Жизнь и судьба. Книга 3

Когда читаешь «Жизнь и судьбу» перипетии «Войны и мира» кажутся детскими и наивными, а вопросы затронутые в «Преступлении и наказании» - частностями, о прочих авторах даже не вспоминаешь, настолько величественно и эпохально, но в то же время просто то, что держишь в руках.

Никогда, никогда еще я не читала такой книги. Кажется, это не книга вовсе, а срез жизни: настоящие, самые подлые и самые светлые мысли и чувства каждого из героев, природа, такой, какой ее видит глаз и чувствует сердце, история без прикрас и искажений - хроника событий вместе с людьми, жившими в этот день, час и миг. Такой запомнилась мне «Жизнь и судьба».

Писать же о каждом из героев бессмысленно: обобщить человека до двух-трех строк невозможно, если уж сам автор не пошел по этому пути, лишь вырвав куски из их жизней, то куда уж мне.

Эту книгу я прочту еще не один раз, чтобы найти ответы на насущные вопросы, чтобы простить себя за ошибки, чтобы поверить, что в жизни есть место добру, любви и счастью, хоть на страницах речь чаще заходит о предательстве и смерти. А что поделаешь? Война, тоталитарная власть вождя, лагеря, доносы.

margo000 , спасибо тебе! Благодаря тебе моя жизнь целых три недели была наполнена чем-то важным, вечным.

Такие книги должны читаться. Мы должны знать, понимать, помнить. Мы должны иметь их у себя на полке, дарить, передавать по наследству, оставлять на скамейках в парке, обговаривать, обсуждать. Они должны быть, несмотря на моду, век, желание читать.
Это наша с вами история, это кровь дедов-прадедов, это боль, которая живёт в нас с рождения, потому что кровь всё помнит, потому что такое не забывается ни через поколение, ни через два, ни через десять.
Странно как-то разбирать по полкам такой монумент. Да и что я могу сказать, если читала неправильно, пропустив За правое дело
Поэтому читать было нелегко. Продиралась сквозь дебри непонимания, недоумения, неузнавания. Впочем, получилось. Как итог - масса впечатлений.
Гроссман сделал невозможное. В не таком уж большом объёме он собрал целую эпоху, массовое полотнище времени, которое и забыть нельзя, и вспоминать слишком трудно, а уж не помнить об этом я считаю почти преступлением.
Битва под Сталинградм, репрессии, сталинские лагеря, массовое истребление евреев фашистами и преследование их советской властью. Страх войны, ужас гетто, боль разлук, тем радостнее были редкие встречи, тем сильнее любовь, которую не могла убить даже это жестокое время.
Невозможный, казалось бы, подвиг солдат на фронте, тихие будни тыла с небывалой самоотдачей, и у всех одна цель - выстоять, победить. Вернуть Родине мир, вернуть матерям сыновей, детям отцов, дочерям покой и радость.

Вы знаете, этот роман не похож ни на один романов из тех, которые я до этого читала о войне. Он по-особенному проникает в душу. Не успокаивает, бередит, поэтому мало прочитать один раз. Нужно ещё одно, более внимательное, более вдумчивое чтение.
А ещё не могу выделить ни одного героя, а все вместе ои представляют собой интересных, ни на кого не похожих персонажей.

Эта книга заслуживает большего, чем мой скромный отзыв. Но больше я почему-то не могу сегодня сказать. Перегорела. Выдохлась. Перечитаю обязательно. Придёт время.
Очень только хочется закончить словами того, кому по силам было написать эту страшную, но нужную книгу: "Природное стремление человека к свободе неистребимо, его можно подавить, но его нельзя уничтожить. Тоталитаризм не может отказаться от насилия. Отказавшись от насилия, тоталитаризм гибнет. Вечное, непрекращающееся, прямое или замаскированное, сверхнасилие есть основа тоталитаризма. Человек добровольно не откажется от свободы. В этом выводе свет нашего времени, свет будущего."

После Василий Гроссман - За правое дело сразу же взялась за вторую часть дилогии "Сталинград". Два романа, написанные с небольшим интервалом во времени, имеют огромные отличия.

