Над пропастью во ржи. Повести. Рассказы

Не люблю я стариков в пижамах или в халатах. Вечно у них грудь наружу, все их старые рёбра видны. И ноги жуткие.

Умничай, умничай! Когда-нибудь тебе разобьют башку...

«И вообще, даже если ты все время спасал бы людям жизнь, откуда бы ты знал, ради чего ты это делаешь – ради того, чтобы на самом деле спасти жизнь человеку, или ради того, чтобы стать знаменитым адвокатом, чтобы тебя все хлопали по плечу и поздравляли, когда ты выиграешь этот треклятый процесс, – словом, как в кино, в дрянных фильмах. Как узнать, делаешь ты все это напоказ или по-настоящему, липа все это или не липа? Нипочем не узнать!»

«Но у Льюса была одна ужасно неприятная черта. Когда мы учились в Хуттоне, он заставлял меня описывать самые тайные мои переживания, а как только спросишь его самого, он злится.»

Он умер в одиночестве, и даже написать о его смерти оказалось некому, совсем некому. Никто в Америке не оплакал его по высшему разряду, ну и музыки тоже, конечно, не было.

Все, что получил Берк, это, слезы Хуаниты, когда я читал ей письмо Фрэнки и рассказывал, что сам знал. Хуанита у меня не такая, как все. Нет, парень, не стоит жениться на такой, как все. Постарайся заполучить такую, которая заплачет по Берку.

Тяжелые японские самолеты летали совсем низко, над крышами, и бросали бомбы, а легкие шныряли повсюду в небе, и в казармах было небезопасно, поэтому парни, которые потеряли своих начальников, метались в поисках хоть какого-нибудь убежища. Фрэнки написал, что невозможно было спастись от прицельного огня с самолетов, как будто стрелков специально натренировали поражать беспорядочно движущиеся мишени. Вокруг рвались бомбы, написал Фрэнки, и казалось, что сходишь с ума.

Хуанита у меня не совсем такая, как все. Стоит ей увидеть на дороге дохлую крысу, и она бросается с кулаками на того, кто ей подвернется, словно это он ее укокошил.

Вечно Хуанита таскает меня в кино. Мы посмотрели уже миллион фильмов, и все о войне и о солдатах. Там красивые парни умирают очень аккуратно, и раны совсем их не портят, а прежде, чем загнуться, они успевают пролепетать последний привет какой-нибудь куколке, которая ждет их дома и с которой в начале фильма у них серьезные разногласия из-за того какое платье она должна надеть на вечеринку в колледже.

Здесь мой дом, - думал Бэйб. - Здесь я был мальчишкой. Здесь растет Мэтти. Здесь моя мама всегда играла на пианино. Здесь отец посылал резаные мячи на поле для гольфа. Здесь живет Фрэнсис, и я счастлив, что она такая, как есть. И Мэтги спит здесь спокойно. Враг не ломится в ее дверь, не будит, не пугает. Но это может случиться, если я не выйду с ружьем ему навстречу. И я выйду и уничтожу его. Мне бы хотелось вернуться. Как бы мне хотелось вернуться!