Петр и Алексей

Читая этот труд, всегда стоит помнить, что это историсофический роман.

Всегда была под общим гипнозом, что Петр I - революционер (в хорошем смысле слова), просветитель, как говорится - "прорубил окно в Европу". Но оказалось, что это окно - трещит по швам, обливается кровью и слезами. Очень интересный взгляд на петровскую эпоху и искусственный "парадиз".

Параллельно сюжет пронизывает христианский мотив. Петр - Антихрист, а "антихриста победит Христос". Но как же обливалось слезами сердце на эпизодах с Алексеем Петровичем. Когда он вспоминал детство, ямочку на подбородке отца, мягкую кровать. И дальше - эпизод с избиением отцом, как тот его душит, а он лишь усмехается.

Было интересно. Может быть продолжу цикл и вернусь к двум другим книгам, но точно не сейчас.

Признаюсь: мне было трудно пробираться через непривычные, устаревшие синтаксические конструкции русского языка. Одновременный процесс чтения и познавания богатства незнакомых славянских слов, которые понимаешь лишь в контексте прочитанного, утомляет. Пишу без укора к автору, восхищаюсь нашим русским языком, его силе и возможности передавать информацию образами, но Пушкина и Гоголя воспринимать мне почему-то легче, хотя творили они задолго до Мережковского.
Что касается темы книге, то здесь автор по полочкам пытается разобрать один из вечных вопросов: оправдывает ли цель средства, затраченные на ее достижение. В этом романе отношение автора к этому философскому вопросу очевидно, но, на мой взгляд, крайне ограничено. Как по мне, то ближе всего мысль Л.В. Толстого

Но полемику с Мережковским в этой рецензии вступать не буду Увы, не дочитал.

"Петр и Алексей" - книга, которую стоит почитать по целому ряду причин. Во-первых, это довольно интересное, с разных точек зрения, изложение событий Петровской эпохи как периода сложного, противоречивого, оценка реформ Петра и как искоренения настоящей, живой, традиционной Руси, и как попытки (не очень, впрочем, удачной) вывести страну на более высокий уровень развития. Во-вторых - это гармонично собранные данные об Алексее Петровиче: линия Алексея, насколько мне известно (поправьте, где ошибаюсь) не противоречит историческим данным, здесь приводятся отрывки подлинных писем и других документов. В-третьих, это очень сложное морально-этическое произведение о конфликтах личного отношения и долга, ветхого и нового, отца и сына, показанных в почти библейском ключе. Это всё - полифоничнее, чем у Достоевского, сложно определить симпатии и антипатии автора по отношению к персонажам и ситуациям. Ну и, конечно же, это замечательная стилистика Мережковского, его богатый, образный язык и неплохое включение в текст фрагментов, написанных языком XVIII века. При всём при этом видно, что книгу писал символист, слишком явные здесь основные их мифологемы и мотивы. Сцены о мистических сектах очень похожи с аналогичными фрагментами у Андрея Белого. Кстати, интересно, кто еще, кроме символистов, писал в художественной литературе о русском сектантстве? Буду благодарна за советы.

Итак, рецензия на книгу Мережковского "Петр и Алексей". Со всеми из этого вытекающими. Имеем — литературных персонажей и события, происходящие в книге. А то любят тут порассуждать о роли личности в истории и "какой козел автор, как все перепутал"...

Я не знакома со всей трилогией. Меня не интересуют ни Юлиан Отступник, ни Леонардо да Винчи (а автор неоднократно здесь дает ссылки на них хихихи), Иисус Христос меня также мало волнует, а антихрист — и того меньше. То есть, предыдущее я не читала, да и читать не буду. Я что-то потеряла? Пожалуй, да, — главную идею автора. Я что-то потеряю от этого? Как знать... По поводу книги. Ну, во-первых, она очень красивая. Автор хорошо пишет, автор хорошо описывает (природу (это просто картины Нестерова какие-то!), обстановку, состояние). А во-вторых... во-вторых, она просто бесконечно, бесконечно грустная. Темная, как омут. Очень тяжелая книга. Я прочитала ее, кажется, дней за шесть, только для того, чтобы поскорее от нее отвязаться.

