Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Братья Карамазовы (часть IV). Повести, очерки, рассказы

Как обычно, с Достоевским приятно провести время. Но на этот раз у меня осталось чувство недосказанности. Мне почему то казалось, вернее я этого ожидала: что вот сейчас закончит рассказывать муж и начнется уже подлинное повествование со слов жены, её версия видения событий, я всё ждала, ждала... А потом повесть кончилась, и оказалось, что моё ожидание было напрасным.

В итоге делаю вывод: люди говорите друг с другом, это может помочь. Или по крайней мемере будет ясно, что и разговаривать уже не о чем. ✒

P.S. Некоторые аннотации нагло врут

Писать рецензию на Достоевского, обсуждать Достоевского, обдумывать Достоевского для меня - это интеллектуальная работа, интеллектуальное усилие и интеллектуальное наслаждение. Почти так же, а может, даже больше, чем само его чтение....

"Братья Карамазовы" с самой завязки производят впечатление очень русского и православного романа, наверное, самого русского у Достоевского. Тем не менее это самый читаемый в мире труд писателя, самый популярный у иностранцев. Парадокс?Этот роман самым любимым называли очень многие, от моей преподавательницы по русской литературе до Хиллари Клинтон, мне довелось слышать о нем десятки раз до того, как прочесть. Я его цитировала, "узнавала" и отчасти понимала до того, как взять в руки. Пожалуй, я была, как никогда прежде, подготовленным читателем.

Так много уже сказано, что сказать новое невозможно, а если оно вдруг и будет сказано, узнать об этом нереально, так как наследие романа, его интерпретации, анализы и даже "сиквелы" - все это так велико и многочисленно, что в разы превышает и немалый объем "Братьев", и наши читательские возможности. Потому будет правильным, если каждый будет говорить, в первую очередь, о Достоевском, и, во вторую - о своем.

Перед нами история о брате Дмитрии, о брате Иване, брате Алексее, о брате, непризнанном другими братьями - Смердякове, и об их отце. Пятеро таких разных в частностях, но схожих в основе людей, объединенных узами крови и этим роковым чувством и явлением - "карамазовщиной". Это потрясающие характеры, среди которых отец вызывает отвращение, незаконный сын - брезгливость, а другие трое, по крайней мере у меня, сочувствие, в самом прямом смысле этого слова. Очень давно я так не проникалась персонажами, что наверняка знаю, эти герои стали моими героями в самом переносном смысле этого слова, а их история отныне - моя, мною выстраданная история.

Старший брат, Дмитрий Федорович Карамазов - наиболее оригинальный образ, в том смысле, что у него нет "двойника" или "прототипа" среди созданных раннее персонажей Достоевского. Например, Иван - герой-идеолог, какими до него были Долгорукий, Раскольников, Ставрогин... С последним параллели вообще напрашиваются сами собой. Внутренние противоречия, идеи очень их роднят, хотя Карамазову и не суждено стать отъявленным мерзавцем, как Ставрогин. Да и воспитание, средства, окружение разнятся. Тем не менее, они очень схожи. Образ младшего брата внешне перекликается с образом Мышкина. Но Алеша остается Карамазовым, до "положительно прекрасного во всех отношениях человека" князя Льва Николаевича ему неблизко. Вот и получилось, что Иван и Алеша - персонажи не новые, но более усредненные и приземленные, нежели старые идеологи. В романе несколько раз из уст второстепенных персонажей прозвучит "старший брат Иван Федорович", и, вероятно, это не ошибка автора, а осознанный ход, в восприятии читателя Дмитрий - брат "средний", это и не человек во церкви, как Алексей, и не человек без бога, как Иван. Он посреди этих позиций. И если внутренние катаклизмы сотрясают и других героев, в Дмитрии духовное перерождение явственнее всего.
"Главное, самому себе не лгите", - прозвучит в романе, в котором все удивительно честны по отношению к себе, и автор честнее всех. Даже самый неприятный герой Федор Павлович Карамазов, несмотря на свою способность извращать и марать все, к чему прикасается, исключительно честен. Он не зная и не ища меры, превосходит в данном чувстве и своих сыновей, которые пытаются его поставить в границы, я убеждена, что, когда человек не ограничивает себя, за него это делает жизнь, заботливо устанавливая на его дороге столб, об который человек расшибает лоб. Но вот удалось ли жизни, сыновьям, любви - чему бы то ни было найти управу на старшего Карамазова... Это удалось только смерти.

