Реки

Ещё другие города были на светящейся панели большого радио, которое стояло в спальне у деда. Радио было большое большое, с деревянными стенками. Оно было красивое, солидное, и… старое. Старое даже тогда, когда я маленький рассматривал его. Его приятно было включать. Я поворачивал ручку, раздавался такой мягкий щелчок, и загоралась зелёная лампочка, а с секундным опозданием, медовым светом зажигалась панель. Приятнее всего было включить радио и тут же выключить в комнате свет. Тогда радио становилось совсем красивым и таинственным. Я крутил ручку настройки, стоя возле радио на коленях. Красная палочка ползала по шкале взад и вперёд. На шкале были написаны названия городов! Рига, Минск, Киев, Берлин, Варшава, Хельсинки… и даже Мехико. Между этими городами были только треск, шипение и свист. Эти звуки, оказывается, так похожи на треск дров в камине и завывание ветра в трубе. Те радио стоили очень дорого и были не у всех, теперь камины в хороших домах, в известной степени, выполняют ту же функцию. Тоже светятся, тоже трещат, шипят и завывают…
А теперь, когда я лечу в самолёте из города в город или даже из страны в страну. Или лежу на полке в вагоне поезда, который мчится в ночи из одного пункта в другой, мне кажется… Мне кажется, что я даже вижу мальчика, который стоит на коленях возле того старого радио, крутит ручку, и я перемещаюсь в пространстве.

Я хорошо помню мою реку, и я хочу ее видеть, рвусь к ней, хотя знаю, что, если приеду и буду стоять смотреть на нее, мне будет холодно или сыро, или меня что-нибудь отвлечет, озаботит и на даст сосредоточиться, или будут кусать комары. Я знаю, что опять ничего особенного не почувствую. А она течет прямо сейчас.
Течет там, где я испытывал одно новое ощущение за другим и мог чувствовать все сильно. Так сильно, что теперь все сегодняшние ощущения я могу только сравнивать с теми, что были там. Там, в моем городе. Там, где я забегал в жаркого летнего двора в любой подъезд, радостно чувствовал прохладу и мог без разбора позвонить, если дотягивался до звонка, или постучать в любую дверь. Постучать, чтобы попросить мало знакомых или совсем незнакомых мне людей дать мне попить воды. Жадно пил и бежал обратно в подъезд.
А когда забегал в своей подъезд, я заглядывал в круглую дырочку нашего почтового ящика, видел, что там лежит газета... И, не чувствуя в этой газете никакого предостережения или намека на совсем другую жизнь, которая будет состоять из того, что тревожит, терзает, и из того, что можно потерять, я бежал вверх по лестнице. Бежал и, не в силах сдержать радости, кричал: «Деда, газеты принесли!»

Помню, как ясным весенним утром я сидел в почти пустом и на удивление чистом автобусе, который шёл по моему городу. И город был тоже весь свежевымыт поливальными машинами. Я ехал на экзамен, к которому скверно подготовился, да и предмет давался мне с трудом. Я ехал и ненавидел всю дурацкую нашу страну, проклятый наш город, весну, учёбу как таковую, бессмысленный предмет, который я не хотел учить, преподавателей за то, что они зануды, и себя за то, что дурак. А после того, как мне попался на экзамене один из пяти известных мне билетов, после моего блестящего ответа, после получения похвал от преподавателей, и отличной оценки, я вышел в город… На улице погода уже испортилась, накрапывал дождик, но город был уже прекрасен, преподаватели мудры и справедливы, предмет, мною сданный, оказался необходимым и интересным, а себя я чувствовал умным, ловким и успешным. А какой прекрасной в этот момент была наша страна!