В центре по прежнему семья Шапошниковых, будут персонажи, известные по первой части, но появится много новых. Идеологически роман претерпевает огромные изменения и его герои уже не стопроцентные коммунисты, передовики-колхозники и стахановцы, а люди иного склада, другой судьбы. Одни из них подвергались репрессиям, другие принимали активное участие в обличении врагов народа. Раскулаченные, погибшие во время голода 30-х крестьяне, сосланные по этапу старые партийцы, иностранцы-антифашисты. Молодое поколение уже не рыдает над Коммунистическим манифестом, а рассуждает

Всплывают "боевые" политруки и "герои"- штабисты, карьеристы и приспособленцы, которые даже на фронте устроились чисто, сытно и безопасно. В этой книге уже не будет только хороших и плохих , черного и белого, каждому герою в разной степени присуще добро и зло.

Лозунги, призывы, газетная хроника первой части во второй сменяются философскими рассуждениями. "Жизнь и судьба" не только о войне, битве за Сталинград, основная ее тема- тоталитаризм. Гроссман, проводит параллель между фашизмом и сталинизмом. Две системы, одинаково угнетающие в человеке личность, свободу к инакомыслию, вселяющие страх.

говорит пленному коммунисту Мостовскому гестаповец Лисс и тот не согласен с ним, но и не возражает. И если большевик-ленинец Мостовской оказывается в плену у нацистов, то старые партийцы Крымов, Абарчук, Магар наказаны системой в которую искренне и беспрекословно верили. Существом, а не человеком ощущает себя Крымов в заключении и никак не может поверить "неужели это со мной все происходит? Сон". Неужели не видел, не задумывался товарищ комиссар, когда в адскую машину попадали его друзья, близкие? Видел, знал и ...честно помогал следствию.

Вторая сюжетная линия, переплетающаяся с основной- антисемитизм. С одной стороны: злорадствующие в оккупации мирные жители "немцы сейчас вам, жидам, покажут", советский летчик "если еврей хороший, ты говоришь – он не еврей", гонения на ученых, комсостав, врачей, людей искусства только из-за одного четвертого пункта. И с другой стороны, массовое истребление евреев нацистами

Письмо матери Виктора Штрума из киевского гетто, Ревекка, задушившая своего ребенка, во время облавы, бывший бухгалтер Наум Розенберг, который ведет подсчет трупам в концлагере и в итоге сходит с ума, евреи, старые и совсем дети, идущие под классическую музыку к газовой камере. Гроссман пишет на разрыв, читала, откладывала, бралась снова.

Патриотизм и предательство, коллективизация и голодомор, национальный вопрос и бюрократизм, дружба и любовь, добро и зло, свобода и право выбора, совесть и страх, так много всего охватывает этот роман, так много эмоций вызывает. И все же о человеке здесь больше, нежели идеологии. Защитники дома 6/1 "государство в государстве"; встреча в разрушенном Сталинграде голодного немца и русской старухи; советский солдат и фашист, державшиеся за руки в окопе во время бомбежки; крестьянка Христя, спасающая полуживого красноармейца; старуха-немка, бывшая гувернантка, отправленная в лагерь; Виктор Штрум, в котором угадывается сам писатель; молоденькая Вера, которая дает этому миру новую жизнь в разгар битвы за Сталинград; Женя с ее метаниями между любовью, долгом и жалостью. Очень сильный, зацепивший лично, эпизод о поездке Людмилы в госпиталь к сыну и ее переживания по поводу гибели сына, удивительно точно и ... очень близко

Люди, жизни, судьбы, судьбы, судьбы....

