Lullaby

В мире, где клятвы не стоят вообще ничего. Где обязательства -- пустой
звук. Где обещания даются лишь для того, чтобы их нарушать, было бы славно
устроить так, чтобы слова обрели былое значение и мощь.
В мире, где каждый знает баюльную песню, повсюду будут стоять звуковые
глушители. Как в военное время, по улицам будут холить патрули. Патрули
противозвуковой обороны. Они будут отслеживать шум и приказывать людям
заткнуться. Точно так же, как специальные гражданские службы следят сейчас
за загрязнением воздуха и воды, они будут отслеживать всякий звук громче
шепота и арестовывать нарушителей. Люди будут ходить на цыпочках в туфлях на
бесшумной резиновой подошве. Информаторы будут подслушивать у замочных
скважин.
Это будет опасный и страшный мир, но зато можно будет спать, не
закрывая окна. И каждое слово будет на вес золота.

У каждого в жизни есть кто-то, кто никогда тебя не отпустит, и кто-то, кого никогда не отпустишь ты.

****

Внизу кто-то поет. То есть даже не поет, а выкрикивает слова песни. Все эти люди, которым необходимо, чтобы у них постоянно орал телевизор. Или радио, или проигрыватель. Все эти люди, которых пугает тишина. Это мои соседи. Звуко-голики. Тишина-фобы.

Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее. Например, безучастно стоять в сторонке, пока их убивает мир. Просто читать газету. Так чаще всего и бывает.

Хороший способ забыть о целом - пристально рассмотреть детали.
Хороший способ отгородиться от боли - сосредоточиться на мелочах.

– У вас нету власти над жизнью и смертью, разве что только тогда, когда вы заказываете в Макдоналдсе гамбургер. – Он дышит мне прямо в лицо. Он говорит: – Вы платите свои грязные деньги, а где-то совсем в другом месте топор опускается на невинное существо.

То, что мы называем природой, говорит Устрица, это мир, который мы убиваем и который скоро начнет убивать нас. Каждый одуванчик – это бомба с уже включившимся часовым механизмом. Биологическое загрязнение. Симпатичное желтое опустошение.

*

Когда послушаешь Устрицу, стакан молока – это уже не просто стакан молока, чтобы запивать шоколадные печенюшки. Коров специально накачивают гормонами и держат их в состоянии перманентной беременности. Это неизбежные телята, которые живут всего несколько месяцев втиснутые в тесные стойла. Свиная отбивная означает, что свинья бьется в агонии и истекает кровью, подвешенная за ногу к потолку, пока ее заживо режут на отбивные, шейку и карбонат. Даже яйцо вкрутую – это несчастная курица, с искалеченными ногами, потому что она постоянно сидит в инкубаторе – в клетке четыре на четыре дюйма, такой узкой, что она даже не может расправить крылья. От такой жизни она сходит с ума, но ей заранее отрезали клюв, чтобы она не заклевала других наседок в соседних клетках. Ее перья вытерлись о прутья, клюв у нее отрезан, она кладет яйцо за яйцом, пока ее кости не начинают ломаться от недостатка кальция.
А потом их пускают на суп с лапшой и на всякие полуфабрикаты, этих несчастных куриц, потому что никто их не купит на тушки – настолько они искалечены и исцарапаны. Это и есть куриные котлеты. Кусочки в кляре.

***

Среди всей этой красноты его глаза - белые-белые. Но белые не как белые флаги, которые означают, что противник сдается. Они белые, как белок сваренного вкрутую яйца от искалеченной курицы в инкубаторской клетке, яйца от массового производства страданий, печали и смерти.