Лев Толстой. Собрание сочинений в четырнадцати томах. Том 3. Повести и рассказы (1957-1963)

После повести "Смерть Ивана Ильича" этот рассказ кажется более слабым. Возможно, если бы я прочитала их в другом порядке, впечатление было бы иным. Но избежать сравнения невозможно.
В "Трёх смертях" мы видим лишь факты ухода, без глубокого анализа внутреннего перелома человека в момент смерти. Богатая барыня, ещё молодая, обвиняющая в своей болезни всех вокруг, до последнего остаётся недовольной, и, вероятно, так живёт всю жизнь. Крестьянин, как плыл по течению, так и закончил. А дерево, которое срубили без особой нужды и сожаления, становится символом третьей, самой немой и беззащитной смерти.
На фоне "Смерти Ивана Ильича" этот рассказ действительно воспринимается сухим и скорее проходным.

Рассказ "Альберт" я выделяю на огромном разнообразном массиве творчества Льва Николаевича Толстого, как один из самых оригинальных (он ранний), где автор, скорее всего невольно, затронул тему, имеющую кучу неоднозначных трактовок. Конечно, сделано все это истинно по-толстовски, так, что возможно только недоумевать происходящему, но в части того, что главным героем движет исключительно определенное нравственное чувство, здесь писатель вполне узнаваем.

Впрочем, тот, от чьего имени идет повествование, фактически на роль главного героя не совсем годится, ибо им является Альберт - гениальный по сюжету музыкант, чей талант раскрывается только тогда, когда он вусмерть пьян. Таким образом автор посвятил рассказ всем творческим людям, ловящим за хвост музу, вернее даже, творчеству в целом. Толстому не только удалось затронуть порочную составляющую искусства, тему, столь любимую многими литературными классиками, но и возвести ее в прямую зависимость. Помните все эти многочисленные произведения по поводу "продам душу дьяволу, но стану великим музыкантом". Теоретически все это выглядит довольно смешно, но нельзя забывать, что перед нами Лев Николаевич, его трепетные и своеобразные герои, ужасающий эффект от его рассказов, когда хочется рвать волосы от досады, сдать кредитную карточку назад и уйти в праведники.

Рассказ небольшой по объему, но очень выразительный. Поучительный момент (а он у Толстого врожденный), который писатель часто доводил до дикой педагогики в дальнейшем, но сейчас еще не набрал должного весу, в данном случае я не оценил (хотя обычно я его всегда вижу, пусть и не беспокоюсь по этому поводу). Вообще, личность Льва Николаевича широка и необъятна, в этой части довольно типична. Как любая структура, как какой-нибудь Кант, Толстой очень любил обобщать, измерять всех собственной единой линейкой, создавать некие алгоритмы. Может потому и в случае с "Альбертом" его рассказ завис в воздухе, хотя кажется предельно ясным, но проблема получилась интересной и неоднозначной.

Очень характерна в этом отношении статья Льва Николаевича о Мопассане, которого он предлагал излечить от аморальности методом ежедневного театрального взывания к его совести. Если посмотреть на многочисленные отзывы на новеллы Мопассана, то там действительно кое-кто имеет суждения по этому поводу, хотя первое впечатление о великом французском авторе совершенно иное. Где мораль и где Мопассан. Но, как это ни парадоксально, если удариться в иную крайность, что я делал не раз, то за глумлением и издевательством над косностью, мещанством и обывательскими страхами граждан, которых у Мопассана в избытке, действительно скрывается нечто большее.

Все это я, собственно, к тому, что масштабы личности автора, как это ясно демонстрирует рассказ "Альберт", порою настолько огромны, что невольной проблематикой часто может затронуть кого угодно. Это при том, что все мы в этом мире очень разные. Достается, как говорится, и нашим, и вашим, а писатель становится бессмертным, ибо его хорошо принимают и здесь, не напоминая ему ежеминутно о фактическом его месте прописки.