Роман «Жизнь и судьба» трудно назвать лёгким или захватывающим чтением. Скорее, он засасывает – в трясину того времени, когда скрестились пути сталинского и гитлеровского тоталитарных режимов. На этом перекрёстке оказался (как часто бывает в тяжёлые периоды истории) еврейский народ, и, собственно, о судьбе этого народа и пишет В. Гроссман. Хотя наряду с персонажами-евреями в романе действует огромное количество персонажей других национальностей – русских, немцев, украинцев, калмыков, татар и проч.
Жуткие вещи рассказывает Гроссман об «окончательном решении еврейского вопроса» при нацизме. Нет-нет, ничего нового. Но у него получается без лишних эмоций рассказать о фабриках смерти и прочих «прелестях» холокоста так, что читателя мороз по коже пробирает. А ещё Гроссман исподволь проводит мысль о сходстве гитлеризма и сталинизма, от чего уже коробит «внутреннего патриота», засевшего, как оказалось, где-то глубоко внутри меня…
И всё-таки больше всего Гроссман говорит о нашей стране. Доносы, лагеря, атмосфера страха, бездарное начальство, бессмысленные жертвы, антисемитизм – опять-таки ничего нового… Как жаль, что роман не мог выйти, когда только был написан! Это была бы по-настоящему мощная, свежая книга. Но и сейчас, спустя десятилетия, она ещё может выполнить свою роль вакцины против нацизма, фашизма, тоталитаризма в разных их проявлениях.
Стержнем всего сюжета является Сталинградская битва; одни персонажи в ней участвуют, другие так или иначе думают о ней. Завершается роман контрнаступлением советских войск и пленением фашистов под Сталинградом. Казалось бы: глобальный хэппи-энд. Но Гроссман даёт понять, что даже эта великая победа не может затмить страшных дел, творящихся в СССР. Люди, одержавшие победу, достойны жить в другой стране, достойны быть свободными. Такой вот антигосударственный дух у этой книги. По нынешним меркам, он вряд ли совместим с патриотизмом, так что роман «Жизнь и судьба», безусловно, не способствует патриотическому воспитанию читателя.
Зато он в очередной раз напомнит, что у любого человека всегда есть выбор: стать подлецом или остаться человеком.

Похоже, Гроссмана надо читать либо самым первым из всех возможных книг про Вторую Мировую, когда еще не с чем сравнить, или не читать вообще: чем больше багаж прочитанных книг на тему, тем меньше нового может сказать «Жизнь и судьба», и тем быстрее рушится карточный домик романа. Битва под Сталинградом – «В окопах Сталинграда» и «Живые и мертвые» уже сказали на эту тему все, что только может художественная литература. Про лагеря, сроки без суда и следствия лучше расскажут Гинзбург и Солженицын, а взгляд из немецких лагерей – «Искра жизни» была честнее и сильнее. Жизнь в еврейских гетто и ответственность человека за выбор, сделанный в нечеловеческих обстоятельствах, куда лучше опишет «Список Шиндлера». А любая другая книга из менее «специализированных» прекрасно дополнит общую картину жизни в военный период и на фронте, и в тылу. После всего этого Гроссман выглядит как минимум очень вторично, не привнося ничего нового в уже знакомую картину. Для меня это в принципе нормальный уже порядок вещей – чем больше книг читаешь на одну и ту же тему, тем меньше белых пятен остается – поэтому, усаживаясь читать, я делала ставку на персонажей истории, надеясь, что книга для меня выстрелит именно за их счет. Но не сложилось.

Все чтение у меня в голове крутилась знаменитая фраза из характеристики Штирлица – «характер — нордический, выдержанный». Дело в том, что Гроссман сух, деловит, даже дотошен, и проявляется это не только в повествовании, но и в героях, из-за этого они при всех различиях одинаковые, как под копирку, совершенно не проецирующие на читателя свои эмоции и переживания. В какой-то момент у меня даже сложилось ощущение, что Гроссману они просто мешают, настолько неровные переходы от общего плана обезличенного рассказа о происходящем в целом вокруг, описанным достаточно живо, к каким-то событиям, случившимся в жизни конкретного отдельно взятого человека с более сухим и обрывочным повествованием и диалогами.

Обидно, что не добралась до этого романа раньше в череде других, как раз тот случай, когда книга запоздала, и категорически не сложилось в первую очередь именно из-за этого: любой истории сложно конкурировать с огромным романом, составившемся из множества других ранее прочитанных книг, каждая из которых привнесла что-то свое.

