Логотип LiveLibbetaК основной версии
Обложка
User AvatarВаша оценка
4,2
(552)

Соглядатай: Роман. Рассказы

27
683
  • Аватар пользователя
    Аноним27 февраля 2023 г.

    Extra Light (Эксперимент)

    Прочитав Лужина у Набокова у меня осталось очень двоякое впечатление. С одной стороны мне не понравилась депрессивность, с другой что то неуловимое, и мне самой пока не понятное, зацепило. И чтоб понять, что же это я пошла на эксперимент. Зашла на сайт аудиокниг, набрала автора и наугад прослушала вступления нескольких книг, после чего остановилась на этом сборнике рассказов. Итак, начнём.
       Вроде бы тот же самый Набоков. Тот же, да не тот. Эта книга намного легче для восприятия в сравнении с другими Это раз. Есть та же образность, но тут она более фантазийная (как например оживление неживого и т п)  это два. Плюс книги ещё в том, что образы, описания и уточнения, коих тут много, преподносят с очень лёгким юмором, что в целом осветляет книгу, делая её более уютной и радостной! Три. Сюжет книги на грани жизни и смерти, вымысла и реальности, что я бы обозначила, как прозу с элементами фэнтези. Что по мне, очень даже!  Четыре. Легкостью восприятия автор напомнил мне сказки Макса Фрая. (Вот уж не подумала бы!) Пять. Так чем же зацепила книга? Обилием образов, сравнений в  лёгкой шутливой форме.  В Лужине тоже есть образность, но мрачная и тяжёлая. Поменялось настроение книги и все тайное стало явным. Книга понравилась своей не типичностью. Всем советую, к прочтению или прослушиванию!)

    Читать далее
    27
    153
  • Аватар пользователя
    Аноним15 мая 2019 г.

    Мы

    Есть книги стихов, похожие на револьвер: перелистнёшь страницы, словно легко крутанёшь барабан, заряженный патронами стихов, захлопнешь книгу, дочитав, наведёшь её со странной улыбкой, на окно, ничего не подозревающего прохожего, счастливого, видимо, или же на птичку на дереве, на само дерево, на солнце, наконец...
    Вот спущу курок, и солнце погаснет над миром, человек погаснет, птица... всё как-то смешается, к чертям.
    Или ещё лучше: поднесу-ка я ( двусмысленные и обидные эхо иногда у словесной ряби русских слов) книгу к виску, зажмурюсь, и ласково так погаснут солнце, люди, милая природа... раздастся в стихшей, тоже словно бы зажмурившейся комнате, жуткий хлопок, прямо в душу, и вновь тишина робко качнётся кувшинкой на реке, оживёт, и как домашняя и грустная собака, с которой я так часто играл, говорил... подойдёт почти не слышно, к простёртому в жёлтом кресле, телу, и нежно лизнёт опустевшую ладонь, что выронила книгу на пол, и слёзы проступят на моих глазах, и тишина пушистая, тёплая, радостно бросится мне на грудь.

    На полу лежит книга рассказов Набокова.
    С Набоковым и стихов не нужно, хоть он и писал дивные стихи.
    Каждый рассказ - может ранить. Другое дело, что нацелены они на всего человека, на всю тайну его: на звёзды, деревья, бабочек, смех детей под дождём, одинокую женщину 30 лет, несущуюся в поезде, смотря в окно... вот пейзаж с озером и опрятным домиком на берегу, нежно поцеловал её в щёку, что прислонилась к стеклу.. вот облако робко коснулось её плеча...
    Всё это ведь тоже, мы, не правда ли? И почему мы не чувствуем боли и радости вон того пейзажа, вон той тихой звезды на заре, или прохожей, нам улыбнувшейся?
    Хотя, счастье их, мы замечаем всё же чаще их боли.
    Когда им больно, и звезда кричит - мы не говорим, не живём уже в блаженстве единства райского "мы", мы закрываем уши и сердца - мы снова одни, мы счастливы..собой.