На тему же, обозначенную в названии, можно говорить бесконечно. Я не стану давать собственных трактовок, ибо ни к чему загромождать подобное субъективными определениями. Практика показывает, что дьявольское, в какой-то его части, для определенной религиозной конфессии является божественным. Поэтому не может быть и применимых абсолютно ко всем понятий бога и дьявола. То есть - вопрос этот исключительно личный, ибо в итоге четких границ между богом и дьяволом нет.

Рассказ мощный. Он будоражит и заставляет задуматься. Да, чего там, он громаден, необуздан и дик. Один из лучших, на мой взгляд, у Льва Николаевича Толстого. Покупайте наших (здесь могла быть ваша реклама).

Введение:

С введением закончили).

Ещё, когда я была на середине данного творенья ото Льва Николаевича, думала, что поставлю оценку повыше, что пять звёзд из пяти я поставлю, а вышло… несмотря на эмоции, накрывало меня пару раз, той, слезливой волной, а…

Когда Анку Каренину в героине заметила, поплохело, и не зря же заметила, кажется так мне, и кажется вот почему (залезла я утром в ту вики):

Моя Анна… вы представляете?)) А меж тем, героиню данного произведения совсем не Анной звать, а Машей.
Так и подумалось, подумалось, когда слушала книгу, что вот оно, то самое начало про Каренину, о котором думал наш Лев Николаевич.
К слову, данный роман вышел за 18 лет до истории с Анной.

"Семейное счастие" - от первого лица писался сей роман, который завлекал психологизмом, героиней завлекал.

Она юна, а он немолод и вроде жили вместе хорошо, пока…

Не думала, что к такому финалу героев, Толстой подведёт, разочарование полное… а ещё Шта это такое?

«Обрезание» в 21 год? Или… ожидание Вронского, за углом?))

А начиналось хорошо и верно.
Сиротка, ей 17, и она, мила, нежна, свежа, наивна, хороша.
Ему, Сергею Михайловичу же было 37, он опекуном был ей, старый друг отца (тут в 37 уж старый), ещё маман при жизни говорила, что хорошим мужем был бы… было уж посеяно зерно.

Деревня. Скука, каждый день одно и то же.
Так что, такие редкие наезды к ним Сергея Михайловича… радость приносили, потому ждала…
Старалась нравиться во всём ему, даже привычки меняла в угоду… что ребёнок малый.

Фиялкой звал её… кто виноват, что первая весна, когда вокруг… лишь нянька, да и младшая сестра.

То, что всё вело к свадьбе, об этом и в названье – намёк такой жирный.
Да, она была… была та свадьба очень скромной, как того хотел жених, невеста… та с ним заодно была, всё-всё, чтоб нравиться ему… любовь?

Не удивляюсь я критикам, потому что, каким-то неровным сие произведение вышло.
Может, писал на эмоциях…

Милая девушка очень быстро превратиться в пустышку.
Может и не стоило свекрухе её, заниматься хозяйством самостоятельно, потому как… чем ещё заниматься девице младой не из крестьянского рода?
Подруг рядом нет, ни сестры, ни няньки и поговорить особо-то не с кем (и почему не перевёз он, в дом их свой (Катерину и Соню)?)… весь день в ожидании мужа, мужа, который всё больше в делах.
Когда начинает казаться что уж любит не так, или вовсе не любит.
Так много тут женских страхов обыграно… и это похвально.

Знаете, что переворачивало, думая о себе, как о старце… понимая, что Марья-фиялка ни жизни ни людей, в общем-то не знала, он, её, муженёк этот, после того, как вывез в общество, после того как понял, что ей там пречудесно, бросил там.

Представляете теперь эту бездну её наивности/ глупости?
И это в лицемерном обществе, ага.

А знаете, почему он сделал сие?
Потому что считал, что сама она должна была всё понять… понять, что лучше глухой деревни, а нет. Что там, в свете том, в высшем том обществе, лишь пустое… в общем, мудрое решение принял, ога.

Будь он хорошим другом и умнее… лучше бы до свадьбы вывез Марью в тот свет, раз понимал, что к этому придёт. Думаю, что тогда и свадьбы той не было бы.