Не знаю почему вдруг, может в преддверии 9 Мая, где-то (не помню уже где) в рекомендациях появился этот роман. Но знаю, что выбрать его прочитать было очень верным решением. Несмотря на объём и часто непростое, даже тяжёлое содержание, роман стоит того, чтобы быть прочитанным. Читала в электронном виде и слушала аудиоверсию в начитке Игоря Тарадайкина. И точно в моей библиотеке будет бумажная версия. Это одно из лучших произведений, которое мне довелось прочитать.
Так случилось, что читала я его параллельно с "Анной Карениной". Тем более, что и тот, и другой романы шли местами непросто, приходилось откладывать, делать паузы. И меня поразило насколько жизнь, обычная, простая человеческая жизнь, в принципе, не меняется. Времена приходят и уходят, колесо исторических событий катится, а люди просто живут изо дня в день.
Ещё со школы привычно воспринимать годы ВОВ как череду фактов, дат, имён, побед и поражений. Впервые я прочувствовала, что это прежде всего людские судьбы, когда собирала историю своих прадеда и прабабки, их братьев и сестёр, моей бабушки и её брата, живших тогда, в 30-40е гг.
И вот роман Гроссмана. Как же всё по-настоящему. Ни тебе поголовного героизма, где "все для фронта, все для победы", ни розового тумана на тему "они плохие, мы хорошие", без идеализации, но и без сплошного очернения. Одновременно страх и ужас, боль, гнев, когда читаешь подробное описание устройства газовой камеры, и тут же восхищение, умиление и сочувствие той, что рожает сына на какой-то холодной барже и все, кто может, помогают. Или танковый командир: ему предстоит решить важнейшую боевую задачу, а он ждёт свою Евгению Николаевну и постоянно представляет что бы она сказала или сделала, и как она будет носить его фамилию. А насколько пронзительно описаны переживания матери, чей сын умер в госпитале... Не застав его живым, она не может смириться и поверить, что его больше нет. И это её неверие и непризнанное, непрожитое горе переходит дальше по наследству. Гроссман умер в 1964 г. и не мог знать ни о колесе травмы, ни о травме поколений, ни о том, как психологи будут создавать метод за методом, чтобы внуки и правнуки освобождались от непрожитых эмоций своих предков. Не мог знать, но он об этом пишет.
И таких судеб в романе множество. Вроде все разные, но так между собой похожи. Живут как могут там, где они есть. Ибо завтра будет день, и завтра будет пища. Читая роман, понимаешь, почему выжил тот, кто выжил, а кому-то было не суждено. Вот такая вот жизнь, и вот такая судьба.

«Жизнь и судьба» — это масштабное и трагическое произведение, эпопея человеческого духа, раздавленного механизмами тоталитаризма, но не сломленного до конца. Хроника войны и философские размышлением о природе свободы, горькая притча о цене жизни в эпоху больших исторических катастроф. Роман о живых людях с их страхами, надеждами и мучительными выборами.
Сюжет разворачивается на фоне Второй мировой войны, в частности, на Сталинградском фронте, и охватывает жизнь нескольких персонажей, чьи судьбы переплетены в контексте исторических событий, а важнейшим мотивом романа становится противостояние личности и государства. Гроссман исследует, может ли человек сохранить внутреннюю свободу в условиях, когда сама жизнь становится инструментом политики и что даже в самых бесчеловечных условиях что-то человеческое все равно остается.

Персонажи романа — это люди, оказавшиеся в жерновах истории, они не просто герои, они представляют собой целые эпохи, целые поколения, которые сформировались под влиянием исторических катаклизмов. Автор описывает не только ужасные события на фронте, но и судьбы тех, кто остался в тылу, переживая голод, страх и дискриминацию, не обходя стороной и тему еврейского вопроса, раскрывая трагедию Холокоста. Люди, оказавшиеся в ловушке между молотом нацизма и наковальней сталинизма, становятся жертвами двух жестоких систем, которые не оставляют им надежды. При этом Гроссман не боится проводить параллели, показывая, что обе идеологии, несмотря на внешнюю враждебность, схожи в своем стремлении уничтожить человеческую индивидуальность и как обе эти системы калечат судьбы людей.

Особое место в романе занимает тема войны. Гроссман, сам прошедший фронт, пишет о ней без патетики, с жесткой правдивостью. Война у него — это не героический миф, а грязь, кровь и бессмысленная жестокость, глубочайшее испытание для человеческой морали и духа. Народ, погруженный в бездну войны, сталкивается со своей уязвимостью и утратой. Для солдат это тяжёлая работа, для женщин — страх за детей, для стариков — ещё одно испытание после голода и репрессий. Люди не романтизируют войну, они её ненавидят, но идут в бой, потому что отступать некуда. Гроссман подчёркивает трагическую иронию: те, кто действительно страдает и умирает, редко влияют на исход войны — их судьбами распоряжаются далёкие генералы и вожди. Но именно в этом народном страдании, в молчаливой стойкости простых людей, автор видит подлинное величие, противопоставляя его фальшивой риторике власти.