    У Набокова есть прелестный рассказ - Сказка.
    Робкий молодой человек, каждый день, едя в трамвае на работу, мысленно выбирает себе женщин хорошеньких на майских улицах: набирает себе гарем.
    И вот однажды, напротив него, в трамвае, села очаровательная, но уже немолодая женщина... оказавшаяся обыкновенным дьяволом.
    В самом деле: почему дьявол, должен быть именно мужчиной? Несправедливо это, нефеминистично как-то.
    Набоков словно бы осуществил мечту чёрта из "Братьев Карамазовых" Достоевского, желавшего "отдохнуть" от вечных скитаний и стать обыкновенной семипудовой купчихой.

    Думаю, подойдя к зеркалу, семипудовый чёрт с косой и в юбке, не вместился в своё отражение, почувствовав себя недовоплотившимся: рука, хвостик, бедро, лицо, грудь, влезли в пейзаж, что нежно расплескался позади: деревья, облачка... улыбнулся, и сбросил несколько десятков кг., словно одежду, к ногам, воплотившись уже целиком, представ в зеркале прелестно-обнажённой: боже, как нежно пейзаж её обнял за плечи, должно быть!
    Женщина ведь чувствует как никто этот спиритуалистический флирт с природой, отражением и восхищением ещё сладостно-безымянных, словно бы несуществующих мужчин на улицах.
    Так вот, эта инфернальница предложила гг, к слову, подозрительно похожего на юного Гумберта, но в каком-то трагическом и робком воплощении, чтобы он до вечера выбрал понравившихся ему женщин, чёртову дюжину, и она устроит так, что они ночью соберутся вместе в неком опрятном и райском домике, и подарят ему любовь.

    В "Сказке" примечательны прелестные тени чистилища любовного: как мы порой проходим мимо души, которая может заменить нам многих...
    И вот, спустя несколько лет, Набоков словно бы пишет продолжение своей сказки. Страшной, сказки.
    Здесь уже не будет теней чистилища, любовного томления и спиритуалистической неуверенности в своём существовании: боязнь подойти к любимому человеку.
    А что, если он - отвергнет меня, рассмеётся в лицо, словно бы меня и нет, словно я призрак нелепый, отверженный жизнью?
    В этом рассказе уже не человек ищет родную душу, но душа мытарствующая ищет душевные мгновения, нежности... но обращается в соглядатая, призрака.

    Гаснет свет. Театральные шторки страниц книги Набокова, закрываются.
    Но актёры не расходятся почему-то.
    Все разошлись в зрительном зале, кроме меня. Нас - трое.
    Чернозём театрального мрака шевелится, дышит: под его мучительной толщей, заживо похоронены три души, три голоса.
    Они говорят навстречу друг другу. Навстречу друг другу, слушают.
    Но голоса и слух - оступаются, касаясь штор и стен, пустых кресел: слепые голоса...

    - Неужели, это и есть Ад, Костя?

    - А ты думала, что в аду - живые косточки бродят и мучаются, танцуют на углях, как в стихе Бодлера?
    Не заметить, что ты умер - вот где ад ( кажется так говорил мне мой друг)

    - А как всё славно начиналось.. мы ехали в поезде.
    Прекрасные пейзажи, словно неведомые и райские птицы, проносились за окном, мелькали то зелёным крылом, то синим, то жёлтым.
    Ах, мне так нравится осень! Чудесная птица - осень, мелькнувшая на миг в синей высоте за окном!
    В детстве, помню, лист жёлтый падал в речку, и я ловила в воде его отражение, окуная ладони смеющиеся, в небо реки.
    А в воде плавали, тоже как-то улыбчиво и прозрачно, золотые рыбки, краснопёрые... совсем осенние рыбки, похожие на волшебные и живые отражения прихотливо плавающей в воздухе, листвы.
    Моя собака, похожая на лису, играла в жёлто-рыжих кустах, Папа ловил рыбу в реке, а мне, чуточку обиженной на него и не разговаривающей с ним, хотелось закинуть удочку в небо, в листву разноцветную, в эту чудесную, лиственно-солнечную рябь.
    Я и закинула, и крючок зацепился за высокую ветку, к неудовольствию папы, и звонкому смеху мамы.
    А по мне, это была самая нежная и гуманная рыбалка.
    Папа дёрнул посильнее удочку, передал её мне, и у моей груди затрепыхался влажно и ало, пойманный мною, кленовый лист!