Как обычно, большую роль играют сны(аж трем героям снятся черти), аллюзии (ну не могу я не увидеть в Алеше, проповедующему двенадцати мальчикам у камня, аналогию с Иисусом и двенадцатью апостолами), вставки, длительные диалоги и монологи, никак не влияющие на сюжет.
Вот "Легенда о великом инквизиторе", что и зачем это? А какая разница?! Убери эти затяжные вставочные конструкции, не двигающие сюжет, и что останется? Ну ладно, отцеубийство останется, интрига останется, психологизм останется. Но мы ведь любим Достоевского не только и не столько за это.
Беседа Алеши и Ивана в трактире - вообще центральная сцена романа, центральная не в плане сюжета, а проблематики. «Ты мне дорог, и я тебя уступить не хочу и не уступлю твоему Зосиме», - скажет Иван. И, надо сказать, почти ставит младшего брата на "свою точку".

• Ну… что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!

Достоевский нередко брал сюжеты для своих произведений из реальных хроник, так и история о помещике, натравившем собак на ребенка, имела реальную основу. Сам Иван Федорович скажет, что где-то прочел эту историю: "В «Архиве», в «Старине», что ли, надо справиться, забыл даже, где..." На самом деле, эта история была напечатана в журнале "Русский вестник", в котором печатался сам роман "Братья Карамазовы". Сегодня мы не совсем представляем, как читали 135 лет назад. К тому же мы не понимаем некоторых вещей, которые были очевидны для современников Достоевского, а писатель всегда пишет для читателя-современника. Человек, читавший "Братьев Карамазовых" в 1880-1881, знал, что такое "Архив", "Старина" и уж тем более "Вестник", более того, выписывая журнал, он, наверняка, читал некоторое время назад в нем рассказ о помещике, у которого в действительности были расхождения с вариантом, приведенным Иваном.

И вот гуманист и христианин Алеша, после того, как уже осудил на казнь, чувствует сомнения: "Я сказал нелепость...". А потом вспоминает о Христе, который и есть тот, кто может всех и все простить. Кем бы были мы, читатели, в этой истории? В толпе, на глазах которой свершалось это ужасное преступление? А, может, даже в самом помещике? Давайте, не лгать самим себе. Каждый день мы прямо или косвенно становимся виновниками и свидетелями злодеяний, уродства и несправедливости. Мы виновные, заслуживаем ли мы прощения? Согласно библейской традиции, Иисуса распинало все человечество. Виновны ли эти люди? И все-таки Иисус их всех простил. А его мать? Простила ли она "материнское безмерное страдание свое" и страдание своего ребенка? Считается, что простила. "Прости им, ибо не ведают что творят"
И здесь расхождения с реальной историей имеют очень важное значение, Достоевский мальчика "убил", тогда как на самом деле собаки ребенка не тронули, но вместо матери, которая бежала за своим сыном и сошла с ума на третий день после пережитой муки, в измененной истории мать предстает нам безмолвным, безропотным, недвижимым стержнем.

Что касается "Великого инквизитора", мне часто доводилось слышать об этой поэме как о чем-то, развенчивающем религию. И эта вещь оказалась совершенно не тем, что я себе представляла. Я также не согласна с расхожим мнением, будто это самая сильная часть романа. То, что было непосредственно перед ней, разговор Мити и Алеши, беседа Ивана с "чертом" - эти моменты произвели на меня большее впечатление. Но низводит ли "Инквизитор" веру? Нет, на мой взгляд, не низводит. Называя Иисуса Достоевский пишет "Он", именно так, с большой буквы, значит не подвергает его персону сомнению. А поцелуй в губы инквизитора опять же - символ любви и прощении. С одной стороны, это "ты любишь их", ведь инквизитор, правда, заботится и думает о людях, потому что человеку человек ближе, чем бог. Эти люди не нуждаются в вечной жизни, со смертью придет их конец, и не будет после нее ничего, кроме смерти. Но это для них, для себя же инквизитор предполагает продолжение, а что там будет, наказание или царство небесное, покаяние Богу или противостояние ему, другое дело. И вот, с другой стороны, поцелуй означает прощение,"ибо и такие спасутся"

Согласитесь, логика Ивана кажется безапелляционной, на первый взгляд. Он задает вопросы, которыми каждый из нас сам себя время от времени мучает, и не только Алешу, но и каждого из нас, временно или окончательно, ставит на свою точку, он показывает, что гармонии в этом божьем мире, который и принять то невозможно, нет. И все-таки у Достоевского гармония и идеал есть. Иногда мне кажется, не будь у него этого идеала в лице Христа, он был бы неверующим. Ему повезло.

