Заметки о прозе Пушкина

Виктор Борисович Шкловский - русский писатель, литературовед, критик, киновед и киносценарист. Именно Шкловский стал одним из организаторов ''Общества изучения теории поэтического языка'', объединившего литературоведов формальной школы (да-да, те самые формалисты для которых ценность произведения искусства всецело зависит от его формы); Шкловский автор биографии Льва Толстого (выходила в серии ЖЗЛ), заметок о Бабеле, о Маяковском, Достоевском, Пушкине, Циолковском; автор знаменитой книги ''Zoo. Письма не о любви или Третья Элоиз'', посвященной Эльзе Триоле. Шкловский литературовед, вышедший из Серебряного века, а значит, это всегда восхитительная форма, стилистика и язык в одном флаконе; Шкловский был великолепным теоретиком литературы, он искал новые формы, новые возможности великого и могучего русского языка, он всегда считал, что литература, язык литературы, форма должны меняться со временем, именно в этих изменениях и есть жизнь и текучесть языка. Поэтому у Шкловского, что бы он ни писал – воспоминания, литературоведческие работы или прозу, - всегда все изящно, красиво, чуть-чуть печально, но неизменно всегда ново и очень умно.

Вот и о Пушкине у Шкловского - изящно, умно, увлекательно и стилистически хорошо. Он даже в литературоведении элегантен, неподражаемо элегантен. Если учесть какое количество литературы на сегодняшний день существует о Пушкине, то, вряд ли, филологу, любящему прозу и поэзию Пушкина, можно найти что-то новое и неизведанное, но Шкловский не был бы Шкловским, если бы и на данной территории, казалось бы, исследованной вдоль и поперек, не нашел нечто чудесное.
Безусловно, на первое место для Шкловского в прозе Пушкина, да и в поэзии, выходит именно язык, безупречный и кристально чистый язык, безупречный в своей простоте и лаконичности, когда каждая фраза предельно сжата и ничего лишнего в ней нет, но и добавить – это разрушить смысловую нагрузку самой фразы. Малое количество метафор и мысль, выраженная так, что выражение нельзя изменить. В стихах Пушкин подчинил ритм мысли. Пушкин всегда называет и предметы, и события, и мысли, и чувства предельно ясно и просто. Но это обманчивая простота, это как с кристально чистой водой в океане: думаешь – вот же оно дно, ныряешь и ныряешь, а дна все нет и нет и понятия не имеешь когда его достигнешь. Или постигнешь. Это действительно так и Шкловский с восхищением пишет о том, что: Плавность, которой добивались различными драматическими построениями, оказалась достигнутой внутренним путем. То есть не описанием, а называнием.
Ещё один момент отмечает Шкловский в языке Пушкина. Помните в ''Евгении Онегине'' есть фраза: Трубный дым столбом восходит голубым.
Вот что об этом пишет автор:

Пока построение идет так: «Встает купец, идет разнощик», и вдруг оно осложняется. После совершенно общей фразы: «Проснулся утра шум приятный», идет простейшая фраза: «Открыты ставни», и после нее другое отношение к вещи: «Трубный дым столбом восходит голубым».
Это – то восприятие, за которое будут бороться импрессионисты.
Обычный дым – коричневый. Зимний, утренний, солнцем освещенный – голубой.

Собственно, именно теперь я понимаю почему практически все писатели и поэты Серебряного века черпали вдохновение у Пушкина, в совершенстве его языка, в той работе, что была проделана Александром Сергеевичем в течении всего своего творческого пути до величайшей простоты языка, чтобы достигнуть именно импрессионизма в прозе. И символизма.

Далее Шкловский немного разбирает Повести Белкина, Капитанскую дочку, Арапа Петра Великого, Дубровского, Сцены из рыцарских времен, Пиковую Даму.
Объединяя ''Арапа'' и ''Сцены'' в главу ''Семейственный'' исторический роман и отход от него, Шкловский рисует полную картину того, что В России исторический роман осуществился несколько иначе. В нем выразилась жажда личного участия в истории. Шкловский приводит в работе источники по которым А.С. воссоздавал балы и быт петровской эпохи: ''Деяния Петра Великого'' И.И.Голикова, статьи А.О.Корниловича из альманаха ''Русская старина''. ''Арап Петра Великого'' так и не был окончен Пушкиным, до нас дошел только первоначальный вариант романа, однако у Пушкина было несколько набросков-планов в которых Ибрагим уже не был главным действующим лицом, а на первый план выходил сын казненного стрельца и конфликт повести состоял в столкновении боярства и стрельцов, но, в то же время, это была и история соперничества предков Пушкина (Ганнибала и Алексея Федоровича Пушкина, кстати, сына казненного стрельца), в которой и воплотилась ''жажда личногоучастия в истории''. Но повесть, к сожалению, не была окончена.
Историческими ссылками Шкловский богато рассыпает и в главе ''Дубровский'', и в главе ''Капитанская дочка'', очень интересны истории эпиграфов к каждой главе ''Пиковой дамы''.
Пожалуй, единственное, с чем я категорически не согласна у Шкловского так это со сравнением Белкина и Гринева, что это по сути интерпретация одного человека, к тому же, Гринев по мнению В.Б. очень несимпатичен Пушкину. Вот с этим я категорически не согласна, а придерживаюсь взглядов Амелина на Капитанскую дочку и на Гринева.

В целом, эта очень небольшая книжка плотного и содержательного текста очень даже интересна и любопытна, если вы хотите чуть больше узнать Пушкина и его прозу, чуть больше расширить традиционное литературоведческое представление об Александре Сергеевиче и немного отойти от академизма (но увлекательного академизма) Лотмана, то рекомендую эту работу Шкловского.