    - Ты и в аду всё за своё, Соня! Мне иногда кажется, что ты мой кошмарный сон.
    Вот вытерплю, дослушаю твой бред, и проснусь в своей опрятной квартирке, в одной постели со своей женой, Катенькой. Вытру холодный пот со лба, и улыбнусь чему-то в окно.

    - А ты не думал, что сама наша встреча в поезде, несущимся словно бы в никуда - была чистилищем?
    Помнишь, как поезд мчался в осень, въезжал в шелестящий, доверчивый мрак колодца тоннеля, и наши сердца сладостно падали, падали куда-то.
    Тела исчезали, и оставались лишь сердца, и ощущения рук, тепло прижавшихся друг к другу.
    И в конце туннеля ( начало - тоннель. округлый и тёмный. Его выход - туннель, с дымком света и гудком), чудесной весной света манила жизнь...
    Так душа, умирая, летит по...

    - Значит, ты думаешь, что тогда мы были ещё живы?
    А мне тогда было жутко в одном моменте, когда " в лучах напряжённого взгляда", одна женщина у окна, вдруг стала млеть и странно расплываться, и сквозь неё, как при проявке фотографии, стали проступать очертания чего-то прекрасного, райского: листва за окном, птичка на ветке зацветшей, спелые гроздья ярких реклам..
    Я не верю в бога, и тем более в дьявола, но тогда мне казалось, что сквозь меня, мною, как инструментом, на мир, прохладно и блёстко текущий за окном, смотрит некое высшее и властное существо, творящее мою судьбу, коему ведомы все мои низменные мысли, вся моя пошлая жизнь.

    Я ощущал себя жалкой марионеткой на бутафорской и нелепой сцене. И тогда мир казался таким искусственным, но вместе с тем, я на миг ощутил за покачнувшимися декорациями этого бессмысленного мира, дыхание чего-то прекрасного, вечного, я было устремился навстречу ему... но устремился чем-то пошлым в себе.
    И мир сузился до одного полового чувства, до судороги и нетерпения сладострастия, жизни: как в ранних стихах Заболоцкого, инфернальной сексуальностью мерзко запели сосиски на подносе, почему-то дискантом, пиво в стаканах качнувшихся, пьяных, плеснуло ресничною пеной глаз моих.. открыв глаза, я увидел её полные, спелые груди, похожие на хорошо запечённого, румяного поросёнка.

    Понимаешь? Жизнь и красота во мне, как зрачок дышащий сердца, сузились до нечто плотоядного, животного.. видящего лишь себе подобное.
    Наверно, именно потому, мучительно ощущая, как человеческое во мне, покрывается мраком, ночью, и я уже не вижу лучших своих чувств, я и возжелал страстно - женщину, любую, человека!
    Хотелось обнять её, слиться с ней, с тобой... войти в тебя, и тепло замереть, являя как бы единой целое с тобой, словно бы я был - ребёнком в тебе.
    Я хотел родится в женщине, в тебе - заново.

    - Забавно ты бредишь. Может, и я, вытерплю, дослушав твоё нытьё, и проснусь у себя в тёплой и опрятной комнатке, на берегу океана, в Аргентине, вместе с мужем моим?
    Вот он хотел ребёночка от меня. Нужно было согласиться...
    А в твоём бреде есть что-то от Эдипова комплекса.
    Ты ведь и маму свою называл - золотцем, да? И о золотоволосых, маленьких девушках-шалуньях мечтал.
    Ха! Я поняла: пусть мне уже и за 30, и я черноволосая, совершенно не в твоём вкусе, но... пальто то у меня было - жёлтое, как рейнская река! Похожа я на Лорелею? М?