Не могу не коснуться вскользь героинь. Красота у Достоевского, как всегда, страшная сила. Писатель вновь "организовал" встречу соперниц (ранее Аглаея и Н.Ф., Катя и Наташа). После безобразной сцены между Катериной Ивановной и Грушенькой в доме первой я ловила себя на мысли, что вот не дай бог Достоевский решит оправдать вторую, и выставит ее невинной жертвой, прекрасной внутри, измученной несправедливым к ней миром (как Соню, Настасью Филипповну), что он конечно не преминул сделать. И что я, настроенная поначалу очень негативно, в итоге, приняла. Более того, именно Груша в одной фразе потом выразит все мое религиозное чувство:

Катерина Ивановна - один из самых непрозрачных персонажей, один из тех немногих, кто лжет самому себе. Исключительно умна, хороша, благородна, слишком унижена, в ней живут чувства, на которые способно только очень гордое сердце, сознательно решившее "все отдать" и "спасти":

Тот факт, что роман задуман как первая часть эпопеи об Алеше, открывает раздолье для фантазий и гипотез. У истории есть финал, но нет конца. Героем романа-эпопеи «История Великого грешника» должен был стать именно Алексей. В "Братьях Карамазовых" подчеркивается, что "он был юноша отчасти уже нашего последнего времени", можно предположить, что продолжение было бы о "новых людях", таких как Ракитин (очень, на мой вкус, интересный и меткий образ семинариста), Ивана отчасти, и тех русских мальчиков, объединившихся вокруг Алеши. Наверное, я когда-нибудь почитаю произведения, в которых другие авторы попытались развить его историю. Говорят, у кого-то он доходит до революции и цареубийства Ну что же, почему бы ему не быть социалистом и реформатором, ведь можно быть христианским социалистом! Разве Иисус им не был?

К прочтению романа я приступала с чувством, что вот оно последнее произведение моего любимого писателя. Вот она черта, подводящая всю его жизнь и творчество, вот он, где ответ, к чему он пришел. И я его четко не увидела. Я увидела художника, доходившего до невообразимых глубин веры и неверия. В своем черновике к февральскому выпуску "Дневников писателя", которому не суждено будет выйти в связи со смертью автора, Достоевский напишет:

Одно могу сказать точно, это тот писатель, который как никто другой, призывает к прощению и сам прощает им сотворенного грешника и ближнего грешника. Если вам кто-то скажет, что Достоевский убивает личность, надежду, любовь к людям, не верьте! Это от незрелости. Достоевский, как никто другой, видит свет и нас к нему зовет.

"Будем, во-первых и прежде всего, добры, потом честны, а потом - не будем никогда забывать друг об друге"

Фууууххх... Дочитала наконец этот кирпич роман, вмещающий в себя столько всего, что и не упомянешь. Но ведь можно попробовать упомянуть хотя бы самое основное, верно? Самое цепляющее, мозг и душу разъедающее? (Вопрос риторический, если что).

Начну с того, что читала я очень и очень долго. Почти два месяца, дабы не вдаваться в подробности. Два месяца наслаждения! Ух. Чтение можно сравнить с попиванием кофе с утра в выходной день. Вдох - и наслаждение разливается по твоему телу от столь родного аромата. Глоток - и ты чувствуешь, как тепло согревает тебя изнутри, как энергия разливается по всему телу. Страница - вдох, еще страница - глоток. И от этой медлительности удовольствия становилось лишь больше.
Но это не продлилось долго. Дальнейшее чтение (после того, как все действие завертелось, со всеми (или почти) героями автор нас познакомил) можно сравнить с тем, как ты пьешь в жару, добравшись до воды спустя пару часов нахождения вдали от нее, такой родной и желанной.

