Metsämiehen muistelmia

Я слыву здесь за остряка, — сказал он мне в течение разговора, — вы этому не верьте. Я просто озлобленный человек и ругаюсь вслух: оттого я так и развязен. И зачем мне церемониться, в самом деле? Я ничье мнение в грош не ставлю и ничего не добиваюсь; я зол — что ж такое? Злому человеку, по крайней мере, ума не нужно. А как оно освежительно, вы не поверите...

Пусть я останусь для вас неизвестным существом, пришибленным судьбою...

Хороша русская удаль, да не многим она к лицу.

Правительство освободило нас от крепостной зависимости, спасибо ему; но привычки рабства слишком глубоко в нас внедрились; нескоро мы от них отделаемся.

Может ли мужчина жить одной любовью?

Иные молодцы даже русскую науку открыли: у нас, мол, дважды два четыре, да выходит оно как-то бойчее.

Когда некоторое, так сказать омрачение овладевает даже высшими умами, мы должны указать, с покорностью указывать... перстом гражданина на бездну, куда все стремимся.

Но ее не удержать теперь: она, как брошенный камень, должна докатиться до дна. 

Нам с барином нельзя же здесь оставаться; теперь скоро зима, а в деревне — зимой — ты сама знаешь — просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома какие, улицы, а обчество, образованье — просто удивленье!..