Наш девятнадцатый век. В двух томах. Том 2

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
  - Ах, сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо им вас попотчевать. Извините, виконт, я буду рассказывать по-русски;иначе пропадет вся соль анекдота.
  И князь Ипполит начал говорить по-русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановилисья: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
  - В Москве есть одна бариня, мадам. И она очень скупо. Ей нужно было иметь два лакея за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела девушка, еще большой росту. Она сказала...
  Тут князь Ипполит задумался, видимо, с трудом соображая.
  - Она сказала... да, она сказала: "Девушка, надень ливрею и поедем со мной, за карета, делать визит.".
  Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
  - Она поехала. Незапно сделалась сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинные волосы расчесались...
  Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
  - И весь свет узнал...
  Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказал и для чего его надо было рассказать непременно по-русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.

Я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся, что весь обидный комизм человеческих противоречий исчезнет, как жалкий мираж, как гнусненькое измышление малосильного и маленького, как атом, человеческого эвклидовского ума, что, наконец, в мировом финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой ими их крови, хватит, чтобы не только было возможно простить, но и оправдать все, что случилось с людьми, – пусть, пусть это все будет и явится, но я-то этого не принимаю и не хочу принять! Пусть даже параллельные линии сойдутся и я это сам увижу: увижу и скажу, что сошлись, а все-таки не приму.