Серое море Гренгавиума

— Однажды, — тяжело дыша, сказал Диэди и встряхнул сабли, — они соберутся в такую большую стаю, что мы не сможем справиться.
Ему никто не ответил, только Каба выругался, потому что на него попали капли крови. А Тайтелин вспомнила учителя Саве.
«Лучшее, что ты можешь сделать, встретив подменыша, — располовинить его. Верное дело, особенно если половинки потом еще в разные стороны раскидать», — это был его первый урок, который он заставлял запомнить наизусть всех новеньких.
Но Тайтелин училась у него еще до того, как мир сломался, и тогда его первым уроком было совсем другое:
«Всегда помни, что однажды тебе встретится враг сильнее тебя».

На второй день после возвращения Тайтелин все флюгеры Дома-с-маятником повернулись к западу.
Ну, кроме четырехкрылой птицы, потому что она сломалась и ее унесло ветром. Оши-Ари очень расстроился: это был его любимый флюгер.
С Болот дул сильный восточный ветер, он все крепчал, разгонял по морю белые барашки и гнул деревья вокруг дома. Теперь по ночам вой подменышей не умолкал, но не приближался, а двигался куда-то в сторону, словно ветер уносил и их тоже.
Байю отправлял учеников из Младшего круга с посланиями в Северный дом и Дом-у-Болот и требовал, чтобы в свободное время все брали дополнительные тренировки. Ежедневные патрули были отменены. Диэди и Оши-Ари взахлеб обсуждали, в какую сторону и когда они пойдут драться.

— А вы чего не спите? — осторожно спросила Саша, усаживаясь.
Ярослав двинул к ней наполненную кружку и снова отвернулся к окну.
— Мне тоже сон… приснился, — сказал он.
Саша немного помолчала, потом неуверенно поддержала разговор:
— Это, наверно, из-за кино. Мне вот снилось что-то типа ходячих мертвецов, только они не совсем мертвецы были, а просто очень живучие люди, их нельзя было убить. Как будто люди чем-то лечились, а потом была катастрофа какая-то, и все, кто лечился, стал оживать, но так… почему-то без памяти и ума. И город такой… я даже название помнила, пока шла сюда… гран… гри…
— Гренгавиум, — тихо подсказал Ярослав.
— Точно, — замирающе отозвалась Саша. Даже дыхание перехватило. Вдруг это ей продолжает сниться, и сейчас сон во сне прервется, и снова придется жечь несчастных, изломанных живых людей, потерявших разум.

Дело оказалось сложнее, чем Саша думала. С тех пор, как кофемашину прошлой осенью привезли на дачу доживать свой век (родители купили новую, а эту было жалко выбросить), ее еще ни разу не включали. Мама заботливо укрыла «старушку» плотными полотенцами и задвинула в угол кухни.
Саша расчистила место под нее неподалеку от розетки и, заранее вздыхая, стала примериваться, как ее поднять. Не то, чтобы машина была большой, скорее неухватистой.
— Отпустите сейчас же, — сиплым со сна голосом велел Ярослав, появляясь в дверях. — Что вы вечно хватаетесь за тяжелые вещи?
Саша едва не подпрыгнула от неожиданности.
— Я не… — начала было она. Потом рассердилась. — Я здоровый взрослый человек, почему я не могу делать, что хочу?
— Потому что вы женщина, и тяжести вам поднимать вредно.
Ярослав подвинул ее в сторону и поднял кофемашину сам.
— Куда ставить?
— Сюда. Она весит килограмм десять, не больше. Я и сама смогла бы!
— Вам только волю дай, конечно.
— Да десять килограмм — это вес маленького ребенка, мамы их одной рукой поднимают!
— Вот заведете себе детей и хоть по двое поднимайте, пока никто не видит, — отрубил Ярослав. — Нормальный человек сказал бы спасибо.
— Вот и ищите себе нормальных, чтобы их кофемашины трогать, — проворчала Саша.
— Да уж, разве от вас дождешься благодарности, — пробурчал в ответ Ярослав.
«Нет, — подумала Саша, — он не заставит меня чувствовать себя виноватой. Я не просила о помощи».
— Благодарность получают за помощь, а не когда лезут без спросу, — еще тише проворчала она.
Ярослав, видимо, все еще не до конца проснулся, поэтому только вздернул высоко брови, но ничего не сказал.

С западной стороны дома была старая веранда, застекленная, не очень уютная, забитая пыльной мебелью.
Она выходила в осень, еще в то, прошедшее, время, когда все было спокойно. Старый сад ронял желтые листья, за невысокой калиткой тянулась тихая улица.
Это был ее любимый выход из дома.
Южная сторона смотрела на море, длинную серую полосу пляжа. Это было настоящее. Раньше, в сезон отпусков там было слишком шумно, и днем и ночью — разноцветные зонтики отдыхающих, полотенца, загорающие люди и крикливые птицы.
Теперь там было только опасно. Тихо, но опасно.