Раньше я не понимала: как можно читать Достоевского быстро? Даже, помнится, сравнения красивые (на мой взгляд, естественно) приводила. А вот теперь поняла! Читая этот роман, поняла. Точнее, поняла, почему может хотеться проглотить книгу залпом, жадно питаясь эмоциями, чувствами героев. С любопытством ведь ничего не поделаешь! Да и зачем, если так тянет? (Это, если что, лишь про книгу сейчас. Не нужно принимать как руководство к действию.) А оно несло меня вперед, не давая ни минуты, чтобы осмыслить все и глотнуть воздуха, отдохнуть, в конце концов. Потому, можно считать, книгу я прочитала даже дважды, ибо после страницы сотой, примерно, приходилось дважды перечитывать одни и те же главы. Впрочем, приходилось - это не то слово, ибо перечитывала я с наслаждением, стараясь уловить каждую деталь, каждый жест, каждую фразу героев, чтобы лучше понять их, проникнуть в них, стать ими.

И все равно, по-моему, не получилось! Много было мне непонятного, мною не замеченного. И мне грустно в этом признаваться, но я уверена, что не пойму до конца этот роман никогда. Ни-ког-да!
И это сейчас не попытка принизить себя и возвысить мастерство автора. Впрочем, куда уж выше, это ведь Достоевский! Это даже не попытка сделать вид, что я совершенно не поняла эту книгу. Поняла, по-своему, но поняла.
Вот только, до конца не пойму никогда. Потому что тут очень и очень много чувств, не поддающихся никакой логике. Чувств, которые за гранью моего понимания. Чувств, которые больше похожи на поток стремительной лавы, разъедающей, в первую очередь, того, от кого исходит, а затем уже и тех, кто находится рядом. Чувств, которые больше похожи на прыжки в бездну. Чувств, которые логикой объяснять попросту бесполезно. Поэтому, наверное, мне сейчас так грустно и даже как-то пусто от того, что роман закончился, а я осталась с этим осознанием навсегда (сколько вообще будет длиться мое "навсегда").

Однако, это ощущение... Это непередаваемое, несравнимое ощущение, когда один другого насквозь видит и всецело понимает... Эта предрешенность... Это видение будущего, проницательность! Ах, просто высшая степень наслаждения! Соня и Раскольников, Рогожин и нож его = Дмитрий и Зосима, Смердяков (чтоб его!) и Иван... И вот как тут словами упоение происходящим опишешь?! Не могу я, не умею.
А сколько сцен? Как горящие деньги в "Идиоте", как чтение "Библии" в "ПиН"?! Тут их и сосчитать невозможно, честное слово! Столько прорывающих душу сцен, цепляющих, остающихся в памяти и меняющих читателя изнутри, пусть даже и незаметно для самого читателя!
Кто еще, скажите мне, может весь характер человека в одном жесте показать? Да так показать, что ты сам становишься этим человеком! Сам в него перевоплощаешься. Да и во всех них перевоплощаешься. Чувствуешь эту страсть внутри, клокочущую, разъедающую. Это сладострастие, проникающее внутрь и сжигающее все остальные чувства. Потому что лишь оно одно должно править! Чувствуешь их, каждого, словно сам ими стал. Словно у них внутри сидишь и в душу заглядываешь. Изнутри. Словно все их мысли - мои, вся их боль - моя, вся их страсть - это мое, мое. Словно я с душой их слилась и каждый рубец и дырочку почувствовала.
И это незабываемо.

Далее о мыслях. Количество восклицательных знаков сокращено.

• А клейкие листочки, а дорогие могилы, а голубое небо, а любимая женщина! Как же жить-то будешь, чем ты любить-то их будешь? - горестно восклицал Алеша. - С таким адом в груди и в голове разве это возможно? Нет, именно ты едешь, чтобы к ним примкнуть... а если нет, то убьешь себя сам, а не выдержишь!
• Есть такая сила, что все выдержит! - с холодною уже усмешкой проговорил Иван.
• Какая сила?
• Карамазовская... сила низости карамазовской.

  Теперь можно бы попробовать и не о впечатлениях поговорить, а о мыслях, на которые роман пробудил. Их было, пожалуй, и того больше. Но запишу-ка я лучше самое основное.

