60 миль в час

Познайте, чего вы жаждете, ибо больше всего вы страдаете от незнания природы жажды своей.

У них было целых двадцать лет, чтобы предотвратить эту войну. Но нет, побуждать людей вступать в армию и вести войну – вот какая задача ставится перед ними, или, может быть, я ошибаюсь?

Им надо, чтоб ты да я воевали, а сами они только еще больше наживаются за наш счет. Им наплевать, скольких бы из нас ни убили, лишь бы им своего не потерять да еще прибавить малую толику. Зато ведь они ужас какие патриоты – в десять раз больше, чем мы с тобой. Войну они любят, это мы ее ненавидим.

Раньше я думал, что человек больше не плачет, когда становится взрослым, но оказалось, что тогда-то он и начинает плакать, узнавая, что творится на свете.

- Да оттого, что эти старые самодуры взялись убивать молодежь вроде вас через каждые двадцать с чем-нибудь лет и никто не знает, останется ли он в живых, а они будут это делать снова и снова.

По-моему, война- это только жалкое оправдание политических неудач. Для каких-нибудь смертоносных микробов это самое подходящее дело- вести в человеческом теле войну против микробов жизнетворных. Таков закон природы. Но ведь люди-то не микробы.

Что до меня, я ненависти к себе не питаю и не вижу, зачем это нужно. А раз так, то я не могу ненавидеть и никого другого.

Любовь бессмертна и дает бессмертие всему, что нас окружает. А ненависть умирает ежеминутно.

- Он мне не нравится.

• Почему? - спросил писатель.
• По-моему, он жулик.
• Несомненно, - сказал писатель. - Но вам пора бы знать, что большинство крупных дельцов мира - жулики. Единственный выход из положения - это забыть о том, что они жулики, и попробовать все-таки сделать то, что вам хочется, взяв с них за это столько денег, сколько они возжаждут заплатить.

...слово "смерть" отныне нависает над вами постоянной угрозой; оно заключено в самой идее армейского закона и порядка, им проникнуты все мелкие докучливые правила, которые так легко нарушить.