Это произведение требует вдумчивого прочтения и длительного осмысления, оно обладает невероятной глубиной и неподдельной искренностью. Автор, в своем стремлении рассказать о человечности в условиях безумия, создал монументальную работу, которая продолжает волновать и вдохновлять новые поколения читателей. Она заставляет задуматься о том, что значит быть свободным, что остаётся от человека, когда отнимают все, и можно ли сохранить доброту в мире, где торжествует насилие.

ЖиС – это лучшая книга, которую я прочитал в уходящем году, да и чего греха таить – одна из лучших книг, которую я когда-либо читал. Я постараюсь рассказать вам, почему я так думаю, и, если вы ее еще не читали, постараюсь убедить вас взяться за нее, не пугаясь размеров и темы судьбы, без которой не обходится любое великое произведение.

Сегодня роман Гроссмана не очень популярен среди русского читателя и многие даже не знают о его существовании. Более того, такое ощущение, что за рубежом эту книгу знают и уважают больше, чем на родине. Как выразился один литературовед, сегодня ЖиС еще не прочитана, не понята до конца, хотя за ней несется шлейф «Войны и мира» двадцатого века. Я думаю, не многие книги удостоены сравнением такого уровня.

Вторая часть дилогии - magnum opus Гроссмана, которую он писал почти десять лет. Из-за резкой критики сталинизма КГБ изымает рукопись автора, который до конца жизни так и не увидит издание своего главного детища, что, конечно, усугубит его здоровье и приведет к преждевременной смерти. Судьба книги, как и ее фактура, с самого начала будет наполнена трагизмом и сложной историей. Это можно понять, потому что ЖиС первый роман, который рассказывает об изнанке Великой Отечественной войны. Не о великих победах, а о цене, которая была заплачена за нее. Не о взятии Берлина, а о жизни разных людей, которые страдали, боролись с несправедливостью, погибали, заблуждались в своих идеях и убеждениях. Эта книга о нашей стране, о русских людях, о русской культуре.

В самом начале романа читатель сталкивается с письмом матери одному из главных героев Штруму. Это прощальное письмо, потому что мать, будучи в концентрационном лагере, прекрасно понимает, что она погибнет, и автор дает ей последнее слово. Слово о людях, о любви к сыну, о том, какое сложное существо человек. Мне сложно было поверить, что это письмо было придумано автором и какое было мое удивление, когда я узнал, что это реальное письмо матери Гроссмана, судьбу которой он поместил на страницы своего романа. Потому что придумать это было невозможно и объяснить словами это нельзя – просто прочитайте его и прочувствуйте на своей шкуре. Этот фрагмент стоит того, чтобы познакомиться со всей книгой.

Сталинские репрессии очень сложная тема в современной России. Это наша травма, которую, к сожалению, мы еще не изжили. Это тема, которая замалчивается, не исследуется и не всегда признается «наверху». Только «снизу» есть попытки изучения, которые часто пресекаются. Политработник Крымов, исходя из своих убеждений, по долгу службы, ищет и вычисляет «неверных», кто имеет отличный взгляд от мнения партии. Что ждет таких «неверных» людей, я думаю, вы знаете. И только застенки Лубянки хранят безмолвную память о том, какая страшная судьба постигла миллионы людей во время сталинских репрессий. Крымов, сам того не ожидая, превращается из охотника в жертву, и попадает под жерла карающей системы. Он искренне не понимает, почему его, истинного коммуниста, который с самого начала строил идеальное советское будущее, обвиняют в том, в чем обвиняли многих других, таких же невинных людей. А сколько их было?

Сталинградская битва стала переломной в войне и по многим книгам и воспоминания мы знаем, как бравые советские солдаты медленно, но верно стали освобождать улицу за улицей, деревню за деревней и город за городом. Офицер Новиков один из первых, своенравно командующий танкистами, пробирается и отвоевывает захваченные территории. Он, как никто другой, прекрасно понимает какой ценой достается каждый новый метр отвоеванных территорий. Но «бравые» чекисты хотят больше, потому что именно «первый», кто завладеет очередной деревней, получит медаль, звание и пополнит свой послужной список новыми победами. Но только для кого-то эта победа станет последней и его положат в братскую могилу, а кто-то получит повышение, будучи не участвуя в самих сражениях. Что важнее для командира, жизнь его солдат или медаль для чекиста?