Хотела было написать что-нибудь про персонажей. Хотя, какое там "что-нибудь"? Характеристику их в книге отметила, все фразы, которые, на мой взгляд, их "изнутри" лучше всего показывают. Да только устала. И чувствую, что попросту не в силах я, не способна еще такое сделать.
Единственное, скажу, что есть пара вещей в романе, которые мне не понравились. Это огромнейший пласт христианской веры в романе. Честно признаться, назвала бы это все даже некоторой пропагандой. И мне было действительно сложно это читать: вместо второго дыхания я чувствовала, что задыхалась.
А еще меня немного смутили (много, вру, много!) женские персонажи. Они какие-то все истеричные, непостоянные, взрывные, а некоторые из них и вовсе совершенно глупые создания. Впрочем, в то же время интригующие, а порой даже и восхищающие. Но мне, все же, очень грустно, если Федор Михайлович верил, что женщины только такими и бывают.
Оффтоп: Да и вообще мне после этого романа как-то совсем грустно стало, когда я задумалась: что же творилось в голове у этого человека? Каково было самому Федору Михайловичу? Как можно так описывать людей, словно он каждым из них был? Как можно не сойти с ума от такого проникновения в душу и голову человеческую?
Если у меня голова раскалывалась лишь после прочтения определенного количества страниц (или "мозгодробительных" моментов - такого и одного достаточно), то что происходило в голове у человека, пишущего это, а значит, и живущего этим? Страшно это очень.
Мужские персонажи, как и всегда, на высоте! Правда, признаюсь, некоторых из них мне бы в романе хотелось встретить больше (например, того же Миусова, который очень напоминал мне Кирсанова Петра Павловича).
Что там еще?
Ах, да, мне не понравилась концовка романа. Вот совершенно. Какой-то она мне смазанной показалась, быстрой, "тяп-ляпнутой". Но Достоевскому я это великодушно прощаю, ибо душу мою он и так успел изрядно потрепать. Да и честно было бы винить автора в том, что я сама просто ожидала другого в конце? Как-то мне хотелось иначе. Не так. Так что, не пахнет тут и близко вышеупомянутым "великодушием".

Кажется, вот мы и приближаемся к концу моей попытки поставить точку в этом путешествии. Знаю уже заранее, что у меня чертовски плохо получилось передать все мои чувства и мысли во время и после чтения. Но я искренне пыталась это сделать.

Вернусь ли я когда-нибудь к этой книге еще раз, дабы сравнить впечатления, отношение к героям, их поступкам, мыслям и чувствам, в надежде наконец понять, хоть и заранее известно, что я на такое попросту не способна, в силу своей бесчувственности?
Надеюсь, вернусь. Надеюсь, выдержу. Надеюсь, сложится.

Давайте же лучше будем философами, а не подлецами и смердами. Как Вам идейка?
И напоследок...

В центре романа семейство Карамазовых. Отец Федор Карамазов – жестокий эгоист и развратник, три законных сына: Митя, живущий чувствами и страстями, Иван - образчик прогрессивного рационализма, Алеша – априори принявший Бога, почти святой, ну и надменный, презирающий всех лакей Смердяков – судя по всему, внебрачный сын развратника-отца. В основе сюжета – убийство Федора Карамазова и история любовного соперничества отца и сына.
Вопрос: «Кто убил?» для меня так и остался до конца не ясен. К убийству отца причастны в той или иной мере все сыновья Федора Карамазова. Ивану прямым текстом Смердяков заявляет, что будет убийство, и лучше бы ему в доме не оставаться, но быть неподалеку на всякий случай, а потом, будучи уже в полубреду (которому хочется верить, но «что-то мешает»), признается, что убил он, но якобы по указанию Ивана. Алеше неоднократно говорит его наставник, старец Зосима, что надо уберечь Дмитрия от чего-то страшного, однако попыток уберечь Алеша не делает, у него духовный кризис из-за смерти наставника. Сам Федор Карамазов - личность мерзкая и гадкая, на убийство так и напрашивающаяся. Создается впечатление, что все этой смерти ждут, попыток предотвратить не делают, а когда все случается, начинают страдать и мучиться угрызениями совести.

Дальше...

Но это не самый главный вопрос,который я задавала себе на протяжении всего романа. Главный – это верил ли сам Достоевский в Бога? Наверное, нашему поколению, родившемуся пионерами-комсомольцами, да и любому просвещенному человеку без колебаний принять веру в Бога чрезвычайно сложно. И сомнение в этом вопросе вполне естественно и для атеиста, и для верующего. Каждый из героев задается этим вопросом, и каждый, так или иначе, находит ответ.