    Ты на это купился, Эдип? Ха-ха! Мальчик мой, теперь я поняла твою оплошность во время нашего секса, твою преждевременную осечку, столь мучительную для мужчины: ты ведь в своём адовом нетерпении "родиться" и жить заново, испачкал меня своим семенем ещё до того, как вошёл в меня. Бедненький...я ещё сказала тебе тогда с улыбкой - фуй!
    Это же я сказала тебе, когда ты мне плёл что-то о своём побеге из охваченной адом гражданской войны, России: словно Керенский, ты переоделся, чертёнок эдакий, в симпатичную девушку, и тебя поймали пьяные казаки, и чуть...
    Ох, несчастный ты мой.. И вечно ты от себя бежишь, в разные воплощения, судьбы, зеркала... ты ведь и возишь с собой в своей сумочке - женские зеркальца, в форме бабочке, цветов... для продажи.

    - Прекрати! Заткнись!! Ничего тогда казаки со мной не сделали! Это я так, шутка это была. Ты лучше..

    - А если это не шутка? Я то знаю. Это ведь было в том сарайчике, возле яблоньки, да?

    - Кто это говорит? Это не твой голос, Соня. Это мужской голос. Или ты так смеёшься надо мной? Это ты... Соня?

    - Я не Соня, а Владимир, но это имя ничего тебе не скажет, как и фамилия моя - Набоков.
    Успокойся, я не казак. Я - писатель. Я выдумал тебя. Это я смотрел сквозь тебя, тогда в вагоне. Это мои мысли, профилем, бочком, порой теснились в тебе, грустно глядя на мир.
    Или ты думал, что это совесть твоя? Вдохновение?

    - Что за бред? Только я смирился, что я - ещё жив после смерти, что я - в аду, как ещё должен принять тот факт, что меня - нет? Что я - всего лишь персонаж чей-то книги?

    - А что здесь такого? Я тоже, может, чей-то персонаж в книге жизни. Вот только режиссёр, автор - давно уже умер, бог - умер, и некоторые актёры не захотели разойтись, преданные искусству, и некоторые зрители: деревья, птицы, мотыльки, да и люди иные, тоже встали со своих мест и примкнули к нам, людям искусства, творящих красоту.

    - И что же с нами со всеми будет? Я попаду... в рай?

    - А ты его заслужил? Ты и в жизни не видел рая в улыбке женщины, в стихе, мелодии или листочке алом в осеннем лесу.
    Ты ведь о чём мечтал? Обставить зеркалами, спаленку ( на потолке, стенках)... и заняться сексом с сотней красавиц, ведь так, Геркулес ты мой бедный?
    Тебе мало отражения в глазах одной женщины? В них ведь отражается целый мир, и ты... и даже когда тебя не станет, они всё ещё будут тебя отражать, пусть и с внутренней стороны воспоминаний.
    Есть у меня один рассказ - Сказка. Там в конце должен был вспыхнуть этот твой рай любви. Но только рай ли это?
    И вот, зеркала разбились, и... надо же, и твоё отражение - разбилось на сотни осколков, похожих на осеннюю листву, и ты в ужасе понимаешь, что женщин в комнате - нет, что ты ласкаешь самого себя... "и перед всеми, мучительно ты пролил семя, и понял вдруг, что ты - в аду."

    - Значит, я не увижу рая? Он хоть вообще, есть?

    - Тебе решать. Я ведь в рассказе описал и конец света.
    То, как будет чувствовать человек в конце всего, перед театральным закрытием шторок ночи, пыльных и тяжёлых от звёзд.
    Или ты думал, что ради "естественного" удовлетворения наслаждения, счастья для себя, ты сможешь легко и безнаказанно пожертвовать другим человеком, не сказав ему то, что он должен был знать, куда он должен был успеть, искупив и свой грех?
    Помнишь того молодого человека в лёгком плаще, что передал тебе весть для Сони, когда ты был в её квартире а она вышла за едой?
    Ты был тогда словно зародыш в тёмном, комнатном чреве... ты мог тогда родиться заново. Мог жить.
    И твоя ужасная осечка - это был твой мужской, экзистенциальный выкидыш. Твой личный ад: ты себя же исторг из себя, раздвоился, наступил на себя с омерзением.
    Так вот, тот человек, с синей головой в утре улицы, бегущий куда-то, был обыкновенный ангел, точнее - я.
    В "Сказке" моей, был чёрт. А тут - ангел. Но ты отверг его, и не сказал Соне весть, оставив её наедине со своим адом.

