Утраченные иллюзии

Воистину, человек бóльшую часть своей жизни проводит в том, что выкорчёвывает из сердца все то, что пустило там ростки ещё в юности. Операция сия именуется обретением жизненного опыта.

(Об обедах в дешёвой столовой)

Там всё идет в соответствии с превратностями сельского хозяйства и причудами времён года. Там обучаешься вещам, о которых и не подозревают богачи, бездельники, люди, равнодушные к изменениям в природе. Студент, обосновавшийся в Латинском квартале, получает там чрезвычайно точные сведения о погоде: он знает, когда поспевает фасоль и горошек, когда рынок заполнен капустой, какой салат подвезли в изобилии и уродилась ли свёкла.

<...> ничего так плохо мы не знаем, как то, что должны знать: закон!

То было одно из тех мгновений, редких в жизни, когда все силы сладостно напряжены, когда все струны затронуты и звучат полнозвучно.

Для меня раскаяние от случая к случаю – великое лицемерие, – торжественно сказал д'Артез, – подобное раскаяние нечто вроде награды за скверные поступки. Раскаяние –  это душевное чистота, которую наша душа обязана блюсти перед Богом. Человек дважды раскаявшийся, – страшный фарисей. Боюсь, что для тебя раскаяние только отпущение грехов.

Мы ничего не боимся, – отвечал Мишель Кретьен. –  Если бы ты, к несчастью, убил свою возлюбленную, я бы помог тебе скрыть преступление и не перестал бы тебя уважать; но если я узнаю, что ты шпион, я убегу от тебя в ужасе, потому что подлость и трусость будут возведены тобой в систему. Вот в двух словах сущность журналистики. Дружба прощает проступок, необдуманное движение страсти, но она не удалима, ежели речь идет о торговле совести, умом и мыслью.

Будущее пугает меня настолько, что я не желаю никакого будущего, а настоящее невыносимо.

Высокие души с трудом допускают существование зла и неблагодарности, и нужны жестокие жизненные уроки, чтобы они познали всю глубину человеческой низости; потом, когда их обучение в этом смысле закончено, они возвышаются до той снисходительности, которая является высшей степенью презрения.