Избранное в двух томах. Том 1. Повести разных лет

Читая уже не первую книгу за авторством К. Симонова , убеждаюсь насколько он умеет писать о войне и людях на ней. Без излишнего пафоса, но при этом совершенно не сухо и тактично.

В его книгах (по крайней мере, что читала) всегда есть место любви на войне, но описано все настолько бережно и лирично (не подберу другого слова), что они становятся запоминающими и берущими за душу. При этом обязательно есть и место подвигу, вернее постоянной тяжелой каждодневной смертельной работе, когда атаки следуют за атаками, когда нужно отстоять дом, практически не имея боеприпасов, идти выполнять новое задание после только что выполненного. И обязательно разговоры о будущем, которое будет у тех, кто выживет, чтобы рассказать потомкам как невыносимо трудно и тяжело доставался мир.

Как всегда в книгах о войне, где рядом ежесекундно ходит смерть, был человек и нет, а вместе с ним уходят и его желания, чувства и стремления, фронтовая дружба, скрепленная общей целью, постоянной опасностью, в которой люди ежедневно проходят проверку на силу духа и волю к Победе, чередуются редкими минутками отдыха и фронтовыми ста граммами.

Данная повесть как еще одна важная страница о подвиге защитников Сталинграда и его жителях.

Как я люблю военную поэзию Симонова, и как долго я откладывал знакомство с его прозаическими произведениями. Непростительно долго. Но я знал, что меня ждёт...
Что это за повесть! Потом о Сталинградской битве напишут много, но эта повесть, написанная в 1943 году, первая. По ней же в 1944 году снимут фильм.
Очень трогает живой язык повествования. Ничего особенного, на первый взгляд. Но как точно и как образно. Люди, события - всё перед глазами. Недаром Симонов, будучи военным корреспондентом, побывал на всех фронтах, в том же Сталинграде летом 1942 года.
В начале повествования один из главных героев, капитан Алексей Сабуров, прибывает со своим батальоном в Сталинград, где им предстоит сходу занять три дома и оборонять их. Автор очень точно описывает солдатские будни, тяжёлые, трудные, смертельно опасные. Смерть всегда рядом, и как сказал полковник Проценко:

Казалось бы, какие страшные и негуманные слова. Но это война. Многие сейчас любят говорить про какую-то правду в книгах о войне, вышедших относительно недавно. А это что, не правда? Куда ещё правдивее? Но такая проза не просто правдива. Она написана с любовью к Отечеству, с уважением к павшим товарищам. Никакой лирики. Убьют, не беда, а вот задаром... Полковник знает, о чём говорит. Он и сам под смертью там ходит, и ранен был буквально 1,5 месяца назад. Но говорит, как есть.
И капитан Сабуров ещё не раз столкнётся с этой жестокой правдой, многих предстоит ему потерять.
Это очень сильное произведение. Как и многие стихи Симонова. Читая некоторые из них, я плачу. Просто не могу сдержаться. Чем старше становлюсь, тем больнее они бьют меня своей пронзительностью...

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Мы не увидимся с тобой,
А женщина еще не знала;
Бродя по городу со мной,
Тебя живого вспоминала.

Константин Симонов, 1941

Возможно мне просто везде мерещится Хемингуэй, но всю эту повесть мне отчетливо казалось, что Симонов писал под непосредственным воздействием Эрнеста. Эти рваные любовные отношения, это постоянное копание во внутреннем мире и попытки понять, понимает ли тебя другой человек, близость смерти и ощущение людьми этой близости, да сами диалоги в конце концов. Так что я до самой последней строчки гадал – насколько проникся Симонов Хемингуэем, достаточно ли для того, чтобы убить главного героя?

Хорошая повесть, дельная. Ее, вероятно, трудно было писать, ведь после Двадцати дней без войны невероятно трудно и удержать планку, и продолжить любовную линию, предельно герметичную из-за краткости и географической отдаленности. И надо сказать, что Симонов довольно успешно все вопросы по композиции решил, сумев выстроить свою параллельную трилогию как песочные часы – первая повесть обширна, вторая сжата, третья опять обширна.

Любопытно, что я ничего не читал у Симонова про 1943 год. Обе трилогии, и «Живые и мертвые», и записки о Лопатине сосредотачиваются на 1941, 1942 и 1944, проскакивая 1943. Почему? Или есть еще что-то, что я еще не читал, где и Курская дуга будет рассмотрена?

Но вот перед нами опять 1944, опять Беларусь и край Литвы, и даже выход к государственной границе. Смерть Серпилина упоминается, будет и Гурский, и проскользнувший рядом Синцов. Жизнь начинает оттаивать, в Москву стали возвращаться эвакуированные учреждения, в том числе и театры, газеты занимают свои прежние редакции. Люди учатся, женятся, разводятся и думают о продаже и обмене квартир. Наконец-то высадились во Франции союзники, но теперь этому уже и не так сильно рады.

