The Invisible Life of Addie LaRue

– Кто ты? – спрашивает Генри.
– Я тот, кто из углей раздувает пламя. Взращиваю человеческий потенциал.

– Боль прекрасна, – продолжает он, выдыхая облако дыма. – Она помогает переродиться, она творит.

Генри четко это знает: ведь мир пока стоит на месте, все кажется слишком реальным, и он по-прежнему испытывает боль.

За два года они ни разу не поссорились. Теперь Генри думает, что, наверное, это не такой уж и хороший знак.

Она могла бы соврать ему, как любому другому, но Адди боится, что, начав, не остановится. К тому же ей не хочется лгать Генри. Она так долго ждала того, кто услышит ее и увидит.

Легко быть честным, когда не можешь ошибиться, все равно твои слова никто не запомнит. Все, что ты бы ни сказала, останется лишь при тебе.

К чему нервничать? Это слово, как и слово «завтра», обозначает то, что еще не произошло. Оно принадлежит будущему, а у нее до сих пор было только настоящее.

На ее лице нет ни удивления, ни гнева, ни страха. Вообще ничего. Лишь некая рассеянность и спокойствие, каким отличаются мечтатели и зачарованные люди

– Я даровал тебе бессмертие. А ты по вечерам лопаешь сладости в чужих постелях. Мне казалось, ты способна на большее.
– И приговорил к меньшему. Явился позлорадствовать?

Мюриэль замолкает на полуслове – что совершенно для нее нехарактерно – и тоже встает. Она обхватывает Генри за талию и крепко его обнимает. Словно извиняется, словно ласкает, словно любит. Мюриэль на добрых пять дюймов ниже Генри, и будь они близки по-настоящему, он мог бы опустить подбородок ей на голову.