Crush

Но тут я вспоминаю, что друг, делавший все это, на самом деле никогда не существовал, что все это время он думал о том, как бы прикончить меня, и мне становится еще хуже.

От этого зрелища моя кровь, мое сердце, самая моя душа обращаются в лед.

– Три месяца двадцать один день и примерно три часа, если быть точным, – отвечает Джексон, и, хотя его голос тверд, а лицо бесстрастно, я слышу муку в его словах.

За эти четыре месяца я куда лучше понял, каково было Лии.

Он был очень недоволен, узнав, что ты, возможно, прокатишься на мне верхом.
– Флинт! – За последние две минуты у меня уже второй раз отваливается челюсть. – Зачем ты так говоришь? – Я поворачиваюсь к Джексону. – Он имел в виду своего дракона!
Флинт шевелит бровями.
– Вот именно.

– Если это не сработает, я уничтожу тебя, – рычит Джексон.
Но мне не хочется ввязываться в спор, пусть даже он ведет себя как ребенок. Поэтому я глотаю все то, что мог бы сказать в ответ, и говорю только одно – чистую правду:
– Если это не сработает, тебе не будет нужды это делать.

Глупый мальчик , как он не понимает , что я уже уничтожена? Разбита на такое множество осколков, что их невозможно склеить.
Мои родители мертвы.
Моя память утрачена.
Моих уз сопряжения больше нет.
Так ради чего мне бороться?
У меня не осталось ничего, ради чего стоило бы выходить на бой.

• Пожалуйста, не заставляй меня выбирать. - Я начинаю засыпать, но попрежнему слышу его, когда он говорит:
  - Я никогда не заставлю тебя выбирать. Как я могу, если знаю, что ты бы ни за что не выбрала меня?

Я: Может, взять банджо и станцевать гавайский танец?

Мэйси: Ты не Тимон и не Пумба, и это не «Король-лев».