И, самое раздражающее, что его, те его слова в финале, будто за мудрость, ту, большую, выдают…
Сделать деве обрезание в столь юном возрасте, это конечно лихо.
Судя по её порывистой натуре, год, другой, возможно, и, на стороне роману быть…

Ну и… ещё вчера, я кой-какие рифмы накидала, вот, делюсь):
Сиротка. Во глуши она жила
Сестра да нянька, вся её семья.
Был опекун, набеги в дом их, редко совершал он,
Развлеченьем главным был
Ещё упало деве в уши, что хорошим мужем ей бы был.
Короче, почва благодатною была
И замуж вышла дева,
Что юна, наивна и доверчива была.

Продлился рай – недолго,
А приелся ей супруг – немудрено,
Ведь думал, что так будет,
В общем странное у них закрутится «кино».

Хотел он, чтоб она сама про свет тот и про жизнь,
Где только внешнее довольство,
Чтоб сама всё, как хотел он, поняла
И по итогу оценила дева прелесть жизни прошлой, да совместной,
Что у них была…
Вот только мужу после было… А до фонаря
Забил на жёнушку он… преогромный сук.
Не муж, а страус и ещё барсук.

А героиню, в данном случае, в отличие от Анны той, мне было жаль её… глупышка… она ведь пыталась, а он… и кто виноват?
Получается, что насытился её прелестями, пока желалось, ну а после, рубанул «каре».

Книгу я слушала в прекрасной озвучке от Анны Каменковой.

Так получилось, что сначала я посмотрела спектакль "Семейное счастие" в театре, а потом принялась за чтение. Знание сюжета нисколько не сделало его скучным, чему способствовали красота языка и легкость слога. Весь роман - это описание чувств, переживаний и надежд, он очень атмосферный, и в то же время легкий.

Семейное счастие - и безусловно речь идёт о любви, или скорее первой влюбленности. Но на мой взгляд роман больше об ожиданиях, о юношеском представлении о жизни и реалиях, которые зачастую разбивают его вдребезги. Той жизни, о которой мечтает окрыленная влюбленностью 17-ти летняя главная героиня, не суждено сбыться. Что знает она, не видевшая свет и не имеющая опыт общения с людьми, о жизни, о своих предпочтениях и о самой себе?

Она мечтает о тихой семейной деятельной жизни в деревне, но, попадая в высший свет, буквально теряет голову. Вот где счастье и радость, и нет места скуки - общество, балы, живое общение. А взрослый муж и деревня представляются теперь чем-то гнетущим, слишком спокойным и не подобающем молодой, красивой девушке.

Сложно сделать какой-то однозначный вывод, наверное для каждого здесь он свой. Не смотря на минорную ноту финала, я не перестаю верить, что счастье может быть семейным, а мечты главной героини остались мечтами из-за их нереальности. Скорее из-за её юности и неопытности. И вот здесь совершенно не понравилась роль её мужа, который не только не объяснил, то, что ей пришлось понять самой путём горького опыта, но даже и не пытался. Хотя, наверное, его можно оправдать, ведь он тоже был ослеплён влюбленностью..