P.S. Еще раз убедилась, что Достоевский - мастер психологического портрета, настолько подробно и точно описывает он малейшие движения души человека, будь-то взрослый или ребенок, особенно ребенок. Собственно, в романе есть еще одна смерть, которая вызывает совсем иные чувства, чем смерть развратного отца. До самого конца я надеялась на чудо. На то самое, в которое не верит реалист («Истинный реалист, если он не верующий, всегда найдет в себе силу и способность не поверить и чуду, а если чудо станет пред ним неотразимым фактом, то он скорее не поверит своим чувствам, чем допустит факт»).

У всех героев Достоевского словно какая-то заноза в теле; все они ею ранены и ищут лекарство либо в чувственности, либо в бессмертии. /Альбер Камю/

Почему-то ничего не ожидала от «Кроткой».
Ну что может быть сверхинтересное в небольшом (рассказе ли, повести ли?) произведении? По-прежнему, несмотря на неоднократные опровержения, работает мой снобизм по отношению к малому формату.

Забыла! Забылась! Это Достоевский!
Ох, Федор Михайлович, Вам в очередной раз удалось обнаружить такую глубину и психологизм, раскрыть такие черты в характерах, показать весь спектр чувств, доказать, что в каждом, даже подлом и мелком на первый взгляд человеке могут быть скрыты такие сокровища доброты, - у Вас опять получилось!
У Вас опять получилось вытянуть из меня душу, обнажить и оголить мой нерв восприятия, поддаться призыву:
Люди, спешите делать добро! Через пять минут может быть поздно!!!

Не помню, второй или третий раз я перечитала этот роман. Кажется, второй раз я все же только отдельные места перечитывала, а не целиком. Первый раз был около 20 лет назад, и восприятие изменилось весьма сильно.

Самые удачные и остроумные места в романе это глава про Великого инквизитора, глава про черта и те месте, где папашка Карамазов выступает (в монастыре и потом еще у себя дома, про пескариков и пр.). Папашка Карамазов там вообще, по-моему, самый умный, хоть и не симпатичный тип, жаль его все же. И Ивана еще жаль. Остальные там все сумасшедшие и более или мене кошмарные, кроме разве что Грушеньки. Но самые кошмарные это, пожалуй, мать Лизы, Катя и Коля Красоткин. Впрочем, последний не кошмарный, а смешной, скорее.

Старец Зосима симпатичный, но местами странный. Кое-что мне в его поучениях понравилось - напр., молитва за "всех днесь пред Тобой представших". Но кое-что довольно странно, особенно призыв целовать землю и "искать исступления" - по кр. мере, к традиционной православной аскетике, как она подана св. отцами, это не имеет никакого отношения ))

Алеша - особая песня. В эпоху моего христианского неофитства и первого прочтения он мне страшно нравился. А теперь страшно раздражает и не вызывает ровно никаких симпатий. Какой-то он слишком идеальненький, добренький и прилизанный, до степени не то чтобы полного невероятия, но до того, что впечатление от него трансформируется постепенно в ощущение: в тихом омуте черти водятся. Т.е. я вполне понимаю автора того рассказа новой шерлокианы, где Холмс развивает версию о том, что Алеша-то и был убийцей (и еще жж-юзер Ликушин в свое время целое исследование на эту тему развивал). И алиби у него действительно не было )) Да еще вот эта дверь открытая, которую Григорий видел - недаром ФМД так ее обыгрывает, что-то не то с этой дверью... Впрочем, известно, что в продолжении романа ФМД хотел из Алеши сделать террориста-революционера. Но в этом-то романе он как бы положительным персонажем идет. Хотя на самом деле не вполне понятно, как к нему автор относится.

К тому же там два автора: собственно ФМД, который в романе отсутствует, и персонаж-рассказчик. Вот этот рассказчик меня в последнее время очень занимает - кем бы он мог быть? )) Судя по тому, как он отлично знал о потустороннем госте, повадившемся к Ивану, я бы предположила, что рассказчик сам Иван и есть, тем более у него литературный талант наличествовал. Не знаю, есть ли на сей счет какие-нибудь литературоведческие исследования.