    - Простите, что вмешиваюсь, а я, Соня, увижу рай? И почему я с ним, в аду? Я же жертва. Неужели жертва с палачом, словно тень от тела убийцы, тоже обречена быть в аду с палачом? За что?

    - Как за что? За то, что не хотела жить собой. Быть собой. За то, что жила чем-то, что тобой не является, что стремится в закоулочки тёмные ада, подобно тени непослушной, норовящей свернуть в трущобы мерзкие, зловонные.
    Зачем ты пошла туда, куда свернула тень?
    Не я же поссорился с отцом твоим, а ты. Почему молчала, и, проходя мимо его окошка, не заглянула к нему?
    Теперь и Костя и ты, будете в кошмарах видеть два засиневших на заре окна, похожих на два раскрытых в конце мира, гроба пустых, просиявших: ты - будешь видеть окно отца. Он - твоё окно, похожее на рыжую скалу, на которой пела грустно, Лорелей, в стихе Гейне.
    Ты потеряла в жизни пустой и мытарной, своего нерождённого ребёнка, как и Костя.
    Помнишь, Костя, как ты мысленно говорил о себе "мы"? Костя, Костенька, Константин... а ведь твоя жена Катенька - это твоя душа.
    Да, она не такая страстная как ты, не ревнива.. но это твоя душа, Костя.
    Она любит тебя, и потому - многое прощает.
    Или ты хотел сменить не только пол, но и душу? Так не получится. Теперь вы вместе с Соней.
    И в этом вашем "мы", есть что-то от милого обращения матери к ребёнку: какие мы красивые сегодня!

    - Значит, мы с Костей, умрём? Плоть, кость и душа - равно смертны в грехе? И нет для нас надежды?

    - Надежда есть всегда. Да и что есть вся эта карнавализация страстей ваших? Преодоление страха смерти, танец над бездной.
    И почему Бахтин не подметил этой общей карнавализации у Достоевского и меня?
    Так что, танцуйте, любите... а там, посмотрим.

    - Мы ещё встретимся? Родимся ли мы вновь?
    Хватит, хватит уже с нас! Мы устали! Уста устали говорит и молчать!! ( стоит в темноте; мужской голос, шёпотом, прижат к её груди, словно ребёнок, повторяя прозрачно её слова)

    - Всё возможно. Если вы полюбите от чистого сердца, и не будете глухи друг к другу и миру, то однажды зайдите в книжный магазинчик, затерявшийся где-то посреди мая, возле затихших и высоких лип, и спросите рассказ Набокова - Наташа.
    Ну всё, мои хорошие, прощайте, до новых встреч!

    Лорелей

    Читать далее
    27
    1,4K
  • Аватар пользователя
    Аноним29 декабря 2010 г.

    Боялась читать эту книгу.
    Ведь бывает же так, когда найдешь "своего" автора и скупаешь, скачиваешь все его произведения, которые только попадаются на глаза.
    (наплевав на золотое правило искушенного читателя - не читать более двух произведений одного и того же писателя подряд)
    И потом со страхом и трепетом открываешь новую книгу, боясь разочарования. И этот страх оказывается не беспричинным, когда речь
    идет о так называемых писателях одной книги, которые весь свой талант воплотили в одном произведении, а другие их вещи по сравнению с этим главным тускнеют.Но Набоков, к счастью, не из таких.
    После "Защиты Лужина" и "Камеры Обскура", я боялась повторений, узнаваемых образов, в общем - пресности.
    Ничего подобного я в "Соглядатае" не нашла.
    Из всего набоковского мною прочитанного эта книга, наверное, самая философская, самая сюрреалистическая.
    Это книга-исследование личности одного отдельно взятого человека такой, какой ее видят окружающие.
    В роли исследователя сам главный герой - соглядатай - в условиях наделения его Набоковым непредвзятостью
    (в связи с тем, что в начале повести он совершает самоубийство).
    Эта книга - ода субъективизму, поскольку при наличии заданных параметров - конкретного человека - для одних главный герой - абсолютно антисоциален, для других - бесцветен, для третьих - , в сущности, не так уж плох.
    Другой ракурс этого произведения - безответная любовь.
    Главный герой влюблен в Варвару (или попросту Ваню, как она себя сама требует величать), которая к нему равнодушна. Эта любовь - лейтмотив произведения, она проходит через всю повесть. В финале произведения герой приходит к неожиданному выводу: любовь прекрасна сама по себе, в своих неотъемлемых проявлениях: бессонных ночах и красочных мечтах. Пусть Ваня выходит замуж за другого, но ведь те мгновения счастья, когда главный герой грезил об их возможном совместном будущем - это то, что у него никто никогда не сможет отнять. А это, по его мнению, "высшее достижение любви".
    Набоков призывает нас: живите, наблюдайте, чувствуйте и не бойтесь своих чувств!
    (это, кстати, вот вам и ответ на мои сомнения-страхи перед чтением книги))
    Но вся прелесть этого произведения еще и в том, что все то, что я написала - это лишь малая часть того, о чем можно подумать по результатам прочтения "Соглядатая" - этакого деликатеса для размышлений!

