Танцующая с волками

- Знаешь, как страшно, когда самые любимые глаза смотрят на тебя с ненавистью?
- Нет, мальчик мой, всегда страшнее, когда они смотрят с безразличием.

- Все кого-то предают, мальчик. - Иван неторопливо прошел к очагу и осторожно снял с огня котелок. - И тот, кого предали, потом очень удивляется, ведь вера была так крепка.

От его напора путались мысли, поясница горела под твёрдой рукой, которая прижимала ближе, и Оливия отпустила разум, позволив себе плыть по течению.
С каждым мгновением ласки становились грубее, требовательнее. Он покрывал её щёки смазанными поцелуями, прикусывал подбородок, словно хотел разоразнить, вовлекая в игру, и Оливия поддавалась на эти уловки. Она ловила его губы, гонимая азартом, не желая признавать, что уже попалась.

— Знаешь, как страшно, когда самые любимые глаза смотрят на тебя с ненавистью?
— Нет, мальчик мой, всегда страшнее, когда они смотрят с безразличием.
Волчица снова затянулась, хитро поглядывая на ликанта, словно знала исход всех событий в этом пропитанном горечью мире, затем, неспешно выдохнув, добавила:
— А ненависть - всё та же любовь, только впитавшая боль. Заглуши её и дай чувствам расцвести вновь.

Иногда за спиной врага может оказаться куда безопаснее, чем лицом к своим.

Тот, кто не знает своего прошлого, обречён в будущем.

– Ну, обычно власть находится у мужчин, в других стаях волчиц не допускают для принятия решений, – объяснила Оливия.
– Странно, – нахмурилась Нала. – Волчица дарить жизнь. Значит выше мужчины.

– Иван, чтобы установить новые порядки, нужно уничтожить тех, кто привык жить старыми. Тебе ли этого не знать, – снисходительно произнёс Ульрих под настороженным взглядом беты.
– Сила стаи держится на порядках, которые испокон веков передавались предками, – возразил тот. – Не спеши менять то, что сегодня помогло тебе обрести могущество.
– Я чту память предков, но к этой победе они не имеют никакого отношения. Новую историю я буду писать сам.

Непривычно было видеть Ульриха Свенсона, подающего большие надежды охотника, таким взволнованным. Обычно хладнокровный и решительный, сейчас он выглядел смущённым подростком, который боится сказать лишнего.
– Д-да, – выдохнула Оливия, чувствуя нарастающее беспокойство в груди. Этот разговор рано или поздно должен был состояться.
– Тогда до завтра, – широко улыбнулся Ульрих, отступая назад. – Буду ровно в двенадцать!