По следам сна

Я поспешил скрыться в боковом коридоре, на душе у меня было скверно, я предчувствовал с почти полной уверенностью, что, как только вернусь, он окликнет меня и захочет исповедаться, а меня это и в самом деле пугало. В моем тогдашнем состоянии величайшей разочарованности, в стремлении бежать от людей, в глубочайшем сомнении в смысле и ценности всего, для чего я прежде жил и работал, ничто не могло испугать меня и довести до отчаяния сильнее, чем атака человека, который нуждался именно в том, чего я не мог ему дать: в доверии, в отклике, в готовности выслушать его вопросы, жалобы или обвинения.

Человек, по замыслу Бога и по тому, как его тысячелетиями понимали поэзия и мудрость народов, наделён способностью радоваться вещам даже бесполезным для него-благодаря ЧУВСТВУ ПРЕКРАСНОГО. В том, что человек радуется прекрасному, всегда в равной мере участвуют ум и органы чувств, и пока люди способны радоваться среди невзгод и опасностей жизни таким вещам, как игра красок в природе или в картине художника, как зов в голосах бури, моря или созданной человеком музыки, пока они могут увидеть или ощутить за поверхностью интересов и нужд мир как целое,- до тех пор человек сможет снова и снова справляться со своими проблемами и снова и снова припысывать своему существованию смысл, ибо "смысл" и есть это единство многообразного или, во всяком случае, эта способность ума угадывать в сумятице мира единство и гармонию. (из рассказа "Счастье")

Но в большинстве своем взрослые, хотя их требовалось почитать и бояться, были очень даже глиняными богами. До чего комичны были они со своим неловким актерством, когда говорили с детьми! Каким фальшивым был их тон, какой фальшивой была их улыбка! До чего они принимали всерьез самих себя, свои установления, свои делишки, с какой преувеличенной важностью держали они, выходя на улицу, свои портфели, книги, зажатые под мышкой, и другие атрибуты своей деятельности, как напряженно дожидались они, что их узнают, поприветствуют, воздадут им знаки почитания!