Вообще, у Достоевского потрясающее чувство юмора. Ни один из русских писателей не заставляет меня так смеяться и веселиться. А вот у Толстого чувство юмора, по-моему, напрочь отсутствовало - он просто зубодробильно серьезен. Наверное, потому он мне никогда и не нравился.

Теперь надо будет "День нищих" Ликушина почитать. Я в свое время начинала, да бросила от недостатка времени. А теперь вот очень интересно поглядеть, что там.

Главный герой "Записок" с первых же страниц увлекает читателя в свой мирок беспросветных до абсурдности и абсурдных до беспросветности мыслей и идей. Мирок этот взирает на нас огромной чёрной прорехой, являющей собой результат беспощаднейшего самоедства, самокопания и самоотрицания. Подпольщик этот не просто осознаёт безвыходность и безнадёжность собственного положения, но и намеренно, осознанно отвергает ключ от двери, ведущей к спасению, предлагаемый ему судьбой в лице Лизы.
Он не вызывает ни жалости, ни сострадания - от него просто хочется держаться подальше, чтобы не оказаться безвозвратно затянутым в глубокую воронку его угрюмой, нигилистической идеологии.

Атмосферу этого произведения никак не назовёшь приятной и располагающей. Но она оздоравливающая - это факт.
Спустившись на некоторое время в подполье чужого сознания (затхлое и сумрачное пространство), человек не выйдет оттуда прежним. Скорее всего, он тут же обратит свой внутренний взор на область собственного сознания и подсознания и займётся их очищением и реанимацией. Именно в этом и заключается оздоровительный эффект "Записок" Достоевского.

P.S. Прочитано в рамках флэшмоба "Дайте две! Пятая волна (Январь - Март)".

Это было мощно. Надо, надо регулярно так брать в руки классику.

А теперь по делу. Много личных впечатлений, не претендующих на звание истины в последней инстанции.
Книга "Братья Карамазовы" у меня в списке флэшмобных книг шла последней, и рецензией на это титаническое произведение я решила завершить свой предапокалипсисный марафон. Но если быть честной, я вот до сих пор, уже занеся пальцы над клавиатурой, так и не знаю, как же мне все это сформулировать поизящнее.
На эту книгу есть много отзывов, много рецензий, как на ЛЛ, так и вообще, так что в принципе, ничего нового я не скажу. Разве что впечатления от персонажей.

А что персонажи?

Вот Федор Павлович, старый развратник и прожига, там соринки в глазу и высматривать не надо - он эти бревна сам напоказ выставил. Если вспомнить, что роман - это запланированная часть более масштабного романа, поневоле задумаешься, не мало ли места для такого фрукта (о "первой части более крупного романа" еще скажу).

Вот старший сын Дмитрий, от него одно впечатление - человек-стихия. Страсть как она есть. И глядя на его метания по Грушеньке, и на эпизод после того, как он ударил ступкой Григория и направился за Грушенькой в село Мокрое отбивать ее у польского жениха, и после, уже под судом - думаю, что этот человек смиренно на каторгу не пойдет, нет, убежит, вырвется.

Вот средний сын Иван. Он вроде кажется таким стабильно-спокойным, но и у него свои черти в омуте есть, и нет ничего удивительного в том, что поэма о Великом Инквизиторе преподнесена именно от его лица.

Вот младший сын Алеша, тихий, спокойный, набожный, пущенный старцем Зосимой "служить миру". Вроде вот он светоч в этой карамазовской тьме, вроде вот он - гарант стабильности и надежности, вроде и мальчишки ему доверяют, даже своенравный Коля Красоткин; все ему могут, что называется, исповедоваться, все ему доверяют. Алеша, можно сказать, связывает всех персонажей, что без него не могли бы сладить друг с другом, этакий универсальный адаптор. Но поневоле задумаешься - набожность набожностью, а все же как он подавил в себе эту темную, стихийную карамазовскую наследственность и не проявится ли она когда-нибудь внезапно?..

Вот Грушенька, о, очень неоднозначный персонаж. По правде говоря, долго не могла определиться со своим к ней отношением. Ей бы фламенко под жарким испанским солнцем танцевать, а не искать средства выживания в российской глубинке. Она странная. Вроде и любящая, и злая. Вроде и подает луковку, и настороженно коварна.

