. И. Тургенев заставляет задуматься о том, как не прожить свои дни впустую.

• Слова, все слова! дел не было! -- прервал Рудин.
• Дел не было! Какие же дела...

  Основная любовная линия чем-то мне напомнила сюжеты А.С. Пушкина и "Евгения Онегина".

Не менее запоминающаяся сюжетная линия Михаила Михайловича Лежнева и Александры Павловны Липиной. Это наиболее адекватные персонажи, на мой взгляд. Лежнев сам по себе спокойный и постоянный человек, от которого мы узнаём большую часть информации о главном герое.
Другой составляющей романа стали светские разговоры, салоны, сплетни о любви, политике и системе. Писатель хорошо показывает пустословие, но меня эти части не так зацепили. Хотя были занятные афоризмы.

Роман воспринимается легко, поскольку не перегружен текстом и небольшого объёма. Язык автора чередуется от плавного, текущего, к более эмоциональному и прерывистому. Есть красивые описания, особенно у Авдюхина пруда. Герои заставляют задуматься о своей жизни. Наиболее близкими по духу оказались Лежнев и Наталья. Хотя во всех героях автор воплощает свою психологию поведения. Сюжет не сильно динамичен, но интересен. Показываются исключительные характеры, о которых мы можем составить своё впечатление. Если вас не смущают судьбы русских дворянских семей, советую почитать.

От романа Тургенева "Накануне" остался тяжелый и немного депрессивный осадок. С момента начала болезни Инсарова в книге засквозил какой-то холодок безысходности и обреченности. Ну, и конечно, предчувствие не ошиблось - все закончилось крайне трагически. Любовь - слепа, и вследствие этого она часто приводит людей к трагическому результату.
Что может подтолкнуть человека сознательно нарушить инстинкт самосохранения и привести его на алтарь самопожертвования? Это любовь. Не важно, что за вид любви: к Родине или человеку. С точки зрения "здравого смысла", казалось бы бред. Ну что в этой любви такого, что заставляет человека совершать, лишенные всякой логики, поступки? Да, пожалуй, это не объяснить словами. Это надо испытать. Тургенев вот попробовал сделать это словами и, глядите-ка, не всем нравится, многие читатели и не верят вовсе. Никому, конечно, не пожелаешь испытать чувства детей, отдающих почку своим престарелым родителям, или чувства дискордантных пар. Но такие жизненные ситуации могут пронять даже замшелых рационалистов и заставят по-другому относиться к книгам подобного характера.
Эта книга о людях, способных на подвиг самопожертвования, о людях, которым суждено сгореть в результате своей любви, как мотылькам, слепо летящим на свет открытого огня. Читать и задуматься.

Павел Петрович Кирсанов и Евгений Базаров...две стороны одной медали. У них больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Для меня центром романа были два этих героя. Все остальное было взаимосвязано с ними. Идеи о неравенстве сословий, поколений, взглядов на жизнь, о неуместности и невозможности существования нигилизма в данном отрезке времени и пространства...все это многообразие смыслов и значений нашло свое отражение в противостоянии Павла Петровича и Базарова...каждый отвергает и презирает в другом то, что присуще ему самому...главная проблема героев в том, что они сами себя не понимают/не принимают и даже в какой-то степени отвергают сами себя. Но самое интересное заключается в том, что оба отвергнуты в лучших своих порывах, их дар не принят и они повержены. Острое недовольство, неудовлетворенность превращаются в скуку и пустоту, в духовную и физическую смерть... Одному еще нет места в этом мире, другому уже нет места.

Именно этот роман мне почему-то не пошел, особенно в начале, когда автор кратко выкладывает предысторию главного персонажа, чтобы показать в какой среде он вырос и воспитан. Сплошное скучное, почти газетное описание - родился, женился, умер, завел интрижку и т.п. Никак не получалось проникнуться эмоциями.

Когда же пошло настоящее действие и жизнь Федора, я долго не мог пробиться через этот настрой как бы стороннего повествования. Его трагедия с женитьбой на весьма ветреной, как оказалось, Варваре. Его душевные метания и отдушина в Лизе, когда забрезжил луч надежды на счастье. Проникся я только при внезапном появлении жены Лаврецкого и реакции Лизы на это.
Тут как обухом огрели, и наконец я проник внутрь романа испытав весь спектр эмоций сразу за всю книгу. Вопросы "как так" и "почему"... до сих пор не выходят из головы. Хотя, в то время Лиза, наверное, сделала правильный шаг.

Тоска и деревенская скука отчетливо проглядывает через строчки романа, а финал более чем печален. Вроде бы, никто не умер, а грустно как на поминках.