В первый раз не хотелось быть на месте главного героя — царевича Алексея. Он в общем невразумителен, я, признаться, до сих пор не могу понять, что это за человек. Этакий козленочек. Ножи точат булатные, хотят его зарезати. Но уж точно не Христос (пьет, в девиц ножиками тычет, желает смертушки папашиной...), как, впрочем, и Петр I не антихрист, как многие почему-то тут подумали. Но, может быть, и автор такого же мнения? Но что нам автор, верно? Короче, фсе сложно.

Она немножко "без логики", эта книжка, в смысле, здесь сложно предсказать сюжет, как в каких-нибудь классических исторических романах. Я такое люблю. Если рассматривать только линию царевича (каждый раз, когда я натыкалась на это слово, в голове проскакивала мысль: блин, сказка какая-то), то основа здесь — безотчетное стремление к гибели, вроде как под горку катимся. У Петра же Первого свои заботы. В самом конце он правит фрегатом "Старый Дуб". А помех он не терпит, ох, не терпит. Конфликт отец/сын, конечно, самый безысходный тут. Он такой маленький, камерный (если на личностном уровне, без "блага государства"), по сравнению с Христом/антихристом, и от этого еще более страшный, еще более худший, совсем неразрешимый или разрешимый на ничтожно малый срок, но только призрачно-внешне — не в душе, не в сердце. Вы понимаете, они друг друга не понимают. Вот не понимают — и все тут. Причем одна сторона — ну совершенно непреклонна, тверда, как камень, и тому, другому, действительно, нужно, по меньшей мере, заново родиться, чтобы снискать хоть какое-нибудь расположение, а может быть, даже и это не поможет. Что ж, можно понять их обоих. Сопереживать, видимо, мы должны Алексею, потому что виноват будет победитель, побежденный — прав, а конец истории нам из истории и без автора известен. Ну, мы и сопереживали, и вот этот страх обреченного животного очень прям чувствовался (поэтому и за шесть дней); любит он его, ага! в глубине души — может, и любит; наверное, любит; а "на государственном уровне" — извини, подвинься — вот как любит, и чем сильнее бьет — тем сильнее и любит, а Петра Андреевича Толстого хотелось порою просто придушить, ну или табакерку его с пастушками/пастушками применить по назначению. Отвратительный, наверно, самый жуткий здесь персонаж. Охотник, паук в паутине. Причем паутина-то не его рук дело, паутину самодержец всероссийский вокруг беглого царевича (он так боялся папочку, что даже свалил из Рашки) плетет самолично. И вот уговаривали его, уговаривали — и таки уговорили... Ситуасьон (ну, это переломный момент) вот какой вид имела:

Здесь еще должен быть как бы обратный мем со словами: "Отсеку, яко уд гангренный, — только приедь..." Но это тайный мем, про него мало кто знает...

Мемы с котами, мда. Картинка смешная — ситуация страшная. Ну, это утрированно, конечно. Все было немножко не так. Виновата женщина! Кстати, у сцены искушения (именно Ефросинья уговаривает царевича ехать к отцу) есть сестра-близнец, в побочной линии простого российского парня Тихона (эй, автор, эпилепсия — вотчина Достоевского), где пустынница Софья уговаривает его на самосожжение с раскольниками. Тут напугали, я думала, там треть книжки будет про [роскомнадзор] с огоньком, но нет, не все так страшно оказалось... Искушение — один из сквозных образов романа. Искушение, огонь, вода, Венера, Вакх, жертвенник, оборотень, ребенок... Там их еще, наверное, есть, я особо не следила.

"Народная" линия поскучнее будет — все эти религиозные разговоры, кликуши, попы, сектанты, отшельники... Впрочем, сие есть произведение своего времени, ничего удивительного. Сцена с сектантским радением — прям как у Горького (то есть, наоборот), даже скучно было. Но метаморфозы общества интересны. То есть, как метаморфозы? Общество живет, как жило, один Петр воду мутит. Сверху вода колыхается, а на дне — все то же. Чуть лучше, чуть хуже... Класека. Старое/новое. Причем, отцы — за новое, а старое представлено по большей части золотыми мечтами детей в полузабытьи.

А, а Петр Толстой переводит "Метаморфозы" Овидия... Кстати, о Толстых. Читала я когда-то "Петра I" одного красного графа... Так и не дочитала. И за эту книжку бралась с некоторым предубеждением. Обычно ведь как — про царей, государей — или ничего, или гадости. У Толстого буквально из каждого предложения веет классовой ненавистью. Кажется, он терпеть не может своих героев и пишет о них только для того, чтобы очернить (еще и по заказу, наверняка). Он (как и Пикуль) обличитель, а еще хуже — разоблачитель. Так он прям и говорит: читайте внимательно, щас я вам расскажу все их грязные тайны. И называть их буду паршиво, уничижительно. Здесь не то. "Петр I" — грязное болото, а "Петр и Алексей" — топчик, хотя автор и обличает, и описывает всякие преколы, вроде Всешутейшего собора... Ой-ой-ой, в книжке про это нет, но вы почитайте сами. Я думала, я матом ругаюсь...