Идеал мужского начала русской жизни.
Как-то уже приходилось писать, что т.н. «заблуждения» Толстого (как будто у кого-то есть моральное право называть выстраданные убеждения «заблуждениями») – неподсудны, особенно потомкам. Неподсудные по причине целостности личности: жил как веровал, а потому и прощено всё.
«Казаки» столь часто рассматриваемое и критиками, и любителями, и гурманами Толстого произведение, что, как и в случае с «Хаджи-Муратом» или «Степью» Чехова, пытаться сказать что-то новое с точки зрения литературоведения – ну, наивно, по крайней мере. Но всегда есть, что сказать с точки зрения собственной интерпретации текста. А уж тем более в зависимости от возраста, жизненного опыта, рефлексии и саморефлексии. Так и с «Казаками»: что осталось вне поля профессиональной критики? Проблемное поле – известно, история создания и литературные особенности – тоже.
Но попытка собственной интерпретации у меня была вызвана прочтением «Героя нашего времени» и тем ракурсом, что попытаться в лицах, запечатленных не в исторических документах, но в произведениях художественных, увидеть «физиономии», по выражению той эпохи, русского колониализма (в терминах марксизма) или миссии «белого человека» (в терминах Киплинга). Каков русский колонизатор-миссионер? И, конечно же, вопрос самый актуальный: генезис трений, противоречий, непонимания между русскими и Северным Кавказом. Что в основе? Когда возникло? Как складывались взаимоотношения? Какими были русские тех лет? Как относились к местному населению? При этом, разумеется, всегда было понимание различия исторического документа и художественного образа писателя. Но всё же вернемся сначала к убеждениям Толстого относительно «здорового начала простой жизни».
Самое удивительное: как такой прозорливый человек, писатель, личность вообще мог поставить себе вопрос таким образом? Понятно, что предтечей был Руссо. Понятно, что не произошли те события, случившиеся позже и показавшие «естественные» ограничения «человека простого» в том, какими качествами он был наделен умозрительно гением русской литературы. Толстой – самобытный, глубокий писатель-мыслитель-философ. Ничего на веру, кроме самой веры! Отношение к «простым» людям, разумеется, не было случайным ни в «Казаках», а уж тем более в более поздних произведения. Можно предположить, что эсхатология с понятным направлением духовного движения, «развития» человека и человечества, показывает путь к концу – физическому, по крайней мере. Что не может не сопровождаться упадком нравов, что Толстой и наблюдал в привычной для него среде. Выход – в опрощении, возврате к незамутненной жизни «простых» людей, живущих в гармонии с природой, собственно, почти и не выделивши себя из природы. Но и там всё настолько далеко от того, как понимал гармонию Толстой. Прекрасная иллюстрация – фильм «Легенда о Нараяме». И фильм, и повествование – совершенно из другой цивилизации, но есть ли там гармония? А если она и есть, то это гармония вовсе не человеческого общества. Как мы, европейцы, это понимаем. Но тут уже полемическая область, где нужно договариваться о терминах.
Поразительная «слепота» гения: живя «казацкой» жизнью ты никогда не сможешь подняться в осознании себя, своих проблем на уровень «сознательной» же жизни. Для этого у тебя нет ни времени, ни сил. А быть «простым» в нравах и «просвещенным» в познаниях – решительно невозможно. Так же, как чуть-чуть беременной. Так не бывает. Что, собственно, демонстрировал Лев Николаевич собственной жизнью. Но мне бы хотелось и «предостеречь» от соблазна цитирования Библии, того места, где о помножении познания и помножения скорби. Трудно согласиться, что собственная жизнь – это лишь помножение скорби через помножение познания. Невозможно согласиться с тем, что проживая и, в теории, приобретая мудрость, эта мудрость есть лишь единственно – скорбь. Святые отцы православия, да и не только, - разве это не демонстрация иного? И печать светлого понимания и умиротворения на их лицах в момент ухода из этой жизни –разве это иллюзия и обман? Поэтому ещё раз: речь не об известном «заблуждении» относительно жизни «простой» или «цивилизованной». Речь о том, почему Толстой убежденно придерживался, да что там придерживался - проповедовал именно такие свои взгляды?
Ещё такая мысль: представление об обществе как об испорченном, пардон, сообществе и не более того – подобным, спекулятивным образом может рассуждать лишь ум незрелый. Да, к моменту написания Толстому было что-то около 30. Но подобный взгляд у Толстого остался на всю жизнь. Удивительно! Зададимся вопросом: может быть, как это бывает почти всегда, может быть, подобное отношение к обществу – следствие какой-то психологической драмы глубокого человека? В «Казаках» - повести удивительно светлой, ясной, легкой, читающейся с прекрасным настроением, написанной прекрасным литературным языком, явно на каком-то душевном, духовном подъеме, можно, на мой взгляд, проследить начало той личностной эволюции, или саморазвития, как сказали бы сейчас, самого Толстого. Ведь что волнует, над чем размышляет, занимаясь самоедством Оленин? Азартные игры, обманутые женщины, ложь, лицемерие, пустое время препровождение, - вот от чего он хочет уйти. А в конце, в пределе, сам Толстой приходит к созданию собственной «системы», покоящейся на его собственном прочтении христианства, то есть он приходит к собственной, продуманной и обоснованной мировоззренческой системе.
Повесть ясная, чистая, по-хорошему легкая. В ней в каждой строке – жизнь! Горы, реки, лес, охота, напряжение приграничной жизни, перестрелки, засады. Искреннее желание понять и принять образ жизни и, следовательно, образ, строй мыслей казачей станицы. И через всё – женская плоть, женское тело, желание обладать ею. Эта плоть в буквальном смысле не дает спать Оленину, она кружит голову и просто сводит с ума здорового физически и морально молодого человека. Оленин смотрит на Марьяну, да нет, Толстой смотрит на казачку и видит только платье-рубашку-сорочку Марьяны, за которым мужское воображение рисует молодое, красивое, ждущее мужчину-хозяина с его ласками и требованиями любви тело. О чем пишет по большей части Оленин в своем дневнике? Да об этом же и пишет – о женщине! О чем мечтает-фантазирует молодой человека? Да о том, о чем мечтают и фантазируют все молодые мужчины! Обо что разбиваются все умозрительные «системы» Оленина относительно собственного предназначения и главной же обязанности=основы счастья – служения и самоотречения во имя других? О женщину и разбивается! Почему гений Толстого «не дошел» до того, что ведь после насыщения им ведь и поговорить будет не о чем? Что ничего общего нет ни в их взглядах, ни в образе жизни и идеалах? Почему так? Скорее всего, как и в случае Печорина – молодость! С её иллюзиями вечного семейного счастья с единственным человеком до самой последней черты. Но это – так человечно, слишком человечно, как говорит любимый Заратустра.
