Сталь Императора

Кризис, который мучает сейчас весь мир, – это кризис перепроизводства. Он возникает не тогда, когда населению уже не нужен произведенный товар, а когда население готово купить, но у него нет на это денег. А производитель не может себе позволить отпустить продукцию в кредит, потому что ему тоже не хватает денег для расчетов со своими поставщиками и работниками.
– И тогда государственный заказ является практически единственным способом разорвать порочный круг неплатежеспособности и спасением для всей экономики, – задумчиво произнес Малешевский. Его лицо возвращалось к своему нормальному цвету.
– Да, – подтвердил император, – выкуп продукции у производителя не создает принципиально невозвращаемый денежный долг. Но это не единственное его достоинство. Это еще и мощный инструмент в борьбе с инфляцией. Ведь когда у государства на руках имеется товар как естественное обеспечение денежной массы, никто не мешает установить пониженную отпускную цену на него, одновременно изъяв из оборота какое-то количество денежных знаков.
– Вот так вот просто? – растерянно спросил Кутлер.
– Нет, не так просто, – без тени улыбки произнес император, – совсем не просто. Это всего лишь модель, главная идея которой состоит в том, что рыночная экономика не может саморегулироваться, и поэтому вмешательство государства неизбежно, – говоря это, император еще раз многозначительным взглядом скользнул по глазам Столыпина. – И сейчас в России сложилась ситуация, когда вмешательство государства критически важно.

Любая вертикаль власти будет устойчива, когда она опирается на низовые сетевые структуры, густо укрывающие Отечество своими ячейками, связанными и спаянными наподобие медовых сот. Исторически на Руси такой сетью были копы или общины. Огромные русские просторы обессмысливали централизованный контроль и управление. Столица беспокоила провинции редко, да и защиту могла предоставить далеко не всегда. Но когда центральная власть ослабевала, именно общины, связанные хозяйственными, религиозными и семейными узами, не давали рассыпаться единому государственному организму на части, невидимыми обручами стягивали русские земли, распространяя свое влияние так далеко за их пределы, насколько добирались ходоки-странники. В ваших артелях и кооперативах мне видится развитие идей той самой общины на новом, индустриальном уровне.

В той жизни в тридцатые годы Сталин еще слабо представлял себе, как нужно руководить огромной стройплощадкой, в которую превратилась вся страна. Теперь он понимает, что грамотных иностранных специалистов нужно держать компактной группой, а не размазывать тонким слоем по бескрайним просторам, где они просто теряются в дебрях допотопного ретроградства. Сейчас он точно знает, кому можно доверить штурвал. Власть – это спички, которые можно давать в руки только технически грамотным спецам, увлеченным делом, а не господством и его внешними атрибутами. Руководить предприятиями – только имеющим опыт, фанатично преданным чертежам и железкам, а не идеям и страстям, обеспеченным настолько, чтобы не прельститься мелочью в заводской кассе. Банкиров отстреливать на подходе, все финансирование – только прямое: казна—завод. Местное, пока еще лапотное население – учить и подсаживать к иностранцам, понемногу, частями, не давая затоптать и утопить драгоценную культуру производства в привычной грязи и безалаберности. И ответственность! Личная, полная, материальная и уголовная, за каждый импортный гвоздь, за каждую заклепку! За валяющиеся под стенкой станки нерадивые хозяйственники сами станут к этой стенке. Пролетарское происхождение не поможет, купеческо-дворянское – тем более…

Пик трудовой эмиграции из США в СССР пришелся на 1931 год. «Амторг» – советское торговое представительство в Нью-Йорке – опубликовал рекламу, в которой сообщалось, что СССР нуждается в шести тысячах американских специалистов. В ответ – более ста тысяч заявлений. И СССР получил возможность выбирать лучших. По различным оценкам, в начале тридцатых годов в Советском Союзе жило около 20 тысяч иностранцев из промышленно развитых стран Запада, послуживших «закваской» советской индустриализации. Не было бы этого иностранного легиона – не осуществился бы сталинский рывок от сохи к атомной бомбе. А тогда, в начале тридцатых, страна Советов на фоне безработицы за рубежом переживала острую нехватку квалифицированных кадров.
Заводы пеклись, как пирожки, вузы молотили, не переставая, и все равно инженеров не хватало. Из 540 тысяч человек, получивших вузовские дипломы в годы первой и второй пятилеток, 418 тысяч были назначены на руководящие должности в первые три года работы. Можно сказать, что Сталин, хотя и в весьма своеобразной форме, реализовал «американскую мечту» об обществе неограниченных возможностей.

Если в Европе религиозный раскол привел к размежеванию по государственным границам, как католики в Польше и протестанты в Германии, то в Российской империи и торжествующие победители, и не полностью уничтоженные побежденные оказались на одной территории, под одной крышей. Внутри единого государства появилась огромная протестная взрывоопасная масса, считающая власть и церковь представителями колонизаторов. Согнанные с земли, но избежавшие уничтожения и изгнания, староверы ринулись в те сферы деятельности, которые остальные подданные империи вниманием не жаловали. Поповские старообрядцы сформировали купеческие династии. Беспоповцы основали костяк пролетариата.
Православный священник тверской епархии Иоанн Стефанович Белюстин, публиковавший заметки о старообрядчестве, описывал посещение сапожного производства в большом – в несколько тысяч человек – раскольничьем селении Кимры Тверской губернии. Староверы образовывали здесь артели по тридцать-шестьдесят работников. Они не только обладали правом голоса по самым разным вопросам, но и могли подчинить своему мнению «хозяина» производства.