П.С. Написала совсем не так, как хотела, и совсем не то, что думала. Наврала. Не слушайте меня, а почитайте сами. Книга гораздо умнее и тоньше. Всяко лучше этой рецензии.

П.П.С. Автор знает много пословиц, заунывных песен и приводит выдержки из докУментов. Вот их читать поначалу было не легко, но нужно только приноровиться — и все пойдет как по маслу. Главное, запомнить два слова — понеже и паки. Все остальное — на понятном. И еще — спасибо, спасибо автору, что он всё переводит тут же, в тексте. Не нужно лезть в сноски, да и тупицей необразованной себя почти не чувствуешь...

Эпоха правления первого российского императора Петра I, реформаторская деятельность которого вызывала недовольство даже у родного сына. Царевич Алексей, выращенный и воспитанный в “тепличных” условиях московского Кремля, был полной противоположностью своего отца, который не гнушался самого тяжелого и грязного труда ради своей России. Взаимные упреки и недопонимания привели к тому, что царевичу пришлось искать защиты у австрийского императора. Этот поступок повлек за собой тяжелые последствия для всей дальнейшей судьбы династии Романовых.
Роман “Антихрист” - попытка Мережковского осмыслить неоднозначную роль Петра I в истории России, так как тот всегда кидался из крайности в крайность. С одной стороны Петр I стремился привить россиянам европейские ценности, но с другой стороны устраивал грандиозные дикарские попойки. К тому же будучи глубоко верующим и религиозным человеком, император проводил реформирование православной церкви, которое многим было не по душе, что и послужило причиной ухода старообрядцев в дремучие леса. Большей части россиян в то время был присущ консерватизм и в быту, и в духовности, поэтому новаторство Петра I воспринималось в штыки. Но если с отказом от бороды многие смогли безболезненно смириться, то попытка вторгнуться в собственный мир веры воспринималась не иначе как происками самого Антихриста.
Петр I стал третьим вероотступником трилогии “Христос и Антихрист”. Юлиан Отступник, Леонардо да Винчи и Петр I - такие разные, но в то же время такие схожие в своих переживаниях и попытках противостоять христианскому невежеству, тем не менее оставаясь в душе верующими.
Через всю трилогию, как символ неподвластной правителям любви, прошел образ скульптуры божественной Венеры, которая вдохновляла, пугала и привлекала своей красотой и порочностью.
P.S. Заметила исторический “ляп”: в дневнике фрейлины Арнгейм от 2 мая 1714 года записано: “...и так провели всю ночь, греясь у костра, без питья, без пищи, новые Робинзоны”. Но первая публикация романа Даниэля Дефо приходится на 1719 год...

Безвольный и болезненный царевич Алексей Романов мечется между пьяным забытьём и диковатыми чернецами, между Шарлоттой Вольфенбюттельской и дворовой девкой Ефросиньей, между любовью и ненавистью к собственному отцу - царю Петру I. А Россию-матушку разрывают тем временем дворцовые интриги и церковный раскол.

Без сомнений, Мережковский - самый сложный по слогу русскоязычный писатель. А его "Антихрист. Пётр и Алексей" (финальная часть оригинальной трилогии "Христос и Антихрист") - самое мудрёное произведение во всём его творческом наследии. Энциклопедист, путешественник и антимонархист Мережковский лично проехал по всем местам своего будущего историософского опуса, оттого его проза так и пышет документальным натурализмом. Пётр в книге предстаёт бесовским психопатом, кровавым маньяком, строящим свою империю и новую столицу на океанах человеческой крови; Алексей же у Дмитрия Сергеевича, юродивый голубь, русский Гамлет, в последних главах вырастающий в патентованного Иисуса Христа. Лучшие страницы романа - сцены самосожжения сектантов-староверов и европейские мытарства царевича - чистое кино на бумаге, так же как и "монтажный строй" всего сочинения, одна беда у книги - вычурный и тяжеловесный авторский стиль.