Нашел ли я в повести того, чего искал, если не для объяснения, то попытки понимания взаимоотношений русских с кавказцами? И да, и нет. В этом отношении «Хаджи-Мурат» дает больше, о чем я пытался написать в отзыве. Здесь интересен другой момент: русские и русские, православные и староверы. Послушаем Толстого: «Очень, очень давно предки их, староверы, бежали из России и поселились за Тереком, между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев; но удержали и там во всей прежней чистоте русский язык и старую веру».
Далее: «Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там».
Вот ещё: «Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату». «Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата. Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видал в заходящих торгашах и переселенцах-малороссиянах, которых казаки презрительно называют шаповалами».
И постоянное презрение во взглядах чеченцев на русских. Собственно, ничего нового. Собственно, а что остается делать с тем, кого победить не можешь? Места в тексте, где Толстой говорит о презрении во взглядах, встречаются практически везде, где только в тексте появляется чеченец. В конце повести, в эпизоде с окружением и уничтожением группы чеченцев, пришедшей украсть лошадей и скот, есть такое место: «Чеченцы знали, что им не уйти, и, чтоб избавиться от искушения бежать, они связались ремнями, колено с коленом, приготовили ружья и запели предсмертную песню». Бой был равным, никакого подавляющего преимущества у русских не было, была военная хитрость, храбрость и понимание защиты собственного дома. И что характерно именно для Толстого, как человека русского и человека православного. Повторюсь: именно для человека русского. У русского человека нашлось вот, какое отношение к убитым в бою чеченцам: «Каждый из этих рыжих чеченцев был человек, у каждого было свое особенное выражение». Нужно ли говорить, что совершенно невозможно представить такие строки и такое отношение к врагу, если бы автором был бы чеченец. Но об этом – в самом конце, потому что на самом деле мораль не в этом – какие хорошие одни и какие плохие другие. Понятно, что «хорошие» и «плохие» - в отношении к своим. Ну вот: мне кажется, что Толстой хотел бы быть русским, но не «обычным» русским, русским мужиком, крестьянином, да – солью земли, но всё-таки холопом (крепостное право отменено ещё не было!), а русским казаком, обладать человеческими, личностными, мужскими качествами казака. Казак как свободный (не холоп!), смелый, мужественный, абсолютное воплощение мужского начала. Мужественный и просвещенный. Он мужественен духом, а потому несгибаем. Он – цивилизован (не дик), его мужество и бесстрашие – осознанное, он – защитник и опора Отечества. Возможно, «Хаджи-Мурат» получился тяжелым во всех смыслах произведением, что Толстой так и не нашел воплощения просвещенной мужественности ни в себе, ни в ком-то другом.
А что же чеченцы? Да, собственно говоря, ничего. Говорить бесконечно, что ничего не меняется, в смысле, они, чеченцы, не меняются. Как считали русских такими, как в «Казаках», так и считают. Говорить об этом, по крайней мере, надоело. Потому как это на самом деле ничего и не объясняет, ничему и не учит. Учат «Казаки» другому, пусть неявно, не напрямую. Мужеств это ведь не только шашка, «рубилово-махалово». Мужество – это ведь когда ещё и честно. А честно – это когда говорят и обсуждают открыто всё, что мешает. Обсуждают то, почему одни называют других «черножопыми», а другие «собаками». Обсуждают, чтобы понять хотя бы: нам по пути?
Упрек чеченцам, пожалуй, один: хочется почитать, что и как они думали о русских – и тогда, и сейчас. Есть ли такие источники? От того, что мы делаем вид, что ничего не происходит, а на самом деле происходит – загонять болезнь ещё глубже. В повести куча мест, где контакты описаны более чем прозрачно: была своя жизнь, были связи, контакты, общие дела, было куначество. Толстой не дает ни повода, ни права, сводить проблему к примитиву: эти – черножопые звери, эти - русские собаки и свиньи. Толстой видел жизнь гораздо глубже, как гений и честный человек он увидел Горнее и у тех, и у других. Ведь реально – проблем у не русских (этнически) – гораздо больше, чем у русских. Как мы решаем то, что уже невтерпеж, знают не только русские: раньше – дубина или сабля – и ничего живого вокруге, сейчас – бомба-матушка и трандец всем. Никаких иллюзий. Как и насчет того, что русским не русские нужны больше, чем не русским – русские.
Реалии таковы, что «Казаки» и «Хаджи-Мурат», кавказские рассказы Толстого – больше, чем просто литературные произведения. Толстой прямым текстом по сути говорит о главной проблеме: русские не являются образцом для чеченцев ( в случае «Казаков») в морально-нравственном смысле (кстати, очень интересно объяснение того факта, почему чеченцы встречали немцев хлебом-солью, рекомендую поизучать вопрос!). А это – проблема русских, исключительно русских! Поясню: почему США или Великобритания – магнит для всех? Образ жизни, воплощенный в успешность, - вот и весь ответ. Тянутся к успешному, сильному. Так было всегда. Не знаю, будет ли так всегда. Почему русские в Хаджи-Мурате видели больше, чем просто война? Да потому, что он был Воином!
И чтобы нам, русским, решить наши собственные проблемы нужно, просто необходимо читать Великих Русских Людей, являющихся духовными вершинами нации, читать такие книги, как «Казаки». Льва Николаевича Толстого.

