Бродский: Ося, Иосиф, Joseph

Это, конечно, книга не о Бродском. Это книга скорее о поколении Бродского, о, если так можно выразиться, гении времени Бродского. И книга достойная, как минимум - выполняющая свою задачу, легко и интересно рассказать про сложного и непонятого, как максимум - удивительно точно передающая настроение эпохи.
С первых страниц подкупает, конечно, что автор не пытается подать себя как Лучшего Друга Великого Поэта и вообще совершенно не перебарщивает с пафосом. Людмила Штерн располагающе честно говорит, что в каждый период времени у Бродского были и более близкие и более родные, а её, Штерн, особенность - в первую очередь в том, что она была рядом во все периоды времени. Опять-таки, она не ставит это себе в заслугу, а констатирует факт: да, была рядом. Так уж получилось. Честно признаётся, что часто она Бродского смущала, и также честно признаёт, что была из тех, кому можно позвонить посреди ночи и спросить, например, как называется слитное женское бельё.
Бродский вообще очень живой в этой книге - сначала молодой и рыжий, потом седой и постоянно дымящий сигаретой, смешной, поразительно харизматичный.
Портреты известных людей, особенно известных литераторов, к сожалению, часто оказываются плоскими и до абсурда идеализированными. Здесь всё совсем наоборот.

Совершенно покорил меня один момент. Штерн описывает, что пришла на какую-то вечеринку, а там Бродский, тогда ещё Ося, покорял публику. Чем? Будущий Нобелевский лауреат, профессор шести американских университетов, который, по версии Википедии, "является одним из наиболее популярных поэтов XX века в среде современной российской молодежи", мастерски зажигал спички о задницу в замшевых штанах.

Стоит прочитать хотя бы для того, чтобы напомнить себе: все те, чьи книги сейчас стоят в библиотеках, а портреты висят в школьных кабинетах литературы, когда-то тоже были живые смешные, нелепые, молодые и не очень. Гениальные, да. Но "гений", кажется, самая скудная характеристика, которую только можно дать (Sic!) гению. Штерн пишет о Бродском с потрясающей честностью, тёплым юмором и бесконечной любовью - именно так, как надо писать.

такие книги читаются все-таки исключительно ради фактов. их много, и они интересные. и если не ждать чего-то соответствующего названию, то очень даже забавно. только правильным было бы назвать эту книгу "Бродский: Вася, Маша, Даша". контекст важен, контекст интересен, но Бродского тут в нем приходится искать, он все-таки неочевидный такой глава всего. во главе тут Людмила Штерн. конечно, женщина, конечно, 60+. это вам не Лосев и даже не Волков. ну и пусть, зато женщина она милая. да и Бродский присутствует, в общем.
вот и ладненько.

Не люблю биографии великих. Главное - понимаю, что это имеет право быть, и даже необходимо, и часто - интересно. А вот читаю всегда с какой-то априорной неприязнью к авторам.
Вот, кажется, поняла, откуда эта нелюбовь к биографиям. Скорее всего - от несогласия с точкой зрения биографов. Примерно так: я знаю, что человек писал. У меня к написанному свое отношение, и, в силу этого - свое отношение к автору этого написанного. Это уже настолько мое, что другая точка зрения вызывает почти немотивированный протест. Наверное, ревность: все-таки автор биографии знал поэта в жизни, дружил с ним, разговаривал, спорил, кормил на своей кухне... Может быть, даже и не восхищался? А потом взял - и написал все, что хотел, о великом поэте, и написал как-то легко, будто намеренно подчеркивая обыденность и незначительность своей дружбы, но в то же время - подчеркивая и свою несомненную причастность к его жизни. В общем, наверняка ревность.
Биография интересная. Очень. А как написано - это дело вкуса. В конце концов, главное в биографиях - чтобы вранья поменьше было. В большинстве биографий - страшное количество вранья. А тут я не заметила.

Всегда скептически относился к воспоминаниям, написанным об известном и популярном человеке, по той причине, что очень часто шапочное знакомство на общей вечеринке выдается в таких книгах за очень близкие отношения.

В данном случае все наоборот. Автор действительно очень хорошо знала поэта. Их знакомство охватывает практически всю сознательную жизнь Бродского. Сначала он был для нее, как и для всех, очень обаятельным молодым человеком Осей. Потом он стал всеобщим любимцем и предметом зависти сверстников, писал стихи, слыл эстетом и философом - это уже Иосиф. Если до суда он был известен в основном только в литературных кругах Ленинграда, то после процесса о Бродском заговорили уже в разных городах СССР. Третья ипостась - Joseph. Он Нобелевский лауреат, его приглашают читать лекции вузы США. Словарный запас пополнился английскими словами, и жизнь его в корне изменилась. О трех "разных" Бродских автор и рассказывает в своей книге.

Поэт часто бывал в гостях у семьи Штерн. Предчувствуя, что над Бродским сгущаются тучи, они посоветовали ему найти какую-нибудь работу. Хотя бы для вида. Дело в том, что в тот период в Советском Союзе существовала статья УК за тунеядство, и нигде не работающий молодой человек мог запросто быть лишен свободы за свое "праздное шатание". Благодаря Людмиле Штерн, которая училась в Горном институте, Бродский попадает в геологическую экспедицию. Здесь стоит рассказать и о причине выбора профессии у Штерн. Когда настало время определиться, кем она хочет стать, ее отец дал ей очень оригинальный и верный совет:

«Гранит состоит из кварца, полевого шпата и слюды при всех режимах. Врать придется меньше». И я пошла в Горный институт", - пишет Штерн.

Автор также близко знала мною очень любимого Сергея Довлатова (те части книги, где рассказ шел о нем, читал с еще бОльшим удовольствием). Когда Штерн и Довлатову не удавалось встретиться лично, они вели переписку. Хотя, думаю, в этом была и своя романтика, дань прошлому, ведь читать написанное специально для тебя письмо, да еще и от близкого человека, всегда очень приятно даже в том случае, когда вы живете в одном городе. Прочитав как-то одно из произведений молодого и начинающего Довлатова, Штерн подвергла легкой критике его работу. В ответном письме Довлатов очень учтиво посоветовал ей быть более осторожной, подходя к вопросу о критике ремесла автора:

"В этих делах желательно быть таким же деликатным, как если ты обсуждаешь наружность чужого ребенка", — писал ей Довлатов.

Эти строки очень точно характеризуют его. При всей своей физической мощи Довлатов обладал очень чуткой душой. И здесь я не могу не написать о том, как же он боготворил Бродского. Ведь Довлатов сам был не менее его талантлив, но всегда с восхищением смотрел на Бродского, умаляя при этом свою литературную значимость.

Книга Людмилы Штерн рассказывает о поколении шестидесятых-семидесятых годов, людей, которые говорили друг другу "Вы", будучи знакомыми долгое время. Это застолья с выпивкой под аккомпанемент сочиненных экспромтом стихов. Oсобое и особенное время, когда бунтарский молодежный дух органично сочетался с интеллигентностью.

Главным героем книги «Бродский: Ося, Иосиф, Joseph» является, конечно же, сам Бродский, но она намного шире. Если вам интересна та эпоха, если вы любите Довлатова и Бродского, то эта книга, на мой взгляд, не оставит вас равнодушными.