    Читать далее
    27
    186
  • Аватар пользователя
    Аноним19 июня 2016 г.

    Порой нас преследуют роковые числа, похожие на телефонные номера наших снов, нашего будущего, словно бы кто-то настойчиво прокручивает их на старом телефоне, целясь в нас.
    Есть числа, мотыльками запутавшиеся в световой ряби явлений, какую отбрасывает на предметы колыхание вод.
    Главный герой - посредственный поэт, пишущий шутливые стихи, с символичным псевдонимом Граф Ит, намекающем на графитовый стержень карандаша, т.е., его душу - под её почерком, на крестах перечёркнутых стихов, на которых они распяты, проступает судьба - знает год своей смерти.
    В юности ему приснилось смутное пророчество о своей смерти, связанное с цифрой 33 : возраст Христа.
    И вот, в свои 32 года, это воспоминание, с которым он почти расстался, как расстаётся тело с душой, стало проступать в его ощущении жизни, как при проявке фотографии ( изумительная тема "воды" в рассказе).
    Сквозь предметы и дни стали смутно проступать знамения и лики иного.
    А может, это просто окошко дня, в котором он отражался, приоткрылось, выбросив его отражение в ночь.
    Крест окна - крест кукловода, подвесивший его призрак над бездной на ниточках звёзд - если смотреть на них сквозь слёзы, - или же это крест распятия ?
    Граф размышляет : сознание определяет бытие, или же наоборот ? ( вопрос более чем нелепый, как если бы мы спросили человека из средних веков, сколько он знает планет, и он бы нам назвал "все" 5 планет, смешав в одну кучу Солнце, Сириус, Луну..), т.е., душа сама пишет свою жизнь, или кто-то пишет его душой ?
    А если так, знает ли этот кто-то, что всё написанное им где-то в тридевятых мирах, написанное быть может в шутку, или как запись своего ночного кошмара, сбывается на далёкой голубой планете ?
    Граф - занятой человек, ибо всецело занят своей душой, а не живой жизнью. Но и в душе ведь есть свои "воздушные ямы", в которые так сладко и темно проваливается сердце.
    Герой начинает подмечать в мире такие вещи, какие не видят и многие поэты.
    И в самом деле, мы не придаём значения тёплой тени от крыла мотылька на руке, простенькому на первый взгляд стиху, не зная даже, что через много лет, в сокровенные часы жизни, мы вспомним не нечто общепрекрасное, а именно эту тёплую тень, строчку из этого стиха, как часть вечного и недопонятого узора. Но и Граф ещё многого не замечает, например, что его новый сосед - обыкновенный ангел.
    Итак, 19 июня ему исполняется роковые 33 года. Он начинает жить на цыпочках, шёпотом, избегая лифта, толпы, сигарет, машин.. Скоро ему исполнится 34. Он размышляет о смерти, боге и неверии, о том, как иные люди и звери, в предчувствии смерти, удаляются ото всех, что-то оберегая в себе, словно бы говоря : " О, дайте же мне разрешиться моей бессмертной душой!"
    Но он и оговаривается, говоря о том, что есть люди, словно бы отсидевшие свою душу, не чувствующие её более.
    Случалось ли вам ночью, когда вы одни, отлежать, ну, например, руку, нащупывая которую в беспамятстве сна, мы ужасаемся, ибо не узнаём себя же, пугаясь руке, как чужому человеку, да и человеку ли ? ( мой случай).
    Новая душа зарождается в главном герое. Он начинает писать свою жизнь, свою душу!
    Но успеет ли душа родиться, воскреснуть для новой жизни ?
    Ах, но как же страшно этой юной душе знать, что рядом с ней, под жарким покрывалом тела, лежит, дышит и смотрит на неё кто-то ещё ! Только бы не повернуться, сдержаться, дождаться утра. Берега жданного дня !

