Stranger in a Strange Land

Но затем наступило до дрожи ослепительное озарение, и он грокнул деньги. Эти бумажки с красивыми картинками и яркими медальонами — совсем не «деньги», они — только символ идеи, охватившей и объединившей весь этот народ, весь этот мир. Но бумажки, предметы — не деньги, ровно так же, как вода, используемая в водяном ритуале, — не взращивание близости. Эти красивые картинки так же не обязательны для денег, как вода — для ритуала. Деньги — идея не менее абстрактная, чем мысли Стариков, деньги — структурированный символ, чье предназначение — уравновешивать, исцелять и сближать.

...еще в ранней молодости он договорился сам с собой по четным дням придерживаться постулата сотворенной Вселенной, а по нечетным считать ее никем-не-созданной-и-вечной, вроде как заглатывающей свой собственный хвост, – две эти парадоксальные гипотезы удачным образом избегали парадоксов друг друга. А каждый високосный год двадцать девятого февраля предаваться безудержному солипсистскому разврату. Урегулировав таким образом свои отношения с неразрешимым вопросом, он на многие десятилетия выкинул его из головы.

У кого-либо из прежних, марсианских братьев подобная нервная озабоченность могла бы свидетельствовать об одном: он совершил какую-то постыдную ошибку и готовится к скорому развоплощению, однако Смит успел уже усвоить, что эти другие, хотя и чем-то похожие на него создания, способны без особого риска для жизни переносить совершенно невероятные эмоции. Брат Махмуд переживал духовную агонию по пять раз на дню и не только не умирал, но и, похоже, относился к этим мукам как к чему-то полезному, необходимому. С братом капитаном ван Тромпом случались совершенно непредсказуемые спазматические приступы, любой из которых – по марсианским понятиям – должен был бы привести к немедленной утрате телесности, однако и этот брат пребывает, насколько известно Смиту, во плоти.