Нетрудно заметить, что в этой повести Симонову куда интереснее самих военных событий был именно человек на войне, эта близость смерти, часто полудобровольная. И сама случайность этой смерти, когда она – лишь отражение математической вероятности.

Хоть шторы на память наденьте!
А все же поделишь порой
Друзей - на залегших в Ташкенте
И в снежных полях под Москвой.

К. Симонов, «Зима сорок первого года…», 1956

Вторая повесть из лопатинского цикла гораздо концентрирование первой. Там главный герой мотался по фронту в течение нескольких месяцев, часто меняя локации, здесь же автор сразу задал временной промежуток (хотя от скитаний все же не удержался).

Фильм Германа другой, хотя автором сценария сам Симонов и был. Есть в этом какой-то постмодернизм, пожалуй, когда по книге, в которой описывается, как снимали фильм, снимают фильм. В книге режиссер говорит Лопатину, что все эти его красивости из очерков о быте осажденного Сталинграда не перенести на пленку, ни Волги, ни другого антуража на киностудии в Ташкенте нет. А потом Герман с Симоновым отсекают и вступление, и финал, выкидывают больше половины героев, и концентрируются на главном – военном тыле и короткой любви.

Симонов постоянно намекает, и, вероятно, кто-то до сих пор понимает его намеки. Но я не смог понять кто есть кто в его повести. Ни знаменитый поэт, который не смог поехать на войну, несмотря на то, что так много писал о ней в 30-е, ни знаменитая актриса, немолодая уже, но все еще поражающая своей вовлеченностью и горением, опознаны мною не были. А вот генерала Петрова признать было совсем не трудно, Симонов лишь слегка замаскировал его под Ефимова.

Итак, главное отличие повести от фильма – большая связанность с миром героев Симонова. Это не просто эпизод жизни Лопатина, разошедшегося с женой и встретившего кого-то близкого в Ташкенте. В повести есть и неудачное наступление подо Ржевом, и флешбэки из Сталинграда, где наши уже начали дожевывать армию Паулюса, есть Ташкент и есть Тбилиси и Северный Кавказ.

Для меня именно грузинский и, шире, кавказский финал стал неожиданностью (возможно потому, что его полностью нет в фильме). Лопатин из Ташкента отправляется поездом через Ашхабад в Красноводск, а оттуда самолетом в Тбилиси. Симонов всегда любил подчеркивать вот эту географическую транспортную связанность Советского Союза, у него герои не перемещаются в пространстве произвольно, а почти всегда конкретно, жизненно. В Тбилиси он чуть задерживается перед отправкой на фронт, уже вышедший к Минеральным Водам, встречается со знакомыми грузинами (он бывал раньше в Грузии, последний раз в 1936) и видит их военную жизнь.

Посмотрите на войну с перспективы Грузии. Война почти докатилась и до нее, фронт был совсем рядом, а за спиной не совсем дружественная Турция. Герои книги вспоминают то, как массово приходили в грузинские села похоронки после керченской катастрофы 1942. И все боятся, жутко, невыносимо боятся за своих живых еще детей, призванных в армию. Это, пожалуй, самый прозрачный, ясный момент в романе, осязаемая горечь и страх родителей, которые ничего не могут сделать, чтобы отвести угрозу.

А потом Лопатин садится в эмку и опять едет на войну, смотреть как наши начали отбирать свои пяди и крохи. Двадцать дней пролетели, впереди 1943 год.

Любопытно, невероятно любопытно – какой будет третья часть.

Повесть Симонова "Дни и ночи" входит в подборку книг по Волгоградскому краю проекта "Читаем Россию". И я очень рада, что выбрала именно её...
События повести разворачиваются сначала в небольшом городишке Эльтон, названном по имени соляного озера, но довольно скоро переносятся в Сталинград. Идёт пятнадцатый месяц войны.
Главный герой - капитан Алексей Иванович Сабуров. Сначала я решила, что это довольно взрослый, умудрённый прожитыми годами и жизненным опытом человек, но потом оказалось, что ему всего 29 лет.

И вот, оказавшись в Сталинграде, капитан Сабуров получает задание: отбить одну из городских площадей и несколько домов. И то, что речь в то время шла именно о таких, на первый взгляд, небольших расстояниях, говорит о том, насколько же тяжело было нашим солдатам.