Параллельно с Грушенькой можно рассмотреть Катерину. Она тоже неоднозначна, то она клянется в своей любви к Дмитрию, и вот когда он останется брошенным "этой женщиной", она придет и будет его поддерживать, то вдруг преподносит на суде главную улику, то вдруг начинает приносить себя в жертву. Тут именно сам персонаж не может определиться с собой, и это-то Федором Михайловичем прописано на пять. Как и Грушенька, рассказывавшая Алеше про подачу луковки, и Иван, беседовавший с плодом воспаленного сознания.

А вот еще Смердяков, он тоже, пардон за очередной повтор, неоднозначен. Тут меня удивляет то, откуда такой темный, но интересный разум взялся у этого безродного существа, да не просто безродного, а порождения безумной, блаженной девушки и - надо понимать - Федора Павловича?.. Он удивлял, особенно в эпизодах бесед с Иваном, и может быть, именно так проявилась в нем карамазовская наследственность?..

Я тут упоминала мальчиков, и тут нельзя не обойти стороной Колю Красоткина. Тут у меня тоже вопрос - откуда, как появился этот гениальный парниша, философ жизни, любитель народа, ставящий себя на одну планку со взрослыми? Насколько он вообще реален? Был ли у него прототип? Прототип Илюшеньки (спасибо рецензии TibetianFox) вроде прослеживается, а откуда взялся Коля Красоткин? Почему одну из порций умных мыслей передает тринадцатилетний мальчик?

Как я уже говорила, роман был запланирован как первая часть более крупного произведения, но, надо заметить, что он и сам по себе выглядит завершенным. Кто убийца - показано, Илюшенька умер, Алеша ведет армию вдохновленных мальчишек, а что Митя сбежит откуда угодно, лишь бы Грушенька любила - это и так ясно. Вот с Иваном остается вопрос, под конец романа он вроде при смерти, но он такой персонаж, мог ли Федор Михайлович вычеркнуть его из канвы в своих планах? Это нам уже на дано узнать.

Спасибо Lillyt за волшебный пендель к прочтению этой книги. Спасибо и вам, Федор Михайлович, за то, что показали мне, что к людям не подойти с меркой "черное-белое". Что не стоит лезть в глубину чьей-то мятущейся души - рискуешь не вылезти.

Флэшмоб 2012, 8 из 8. За сим Флэшмоб 2012 для меня лично закрыт, у ла ла, молодец я!

"Братья Карамазовы" - самый глубокий роман, который я когда либо читала и, наверное, самый глубокий из всех, написанных русскими классиками. Принято считать энциклопедией русской души "Мертвые души" Н. Гоголя, но я вам скажу, что именно "Братья Карамазовы" и есть самая настоящая "энциклопедия" русской души! Читать этот роман нужно долго и вдумчиво, у меня на это ушло несколько месяцев. Столько философии и рассуждений в нем, с которыми во многом я соглашалась.
Так уж сложился русский менталитет, что душа наша призвана страдать. Во многом так сложилось благодаря нашей религии, т.е. православию, которая учит нас самопожертвованию. Но ради чего? Достоевский очень глубоко раскрывает тему веры в своем романе. Признаюсь, некоторые моменты было тяжело читать. Есть ли хоть один счасливый человек во всей этой истории? Нет. Все души персонажей надломаны, чьи то поломаны окончательно, у каждого персонажа свое страдание. Такие разные судьбы, но всех их объединяет одно - одиночество и страдание.
Поразили меня размышления на тему жестокости. Что есть добро и что есть зло? Все это так относительно. Но как глубоко берет Достоевский, рассуждая о жестокости над детьми. Читая эти строки, понимаешь, что ничего не меняется. Проходят столетия, но нравы остаются те же.
Отдельного внимания заслуживает тема суда. Суд в произведениях Достоевского занимает главное место. В этом романе ему посвящена объемная заключительная глава. И как проходит суд? Все показания поверхностны как со стороны защиты, так и со стороны обвинения. Доказательств опять же с обоих сторон практически нет, факты отсутствуют. Все происходит на "добром слове". Именно здесь и есть решающий момент, кульминация всего происходящего. Понять и простить или наказать? Но само решение присяжных уже не так важно, ибо важен суд не гражданский, а высший - Страшный суд. Именно ему уделяет столь огромное значение Достоевский.
Алешенька, Иван, Митенька - во всех них есть свой луч света, но всех губит судьба. Судьба русского человека - одиночество души и страдание.