Черный обелиск

— Рольф, — представляюсь я в ответ <...>
— Рольф? — удивляется Ризенфельд. — Вот дурацкое имя! И тебя всегда так зовут?
— Я имею право носить его в високосные годы и в послеслужебное время.

Будь там вода, он давно бы вышвырнул бутылку в окно. За все время, что я знаю старика, он употреблял воду только для умывания, да и то неохотно. Это водка, несмотря на все обыски, он ее где-то припрятал, а перед тобой, Людвиг, высокий пример того, как человек мужественно идет навстречу своей судьбе. Старый фельдфебель падет смертью храбрых на поле боя, сжимая рукой горло врага.

Мы то и дело забываем, что живем на этой планете лишь недолгий срок, - говорю я. - И потому страдаем совершенно ложным комплексом мировой скорби. Словно нам предстоит жить вечно.

Богатство и честность не соединимы, малыш! В наши дни - нет! Вероятно, и раньше - тоже никогда.

Она молчит и смотрит на меня прямым и ясным взглядом, в нем нет ни упрека, ни разочарования; но что-то в ней как будто сразу гаснет. Я опускаю глаза. У меня такое чувство, словно я ударил ребенка или убил ласточку.

- Разве вы не знаете, что всякое обобщение - признак легкомыслия?

"Удивительно, как охотно человек философствует, если он провел ночь не один."

"Смерть немилосердна, от нее не ускользнешь, однако человеческое горе никак не может обойтись без памятников из песчаника или мрамора, а при повышенном чувстве долга или соответствующем наследстве - даже из отполированного со всех сторон черного шведского гранита."

Грубейшее невежество и пошлый материализм всегда идут об руку.

— Что ты понимаешь в женщинах?
— Ничего.
Она улыбается.
— И не пытайся понять их, мальчик. Так лучше.