Ми проти вас

Когда-нибудь настанет день, когда не будет ни хоккеистов-геев, ни тренеров-женщин. Будут просто хоккеисты и тренеры.

Правда о человеке столь же проста, сколь и неприглядна: мы редко хотим того, что хорошо для всех. Куда чаще - того, что хорошо для нас.

Измерить любовь невозможно, что не мешает нам искать новые способы ее измерить. Похоже, простейший метод - через измерение места: сколько места я готов уступить человеку вроде тебя, чтобы ты стал тем, кем хочешь стать?

«Единственное, что наверняка найдется в любом городе, большом ли, маленьком ли, – это сломленные люди. Города здесь ни при чем, нас ломает сама жизнь. И тогда легко найти дорожку в бар, барные стойки быстро становятся местами печали. Те, кому не за что больше держаться, крепко держатся за стакан; те, кто устал падать, могут спрятаться в бутылку, потому что ниже бутылочного донышка не упадешь.»

Может быть, потому, что оно упрощает самые сложные наши вопросы. Что заставляет нас бездумно орать от радости? Над чем мы плачем? Каковы наши самые счастливые воспоминания, наши худшие дни, наши самые глубокие разочарования? Кто рядом с нами? Что такое семья? И что – команда?
Сколько раз за всю жизнь мы бываем полностью, безоговорочно счастливы?
Сколько раз выпадает нам шанс полюбить что-нибудь почти бессмысленное, и полюбить абсолютно, безусловно?

Брак оценивают не вовремя отпуска. Когда мы пьём вино перед обедом, у нас потрясающий секс, а самая большая проблема - слишком горячий песок и что солнце слишком ярко светит на смартфон и мешает на нем играть. Брак измеряется дома. По будням. В нижней точке. По тому как мы разговаривает друг с другом и как мы решаем конфликты.

– Как ты? – спросила Габи.
Рамона фыркнула:
– Да вот старею. А это самая дерьмовая штука. Спина болит, глаза стали плохо видеть. Против смерти я ничего не имею, но старость? Зачем она вообще нужна?

Как необъяснимо долга дорога назад, к обычной жизни, когда смерть сбивает с ног нас, тех, кто остался. Горе – дикий зверь, он утаскивает нас глубоко во тьму, и мы не верим, что когда-нибудь сможем вернуться домой. Что когда-нибудь сможем смеяться. Он рвёт нас на куски, и никто не знает, пройдёт ли когда-нибудь эта боль или ты просто к ней привыкнешь.

До чего же чертовски, паскудно, невыносимо тяжела бывает жизнь. Пусть даже она и не обещала быть легкой.

Это такой особый холод – когда тебе приходится каждый день видеть лучшую подругу и знать, что она больше не лучшая и не подруга.