В Сталинграде Сабуров знакомится с медсестрой Аней, мне очень понравилось, насколько бережно и осторожно автор описывает вспыхнувшие между героями чувства. И останавливаясь время от времени на каких-то бытовых, уютных мелочах, Симонов не только оттеняет тем самым ужасы войны, но и позволяет читателю немного по-другому взглянуть на своих героев. Вот в одной роте солдаты в минуты недолгого затишья жарят картошку ("... помороженная, правда, но так даже слаще"), а в другом блиндаже угощают начальство чаем ("...хороший чай, цейлонский, с цветком...").
Сабуров пользуется любовью у солдат, поскольку справедлив, не имеет привычки прятаться за спинами товарищей, не любит неоправданного риска и при этом смел.

Вроде бы и немного событий происходит в повести, но кажется, что целую жизнь проживаешь с капитаном Сабуровым и его поредевшим батальоном на улицах разрушенного города. А охватывает книга всего семьдесят дней, с начала сентября до середины ноября.

• Россия… Вы даже не представляете себе этого чувства, которое у нас будет, если мы на рассвете возьмем этот дом. Ну что дом? Четыре стены, и даже не стены, а четыре развалины. Но сердце скажет: вот, как этот дом, возьмем обратно всю Россию. Понимаете, Сабуров? Главное, начать. Начать с дома, но почувствовать при этом, что так будет и дальше. И так будет дальше до тех пор, пока всё не будет кончено. Всё.

  Обязательно нужно читать такие книги! Читать, чтобы помнить...

  P.S. А ещё Константину Симонову принадлежит потрясающее стихотворение "Убей его!", про которое говорили, что оно достойно звания Героя Советского Союза, поскольку "убило гитлеровцев больше, чем самый прославленный снайпер." Вот отрывок из него:

  ... За чужой спиной не сидят,

События повести посвящены одному из важнейших событий Великой Отечественной Войны - Сталинградской битве.

– Да... Когда три месяца назад уходил отсюда на Южный фронт, Сталинград считался еще глубоким тылом, трудно было представить себе,что мы вот с вами будем сидеть в этом доме. Тут ведь перед домом был парк, теперь, наверное, мало что от него осталось...

Автор описывает не только ужасы и жертвы того времени, но и демонстрирует стойкость героев, их волю и силу духа. Они умело, тактично и самоотверженно воевали. Они жертвовали собой и не сдавались. Ещё в повести о войне нашлось место любви. Это моё первое знакомство с автором, у Константина Симонова прекрасный слог. Он переносит читателя в гущу тех событий. Но несмотря на слог и те светлые чувства и добрые моменты, которым нашлось место в книге, мне морально читалось очень тяжело. Мне даже рецензия на эту повесть далась очень непросто, переписывала несколько раз и всё равно получилось несвязанно.

– Вы знаете, что страшно? Нет, вы не знаете... Вам уже много лет, вы не знаете...Страшно, что вдруг убьют и ничего не будет. Ничего не будет того, про что я всегда мечтала.

– Чего не будет?

– А ничего не будет... Вы знаете, сколько мне лет? Мне восемнадцать. Я еще ничего не видела, ничего. Я мечтала, как буду учиться, и не училась... Я мечтала, как поеду в Москву и всюду, всюду – и я нигде не была. Я мечтала... – она засмеялась, но потом продолжала: – Мечтала, как выйду замуж, – и ничего этого тоже не было... И вот я иногда боюсь, очень боюсь, что вдруг всего этого не будет. Я умру, и ничего, ничего не будет.

– А если бы вы уже учились и ездили, куда вам хотелось, и были бы замужем, думаете, вам не так было бы страшно? – спросил Сабуров.

– Нет, –убежденно сказала она. – Вот вам, я знаю, не так страшно, как мне. Вам уже много лет.

– Сколько?

– Ну, тридцать пять – сорок, да?

– Да, – улыбнулся Сабуров и с горечью подумал, что совершенно бесполезно ей доказывать, что ему не сорок и даже не тридцать пять и что он тоже еще не научился всему, чему хотел научиться, и не побывал там, где хотел побывать, и не любил так, как ему бы хотелось любить.

И действительно, когда читаешь эту книгу, то перед глазами встают все те ужасы, которые переживали защитники и жители этого героического, многострадального города. Роман Симонова не отличается той обстоятельностью и широтой охвата, которая есть у Гроссмана в его "Жизнь и судьба", но в нем в художественной форме хроника событий, и писался он по горячим следам на основе фронтовых репортажей писателя, который был военным корреспондентом в осажденном городе. И это один из первых его опытов написания прозы. Несмотря на все ужасы в осажденном городе, не забыта здесь и любовь. О ней сказано скупо, как в сводке Информбюро, но эти слова о ней глубоко впадают в душу. Эту книгу знают меньше, чем другие военные произведения писателя, скажем, "Живые и мертвые", но она тоже достойна занять место на полке значимых книг, как о войне, так и о Сталинградской битве.