ЖиС – эта история любви. Война войной, но люди, даже в таких страшных условиях, продолжали любить. Женя Шапошникова – потрясающий портрет русской женщины. Жертвуя любовью, она, ведомая жалостью, возвращается к своему бывшему возлюбленному, которого терзают в застенках Лубянки, чтобы носить ему передачки, чтобы дать ему хоть какой-то знак о том, что он не один, что его не забыли. Как у Ахматовой:

Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.

Одна из сцен мне напомнила фильм «Список Шиндлера» Спилберга. В черно-белом полотне о спасении евреев немецким бизнесменом в один момент появляется маленькая девочка в красном пальто. В общей суматохе и хаосе она теряется, остается одна, и режиссер как-бы этим красным кровавым цветом акцентирует внимание зрителя на ней, чтобы потом показать ее смерть. Ведь на войне гибнут дети. Одна из самых страшных сцен романа, когда из одного из тысячи разрушенных домов Сталинграда пленные немцы выносят труп закоченевшей и изуродованной девочки, которую узнает ее собственная мать. В ней вскипает ярость, она берет первый попавшийся кусок бетона в руки и подходит к молодому пленному немцу, который вынес ее дочку. И никто не смеет ее остановить: конвой с оружием ничего не может сделать с матерью погибшего ребенка. В ней борется ярость, боль и человек. И в последний момент она бросает этот кирпич, достает из кармана зачерствевший кусок хлеба и отдает этому пленному молодому парню, мол на, жри.

И такими маленькими личными трагедиями пропитан роман о большой мировой трагедии.

ЖиС – это роман о выборе. На одной стороне которого честь и достоинство, на другой – потеря совести. К сожалению, в тяжелые времена простой человек должен делать выбор, иногда жертвуя своей жизнью и жизнью других людей. И ни у каждого найдется смелость и мужество, чтобы встать на сторону человека, сохранить человеческое достоинство и не променять совесть на избавление от страха. Штрум, в котором местами угадывается образ самого автора, физик, сделал свой выбор, последствия которого останутся с ним на всю жизнь. И мы можем только догадываться, с каким грузом он проживет остаток своей жизни, который он променял на свою совесть. И нет, я не обвиняю его, потому что я сам не знаю, чтобы я сделал на его месте. И я очень надеюсь, что судьба не предложит нам такой выбор, ибо порождают его только трагичные и страшные времена.

Если вам будет интересно, я советую посмотреть документальный фильм о судьбе рукописи романа «Жизнь и судьба». У Великой книги счастливый конец – силовики не уничтожили первичную рукопись, и совсем недавно в 21 веке они отдали ее в Министерство культуры.

У самого Гроссмана была сложная судьба, которая пересекалась с другими большими писателями и поэтами. Николай Заболоцкий был репрессирован и отсидел в заключении за «антисоветскую пропаганду». Ему удалось выжить, но он потерял здоровье и после заключения имел также тяжелую судьбу. Его жена, Екатерина Клыкова, имела роман с Гроссманом, но через какое-то время вернулась обратно к Заболоцкому. Конечно, это тоже отразилось на Николае Алексеевиче, и после двух инфарктов он скончался в возрасте 55 лет.

Вот такая Жизнь и Судьба.