У семнадцатилетней Маши - несчастье, умирает отец. Из родных у нее остается сестра Соня, Катя - гувернантка. Иногда приезжает друг отца, опекун Маши, бывший друг отца Сергей Михайлович. Он значительно старше Маши - на 19 лет. Что могло свести этих двух людей. Почему вдруг Маша думает, что влюблена в Сергей Михайловича? Понятное дело, что в 17 лет никакого жизненного опыта, что отца потеряла, и видимо здесь просто подмена произошла, способ заполнить пустоту.
Характеры у Маши с Сергеем Михайловичем абсолютно разные. Ему не надо ни развлечений, ни страстей. У него это пройденный этап. Он сторонник размеренной жизни. А Маша? У Маши ничего этого не было. И понятно, что ее ненадолго хватит для "стариковской жизни", прелести высшего света все-таки затянули, да и как тут не сорваться-то? Не об этом ли предупреждал Сергей Михайлович свою молодую жену, еще до замужества? Так почему не настоял на своем, не отошел, почему позволил свадьбе состояться, если знал все это? Не понятно.
Он просто позволяет жене развлекаться. Неокрепшей, никогда не выходившей в свет, не знавшей всей подноготной, просто взять и отпустить? А потом просто угрюмо, держа марку, смотреть со стороны, что происходит? Как? Разве это поведение живого человека?
Как же рано, безумно рано у Маши страстная любовь к мужу (а была ли она?) переродилась в любовь к мужу как к отцу ее детей. Жалко ли мне ее, по сути, двадцатилетнюю девчонку? Скорее да.

