Наш девятнадцатый век. В двух томах. Том 1

- А ты воображаешь, что ты с могучей душой? Вчера от радости был на седьмом небе, а чуть немного того... так и не умеешь перенести горе.

• Пар, пар! - слабо, едва защищаясь, говорил Александр, - вы мыслите, чувствуете и говорите, точно как паровоз катится по рельсам: ровно, гладко, покойно.
• Надеюсь, это не дурно: лучше, чем выскочить из колеи, бухнуть в ров, как ты теперь, и не уметь встать на ноги! Пар! пар! да пар-то, вот видишь, делает человеку честь. В этой выдумке присутствует начало, которое нас с тобой делает людьми, а умереть с горя может и животное. Были примеры, что собаки умирали на могиле господ своих или задыхались от радости после долгой разлуки. Что ж это за заслуга? А ты думал: ты особое существо, высшего разряда, необыкновенный человек...

- Она - надует, кокетничает! девчонка! она, Наденька! фи, дядюшка! С кем вы жили всю жизнь, с кем имели дела, кого любили, если у вас такие черные подозрения?..

• Жил с людьми, любил женщину.
• Она обманет! Этот ангел, эта олицетворенная искренность, женщина, какую, кажется, бог впервые создал во всей чистоте и блеске...
• А все-таки женщина, и, вероятно, обманет.
• Вы после этого скажете, что и я надую?
• Со временем - да, и ты.
• Я! про тех,, кого вы не знаете, вы можете заключать что угодно; но меня - не грех ли вам подозревать в такой гнусности? Кто же я в ваших глазах?
• Человек.

Беседовать с своим я было для него высшею отрадою. "Наедине с собою только, - писал он в какой-то повести, - человек видит себя как в зеркале; тогда только научается он верить в человеческое величие и достоинство. Как прекрасен он в этой беседе с своими душевными силами! как вождь, он делает им строгий обзор, строит их по мудро обдуманному плану и стремится во главе
их, и действует и зиждет! Как жалок, напротив, кто не умеет и боится быть с собою, кто бежит от самого себя и всюду ищет общества, чуждого ума и духа..."

Не быть причастным страданиями, значит не быть причастным всей полноте жизни: в них много важных условий, которых разрешения мы здесь, может быть, не дождёмся. Я вижу в этих волнениях руку Промысла, который, кажется, задаёт человеку нескончаемую задачу - стремиться вперёд, достигать свыше предназначенной цели, при ежеминутной борьбе с обманчивыми надеждами, с мучительными преградами. Да, вижу, как необходима эта борьба и волнения для жизни, как жизнь без них была бы не жизнь, а застой, сон... Кончается борьба, смотришь - кончается и жизнь; человек был занят, любил, наслаждался, страдал, волновался, сделал своё дело и, следовательно, жил!

— Послушай, что я хотела тебя спросить, — сказала однажды бабушка,зачем ты опять в школу поступил?
— В университет, бабушка, а не в школу.
— Все равно: ведь ты учишься там. Чему? У опекуна учился, в гимназии учился: рисуешь, играешь на клавикордах — что еще? А студенты выучат тебя только трубку курить, да, пожалуй, — боже сохрани — вино пить. Ты бы в военную службу поступил,в гвардию.
— Дядя говорит, что средств нет…
— Как нет: а это что?
Она указала на поля и деревушку.
— Да что ж это?.. Чем тут?..