"Люди на войне стали проще, чище и умнее. Быть может, в сущности они остались теми же, какими были, но хорошее у них оказалось на виду оттого, что их перестали судить по многочисленным и неясным критериям. Началась война, и всё это оказалось не самым существенным, и люди перед лицом смерти перестали думать о том, как они выглядят и какими кажутся, - на это у них не осталось ни времени, ни желания…"
Потрясающая книга. Потрясающие люди. Беспримерный подвиг.
Я много знаю о Сталинградской битве. Я много о ней читала. Я неоднократно бывала на Мамаевом кургане. Но именно такие книги позволяют прочувствовать это величайшее сражение. Низкий поклон всем героям, живым и мёртвым и огромная благодарность писателям, донесшим до нас, потомков, правду о них.
Но эта повесть не только о войне. Она, в первую очередь, о любви. Да, любовь на войне тоже бывает. Но это любовь, которая в мирное время встречается редко. Чистая. Нежная. Настоящая. И так хотелось верить в счастливый исход для этой любви, что открытый финал даже порадовал, пожалуй…

И действительно, когда читаешь эту книгу, то перед глазами встают все те ужасы, которые переживали защитники и жители этого героического, многострадального города. Роман Симонова не отличается той обстоятельностью и широтой охвата, которая есть у Гроссмана в его "Жизнь и судьба", но в нем в художественной форме хроника событий, и писался он по горячим следам на основе фронтовых репортажей писателя, который был военным корреспондентом в осажденном городе. И это один из первых его опытов написания прозы. Эту книгу знают меньше, чем другие военные произведения писателя, скажем, "Живые и мертвые", но она тоже достойна занять место на полке значимых книг, как о войне, так и о Сталинградской битве.

Небольшая книга про мир во время войны. Читается легче, чем Лев Толстой. Я уже десятки советских книг о войне прочитала, в них во всех упоминается одно и то же, значит, этому можно верить.

Во-первых, ко всем мужчинам в тылу главный вопрос - почему не служат. И я не могу не вспомнить великолепную единственную книгу первой жены Симонова - Натальи Соколовой. В одной из повестей меня до глубины души возмутило, что инженер с бронью, дающей право остаться в тылу, ушёл на фронт и быстро, глупо погиб. Потому что совсем не военный человек, физически - пушечное мясо. А вот мозги у него были хорошие, крайне нужные стране, и он их погубил, подвёл страну, подвёл народ. Уходил на фронт от глубоко беременной жены с младенцем на руках, бросив на жену свою лежачую мать. А я считаю, что жить изо дня в день сложнее, чем один раз умереть. Мб он испугался взглядов и вопросов, почему в тылу отсиживается. И у Симонова два мужа одной женщины: один очкарик на фронте, второй здоровяк в тылу.

Во-вторых, я сама совсем не переношу холод, для меня это морально очень тяжело. И я как-то не думала, что в Ташкенте, который в часовом поясе Оренбурга, но сильно ближе к экватору, тоже мб так зверски холодно. Я знаю, что когда человек замерзает, он хуже мыслит, у него слабеет воля, он становится менее добрым. А всё же ташкентская зима без отопления - это не военная Москва опять-таки без отопления. Как вообще люди выжили?

В-третьих, книга такая реалистично-безвременная, в ней хорошо переданы человеческие характеры, и она вполне может быть и про сейчас. Лопатин думает: мне ни за кого на фронте не надо переживать. Лопатин думает о разных смертях людей, неизвестных ему, но близких знакомым ему людям. У меня ещё никто не погиб и никто не на фронте. И я не волонтёр, меня не тянет к этому, нет моральных сил. И я стараюсь не читать новости в целях сохранения психического здоровья. То есть 20 дней из жизни Лопатина так похожи на мои 3 года. И так хочется подольше быть подальше, а чувство вины за отстранённость всё время где-то рядом.

В-четвёртых, книга-то больше про отношения, чем про катастрофу в стране. Когда я читала о книге, там больше было про отношения Нины-Ники из Ташкента и Василия Николаевича. Когда же я начала читать саму книгу, для меня она была больше про 15-летнюю Нину Васильевну и её отца. Две Нины. Возмутительная мать-кукушка. Лопатин вдруг замечает, что со вторым мужем недостатки бывшей жены стали исчезать, он не понимает, как тот смог повлиять на эту незрелую дамочку, которая всё время в состоянии "хочу быть примадонной". Сам Лопатин почти год не видел дочь, хотя во время войны дети в принципе мало видели родителей и особенно отцов.

Я очень много читала про войну в школьные годы от российских авторов и в студенчестве от европейцев. Сейчас страшно, сейчас очень редко читаю и с большой осторожностью. Но поняла, что хотелось бы прочесть от наших авторов про людей разных профессий в годы войны, не только про тех, кто на фронте и для фронта, а о тех, кто культурой занимался, например.