В один день молодой человек, юнкер Дмитрий Оленин, решает изменить свою жизнь и отправиться на службу на Кавказ. Главные герои повести гребенские казаки. Некогда староверы, их предки, бежавшие от преследований поселились на границе с Чечней. Толстой настолько красочно, колоритно и с любовью описывает этот народ, что мне захотелось жить в казачьей станице середины 19 века) На их фоне главный герой, которого Лев Николаевич писал с себя как-то меркнет. Да и симпатий с первых строк вызывает мало

Совсем иные казаки. Оказавшись на Кавказе, молодой князь с первых дней полюбил этот край, его красоты, но главное людей. Великолепно выписан образ старого казака Ерошки, охотника и любителя чихиря; бравого щеголя Лукашки и конечно же красавицы Марьяны. Любовная линия тут напрашивается сама собой. Настолько воспылал Оленин страстью к казачке, что готов остаться в станице навсегда, но и Лукашка уже посватался к девушке. Кого выберет гордая казачка? Интересная развязка у этой истории.

Повесть Лев Николаевич писал около десяти лет. Будет здесь и немного философии еще молодого Толстого о смысле жизни, которая найдет свое развитие в других более поздних произведениях.

Есть фильм, снятый по мотивам этой повести режиссером Василием Прониным. Замечательные артисты Леонид Губанов, Зинаида Кириленко и Борис Андреев сыграли в нем главные роли. Книгу слушала в исполнения Валерия Баринова, настоящий мини спектакль. Похоже исполнитель тоже проникся этой экранизацией, Ерошка говорит у него голосом Андреева.

В жизни есть только одно несомненное счастье - жить для другого.

Эта маленькая повесть как раз тот редкий случай, когда сказать то особо нечего – всё, и даже сверх того, было сказано в самом тексте. В магическом, красивом, звучном тексте, который буквально поселил меня в эпохе Толстого.
А что касается самой темы, героев и сюжетов, которые составляют тут единое целое – можно быть согласным с автором, а можно в каких-то аспектах выразить сомнение. Но сомнения мои пускай останутся при мне. Некультурно будет спорить с давно почившим, великим литератором. Стоит только сказать, что это очень интересное, красивое, умное и классическое рассуждение о семейном счастье. На этом всё.

Что является основой семейного  счастья? Любовь, привязанность, взаимные интересы?
Дети, обустроенный быт, совместные привычки?
Да. Наверное....
А если все это есть, а счастья нету? Как быть тогда?

Нет-нет, не бегите в аптеку за чудо-пилюлями и не сплетничайте с подругой за рюмкой мартини о том, какой(ая) он (она), дескать, грязнуля, неряха и тд... И не спешите к семейному психологу. Просто возьмите в руки повесть Семейное счастие и прочтите её.
И неважно, сколько вам лет, и даже не имеет значения, состоите ли в браке. Каждый найдёт здесь что-то для себя, а, быть может, и о себе. ЭВедь"счастье жить для другого" не на каждом углу раздают.

А ведь и правда, сколько браков распадается из-за того, что не нагулялись, не долюбили, не распрощались с иллюзиями, что семейная жизнь - это розы и страсть.
Что любовь - это основа брака. С этим конечно трудно спорить, когда всё только начинается, когда быт еще не оставил пятен на ваших отношениях. Но после бури  приходит затишье, а после страсти - привычка. Тут важно  вовремя обрести «новое чувство любви».

Эта книга подойдет всем. Отпускается без  рецепта. Рекомендую.