Хребты безумия. В поисках неведомого Кадата. Ужас и сверхъестественное в литературе

Творческие люди обычно неуравновешенные, и в лучших произведениях есть скучные места.

«..поры юности, когда удивление и удовольствие пронизывали таинство дней, а рассвет и закат равно полнились пророчествами под пронзительные звуки лютни и песни, распахивая ярящиеся врата к новым и ещё более удивительным чудесам.»

The Sphinx is his cousin, and he speaks her language; but he is more ancient than the Sphinx, and remembers that which she hath forgotten.

Но в жизни  случаются  такие  переживания,  что  ранят  особенно  глубоко, от них невозможно  исцелиться, рана  продолжает ныть,  а чувствительность настолько обостряется,  что  достаточно  оживить  в  памяти  роковые события, и  снова вспыхивают боль и ужас.

Страх исторгнут из обыденности и вознесен на ужасное облако, нависшее над самой судьбой человечества.

На Востоке повествование о сверхъестественном тяготело к пышности и веселью, которые почти превратили его в нечто фантастическое. На Западе, где мистический тевтон вышел из северного черного леса, а кельт не забыл о странных жертвоприношениях в друидских рощах, атмосфера повествования приобрела невероятное напряжение и убедительную серьезность, что удвоило силу воздействия тех ужасов, на которые намекали и о которых говорили впрямую.

Люди они были набожные, а потому не оставили там камня на камне.

Иногда с его губ срываются бессвязные, лишённые смысла словосочетания вроде: «чёрная бездна», «резные края», «протошогготы», «пятимерные, наглухо закрытые конструкции», «мерзкий цилиндр», «древний Фарос», «Йог-Сотот», «исходная белая студнеобразная структура», «космический оттенок», «крылья», «глаза в темноте», «лунная дорожка», «первозданный, вечный, неумирающий» и прочие странные словосочетания.

Многим не понравилось бы жить с таким лицом, но Артур Джермин прекрасно с ним уживался.