Дон Кихот

Но зато теперь вы должны быть счастливы, раз вы решили покинуть столицу и посвятить себя военной профессии. Нет на свете дела более почетного и полезного, чем служить нашему законному господину – королю, особенно солдатом. На военной службе мы достигаем если не большего богатства, то во всяком случае большей чести, чем занимаясь науками. Правда, науки чаще приводят к богатству, но все же военные обладают каким-то неуловимым превосходством над учеными. Запомните хорошенько то, что я вам сейчас скажу, ибо мои слова послужат вам на пользу и утешение. Всегда отгоняйте от себя мысль о том, что вас могут постигнуть несчастья. Ведь худшее из несчастий – смерть, но если смерть ваша будет доблестной, то вы должны почитать ее величайшим благом. А если вы уцелеете среди битв, состаритесь, станете калекой, то ничто, даже бедность, не умалит той славы, которая по праву принадлежит храброму солдату.

Я более сведущ в военном искусстве, чем в науках, и, несомненно, родился под знаком планеты Марс. Поэтому-то я и избираю путь воинской славы и пойду этим путем, хотя бы весь мир был против меня. Так не утруждайте себя понапрасну, не убеждайте меня отказаться от того, чего желает Небо, что повелевает мне моя судьба, чего требует разум, к чему направлены все мои помыслы. Я знаю, какие тяжкие труды, лишения и опасности выпадают на долю странствующего рыцаря, но я знаю также, какие неизмеримые блага сулит мне этот жребий. Тропа добродетели узка, а дорога порока широка и просторна. Но привольная и просторная дорога порока приводит к смерти, а тесная и крутая тропа добродетели – к жизни, и притом к жизни бесконечной.

– Не забудьте, братец Санчо, – сказал каноник, – что каждый сеньор обязан сам чинить суд в своих владениях, а для этого нужно обладать и знаниями, и рассудительностью, а главное – стремлением к справедливости – без этого все ваше управление пойдет и вкривь и вкось.
– В этой философии я ничего не смыслю, – ответил Санчо, – а знаю только, что, будь у меня графство, я сумел бы с ним управиться. Ведь у меня столько же души, сколько у всякого, а тела даже больше, чем у многих. Так я и буду управлять своими владениями не хуже всякого короля; а управляя, буду делать все, что мне вздумается; делая все, что мне вздумается, буду жить в свое удовольствие; а  живя в свое удовольствие, буду всем доволен, а кто всем доволен, тому нечего желать; а раз нечего желать, так и дело с концом.

Если хорошенько рассудить, мои сеньоры, то придется признать, что профессия рыцаря превосходит все другие профессии на свете. Все дела людей бледнеют перед подвигами, которые совершают рыцари. Кто может сомневаться, глядя на эту великую королеву Микомикона и на меня, ее освободителя, что искусство и профессия странствующего рыцаря превосходят все искусства и профессии, придуманные людьми? Кто осмелится отрицать, что они достойны величайшего уважения, ибо связаны с величайшими опасностями и испытаниями? Как не правы те, которые утверждают, что науки выше военного дела. Поистине, они не знают, что говорят. Ибо главный довод, который они приводят, заключается в том, что духовный труд возвышеннее телесного. Между тем, по их мнению, духовные способности не играют никакой роли в военном деле; подобно ремеслу поденщиков, оно не требует ничего, кроме телесной силы. Говоря это, наши противники обнаруживают свое невежество. Ведь нам, воинам, нередко приходится совершать такие деяния, которые требуют большого ума и сообразительности. Разве у воина, на чьей ответственности находится целая армия или защита города, ум работает меньше тела? Разве поможет вам одна телесная сила понять и предугадать намерения неприятеля, его планы, военные хитрости и подвохи и предотвратить грозящие вам опасности? Ясно, что все это – дело ума, а не тела. Посмотрим теперь, чей ум выше. Об этом мы можем судить по задачам, которые ставят себе наука и военное дело, ибо, без сомнения, тот разум выше, который стремится к более благородной цели. Цель и задача науки состоит в том, чтобы утвердить справедливость в распределении благ, отдать каждому то, что ему принадлежит, стараться и заботиться, чтобы исполнялись добрые законы. Цель, несомненно, благородная, высокая и достойная великих похвал; но все же цель, к которой стремится военное дело, заслуживает еще больших похвал, ибо цель эта – мир, а в нем – высшее благо, которого люди желают в этой жизни. Этот мир и есть истинная цель войны, а если войны, то, значит, и воинов. Итак, ясно, что цели, которые преследует военное дело, несравненно важнее и выше, чем цели, к которым стремится наука.

Но разве не странно видеть, с какой легкостью этот злополучный идальго верит во все фантазии и выдумки только потому, что по слогу и складу они похожи на его сумасбродные книги? И это еще не все! Замечательно, что этот добрый идальго начинает болтать глупый вздор только тогда, когда речь заходит о рыцарстве и рыцарях. Обо всем остальном он рассуждает так здраво и глубокомысленно, что вы невольно чувствуете к нему большое уважение. Но стоит только беседе перейти на его излюбленную тему, и вы видите, что перед вами безумец.