Книгу «Жизнь и судьба» мне подарили много лет назад (и сказать-то стыдно сколько именно - ну лет 10 назад точно), так и стояла она у меня на полке, покрываясь слоем пыли, что, в общем, для меня нетипично: я обычно стараюсь сразу прочитывать попадающие в мой дом книги. Но в этот раз имела какое-то очень стойкое предубеждение против романа и писателя вообще. Начитавшись отрицательных рецензий и послушав гневные отзывы от друзей, была уверена, что чтение этого произведения будет скучным, мрачным и мне скорее всего не понравится.
Не знаю отнести ли мне это себе в плюс или в минус, но я прохладно отношусь к такого рода литературе, где в жесткой (и порой несправедливой) форме критикуются советские граждане и советские нравы во время Великой Отечественной. Сюда можно отнести Солженицина, «Барбароссу» Пикуля, и - как я думала - «Жизнь и судьбу» Гроссмана.
Каково же было мое удивление, когда после прочтения первых трёх глав меня не затошнило от скуки и плохо построенных предложений! Крайне редко, согласитесь, бывает такое, что ожидания от книги отказываются полностью непригодными, да ещё и в лучшую сторону! Скажу честно, не ожидала, не ожидала я, что мне так понравится «Жизнь и судьба». Ничему в моем списке предпочтений она не соответствовала, скорее наоборот, и...
Словом, все сюжетные линии романа так или иначе связаны с семьёй Шапошниковых. Сильная женщина и просто хороший человек Александра Васильевна Шапошникова имеет четверых детей, любимых ею в полной мере: чёрствую снаружи, но добрую внутри Людмилу, красавицу Женю, трогательную Марусю и Митю, любимца всей семьи. Дети выросли, уже многие имеет своих детей, и сеть «семейных уз» расползается по всей территории Совесткого Союза и других стран. Попытаюсь вкратце перечислить некоторые сюжетные линии, наиболее важные для развития повествования.
1)Линия Штрумов. Людмила замужем за евреем-физиком Виктором Штрумом, талантливым атомщиком и ученым, который переживает не лучшие свои дни в борьбе с бюрократией и антисемитизмом, распространившими в его институте. У них есть взрослых дочь Надя, девушка с тяжёлым характером и сложной личной жизнью.
2) Линия Жени. Вторая дочь, Женя, рассталась со своим мужем-коммунистом Николаем Крымовым из-за разногласий в проблемах коллективизации и репрессиий, так как Крымов считает, что любая жесткость оправдана, если она на благо СССР. Женя встречает красивого, статного танкиста-героя Пётра Новикова, отчаянно влюблённого в неё, и поначалу отвечает ему взаимностью, но до самого конца так и не понятно, с кем же в конце концов останется Женя.
3) Линия, связанная с концлагерями. В одном из лагерей Западной Германии существует группа помольщиков во главе со старым коммунистом Мостовским.
4) Комплекс линий, связанных с немцами. Две или три линии рассказывают о солдатах вермахта, Паулюсе, Гитлере.
5) Линия с «жильцами» дома Грекова. В одном из домов в разрушенном Сталинграде сражается группа людей во главе с мужественным командиром Грековым. Нам покажут и красивую любовную линию радистки Кати Венгровой и внука Александры Васильевны Серёжи Шапошникова.
6) Линия Веры Шапошниковой. Вера Шапошникова беременна от своего мужа героя-летчика Викторова, который трагически погибает во время выполнения боевого задания.
7) Линия Софьи Левинтон. Врач-еврейка Соня Левинтон попадает в немецкий плен, где ее отправляют на верную смерть в концлагерь. Во время всего долгого переезда до места назначения в грязном и душном вагоне она берет под свою опеку маленького сироту Давида.
Да, линий много. Верно, что иногда «Жизнь и Судьбу» по объёму введённых персонажей сравнивают с «Войной и мир» Толстого. Да и книга сама по себе толстая, так что за пару часов ее точно не осилишь. Ну и повторюсь, читается легко, хоть я и не ожидала этого.
Видно, что автор проделал серьезную работу, вообще заметно, что Гроссмана волнует то, о чем он пишет. Для меня это скорее плюс.
Справедливо, что другие критики пишут о том, что никаких исторических знаний поманите принесёт. Верно. Роман представляет собой исключительно художественную ценность, пополнить исторические здания за книжкой тут не получится.
Чем же тогда меня тогда привлёк роман? Ну наверно персонажами. Иногда книги западают в душу благодаря мыслям автора, стилю и слогу писавшего, иногда благодаря тонкому психологизму, а иногда благодаря хорошо и удачно прописанным героям. Здесь именно этот, последний случай. Чтоб убедить вас в своей правоте, попробую перечислить своих любимых персонажах.
•Николай Крымов. Ну вот люблю я героев, которых жалко. Не знаю, с чем это связано, видимо, всем нам, женщинам, иногда хочется кого-то пожалеть. В крови это, должно быть. Персонаж сильный, видно, что он любит и свою жену, и нежно предан Родине и партии.
•Петр Новиков. Трогала его любовь к Жене Шапошниковой. Все-таки приятно видеть, что и на войне есть ей место.
•Надя Штрум. Не знаю как, но мне понравилась молоденькая дочка Виктора Штрума. В ней чувствуется живость, резвость и при этом какая-то особая житейская мудрость.
Рецензия получилась длинноватая, но смею надеется, что вам она принесёт хоть малую пользу, ибо писалось все это исключительно для удовлетворения ваших эстетических нужд.
В итоге, хочу сказать, что сейчас жалею о том, что ранее не прочла этот роман, так как он мне, несмотря на силу моего предубеждения, понравился. Теперь постараюсь не грешить фразой «Не читал, но осуждаю»! Возможно, что книга и посредственная, но в мою душу она запала именно своим стилем (написано неплохо) и интересными персоналами. Попробуйте и вы прочесть «Жизнь и судьбу», вдруг она и вас удивит!