    Ни жить, ни петь почти не стоит:
    В непрочной грубости живём.
    Портной тачает, плотник строит:
    Швы расползутся, рухнет дом.

    И лишь порой сквозь это тленье
    Вдруг умиленно слышу я
    В нем заключенное биенье
    Совсем иного бытия.

    Так, провождая жизни скуку,
    Любовно женщина кладет
    Свою взволнованную руку
    На грузно пухнущий живот.

    Ходасевич

    Читать далее
    26
    737
  • Аватар пользователя
    Аноним24 сентября 2013 г.
    Страшно, когда явь вдруг оказывается сном, но гораздо страшнее, когда то, что принимал за сон, легкий и безответственный, начинает вдруг остывать явью.

    вечно все читаю шиворот-навыворот, вот так получилось и с этим ранним написанным еще по-русски романом Набокова, который я прочла лет на 15 позже, чем «Лолиту», «Пнина» и другие поздние произведения. И очень жаль, так как «Соглядатай» - прекрасная вещь. И, не смотря на кажущуюся фантастической завязку – жизнь после смерти, необыкновенно психологически достоверный роман о страдающей душе и об одном из способов защиты от страдания. Главный герой – фигура совсем не героическая, человек слабый, непрактичный, одним словом – неприкаянный. И, что самое трагичное, неукорененный в собственных чувствах, эмоциях, ощущениях, оторванный от живого в самом себе. Такое случается, когда человек слишком рано встречается с непереносимыми переживаниями. Чувствовать, жить, дышать – больно, существовать автоматически – не умеет, а как известно,


    человеку, чтобы счастливо существовать, нужно хоть час в день, хоть десять минут существовать машинально.

    единственный выход, кажущийся наименее болезненным – отстраниться от себя, превратиться в соглядатая и бесконечно искать себя в других, превратить унылую реальность в сказочный сон и ни в коем случае не вспоминать, что это явь…


    Я понял, что единственное счастье в этом мире, это наблюдать, соглядатальствовать, во все глаза смотреть на себя, на других, не делать никаких выводов, — просто глазеть. Клянусь, что это счастье… Я счастлив тем, что могу глядеть на себя, ибо всякий человек занятен — право же занятен!..

    Необыкновенно грустная история. И именно поэтому нелепые, глупые, даже откровенно некрасивые поступки героя не вызывают возмущения, а он сам – отторжения, несовершенный, одинокий, в чем-то пошлый, в чем-то мелкий и жалкий герой становится понятным и почти родным и ужасно хочется пожелать ему того живого счастья, о котором он кричит в конце романа и которое для него совершенно недостижимо…

    Читать далее
    24
    689
  • Аватар пользователя
    Аноним9 ноября 2018 г.

    Сложно написать что-то внятное об этом произведении, так как произведение очень невнятное.
    Он любил, он был любим, но ее муж этого не оценил, избил. Он был унижен, и жизнь стала не мила, пулю в сердце и конец.
    А конец ли это? Или начало нового, неизведанного существования?
    Жизнь в тени. Наблюдение из за угла. Соглядатайство за ближним. И в конце концов тайна Смурова будет раскрыта.
    Вот такая у меня получилась невнятность в духе этого романа-повести.

    23
    845