Грамматика любви

Кaк тщaтельно причёсывaлись некоторые её подруги, кaк чистоплотны были, кaк следили зa своими сдержaнными движениями! А онa ничего не боялaсь - ни чернильных пятен нa пaльцaх, ни рaскрaсневшегося лицa, ни рaстрёпaнных волос, ни зaголившегося при пaдении нa бегу коленa.

Может быть, и впрямь все вздор, но ведь этот вздор моя жизнь...

...я томился убожеством жизни и ее, при всей ее обыденности, пронзительной сложностью.

Потом прошла неделя, другая, месяц. Я давно отказался от службы, никуда не показывался на люди. Я одолевал воспоминание за воспоминанием, день за днем, ночь за ночью - и мне все почему-то думалось: вот так когда-то, где-то, какие-то славянские мужики "волоком" переволакивали с ухаба на ухаб по лесным дорогам свои обремененные тяжкой кладью ладьи.

Когда кого любишь, никакими силами никто не заставит тебя верить, что может не любить тебя тот, кого ты любишь.

А в этой жизни страшней всего было то, что она проста, обыденна, с непонятной быстротой разменивается на мелочи…

Говоришь привычное! — сказал он строго, — А ты остановись да подумай: как же это так? Жил-жил свиньей всю жизнь, вздохнул — и все как рукой сняло! Есть тут смысл ай нет?

Вифлеем – жизнь, воздух, солнце, плодородие; его тесно насыпанные по холмам палевые кубы смотрят на восток, на солнечно-мглистые дали Моавитских гор, от которых некогда пришла кроткая праматерь Давида Руфь.

Но за Вифлеемом – пустыня.

На город и на всю Иудею пала легкая пепельная тень. Моавитские горы – как южное море в тумане. Блекнет серо-сиреневая пустыня Иордана. Пепел, павший на город, становится розово-сизым. Ветер колеблет перья одинокой пальмы, возвышающейся над ним…

За стеной домов, над водоемом, лежащим подо мною, два тоже рубчатых черно-синих купола. Это главы тяжких, вросших в землю храмов над Гробом и Голгофой.