Мне не понравилось. Я не буду перечитывать, я не буду покупать бумажную книгу, я не вернусь к электронному тексту в минуты, когда нужно подновить уверенность в некоторых мыслях.

Мне не вздумается рекомендовать ее для чтения людям, которые литературу советского времени считают полностью пропитанной пропагандой, или людям, которые ностальгируют по СССР, людям, которые привыкли к ударам по голове от чтения книг про войну, но не привыкли над своими шишками потом проводить мысленную работу, и тем более людям, которые про войну не читают, ибо "тяжело".

Вот только это ничего не меняет в книге, а я свое мнение могу сейчас засунуть куда подальше, потому что:

• товарищи Мостовской, Крымов, Новиков, Штрум, Шапошниковы количеством меня подавляют, а качеством (за неимением лучшего слова) не менее люди, чем я, о чем позже;
• "Жизнь и судьба" при всех недостатках - самая антивоенная книга из тех, что мне попадались. А также про-человечная. Она учит не бросать камни.

  Дальше...

Среди персонажей книги нет героев. Храбрые солдаты и дальновидные командующие, радисты, танкисты, летчики - их и хочется по привычке окрестить героями, но, предупреждая нас, Гроссман в одной из глав о Новикове пишет:

И пусть эта ответственность сама по себе была в главе тяжелым моральным выбором, результат Гроссман повторил дважды: посылать на смерть. А Гроссман, при всем объеме "Жизни и судьбы", просто так дважды не повторяет. Так что и Новиков не герой, хотя смелый, храбрый и Женю любит. Отсутствие связи между любовью, пусть самой искренней, и образом персонажа показано еще например в резкой перемене, что произошла у Баха по отношению к Зине. О чем это говорит касательно Баха? Разве что о том, что и он человек. И Зина. И Женя. И Новиков. И можно перечислять до конца всех персонажей, потому что именно о такой единице мироздания, как человек, Гроссман и пишет, выбрав фоном для этого сумасшедшего броуновского движения войну, которая всем чужда и всех заставляет страдать.

В мире Гроссмана нет черного и белого. Собственно, человечество Гроссмана представляет собой спектр с таким количеством оттенков, что ни оценить, ни осудить, ни вообще разграничить добро и зло не получается, а иногда и не стоит. Доблесть, трусость, доброта, подлость - это части человеческой сущности, и по отношению к ним Гроссман много раз напоминает не зарекаться. Каждая точка спектра проявить может противоположные качества в разное время, и не читателю судить другого человека. Сущность человеческая одинакова хотя бы потому, что в ней сочетается такое количество разных свойств, которые к тому же постоянно меняются в зависимости от обстоятельств. Из очевидно противоречивого: штурмбанфюрер Лисс может верить в что-то свое, видеть что-то иначе, но от сути никуда не денешься. Он такой же, как Новиков. Только характеры разные, а что значит разница в характерах, если они в конце концов разные у всех?

Постепенно, не вызывая обмороков и потрясаний кулаками у читателей, Гроссман подводит к этой мысли о равнозначности индивидуумов и важности человечества как целого - и к его противопоставленности войне. Когда мысленно, не сказав себе этого, читатель уже с этим свыкся, Гроссман говорит открыто:

Неудивительно, что, сказав это прямым текстом, подтвердив, что не зря читатель эту мысль нащупывал как главную уже долго, Гроссман почти сразу вводит одну из самых сильных сцен книги, которую я не могу описать и которая в принципе даже не требует чтения других глав, а поделиться ей мне кажется важным.

• Деточка! Деточка! Деточка ты моя золотая!