Toxic Parents. Overcoming Their Hurtful Legacy & Reclaiming Your Life

Некоторые чувствуют себя неловко и злятся, когда я намекаю им, что, возможно, они продолжают быть иррационально привязанными к своим родителям. Я прошу моих читателей помнить, что это противоречие очень распространено. Очень мало людей, эволюционировавших настолько, чтобы полностью самостоятельно «возглавлять» собственную жизнь и быть полностью свободными от необходимости в родительском одобрении. Большинство из нас ушло из родительского дома физически, но очень немногие расстались с ним эмоционально.
Ситуация, когда человек «пойман» эмоционально, проявляется, главным образом, двумя способами.
Во-первых, человек будет постоянно уступать родителям, с тем, чтобы утихомирить их. Неважно, каковы наши собственные нужды или желания: родителькие всегда на первом месте.
Во-вторых, человек будет стараться поступать всегда наоборот. Человек может «быть пойманным» и тогда, когда его отношения с родителями осуществляются посредством ругани, угроз или полного отчуждения. В этом случае, каким бы невероятным это не казалось, родители продолжают иметь огромную власть над тем, что человек чувствует и как он себя ведёт. Если мы продолжаем реагировать на них с известной интенсивностью, мы продолжаем отдавать им власть для того, чтобы они могли выводить нас из себя и таким образом – контролировать.

5. Все раны внутри. Вербальный абьюз со стороны родителей.

Вы наверняка слышали выражение: «язык режет больнее ножа». Это действительно так. Оскорбительные эпитеты, унижающие комментарии, злонамеренная критика могут внушать детям весьма негативные представления о них самих; представления, которые могут иметь фатальный разрушительный эффект в будущем. Как сказал некто позвонивший мне на радио: «Если я бы мог выбирать между вербальным и физическим абьюзом, я бы предпочёл избиение. Так как после остаются шрамы, люди, по крайней мере, сочувствуют. А с вербальным абьюзом ты просто сходишь с ума. Шрамов нет, значит, никому и дела нет. Шрамы на коже заживают гораздо быстрее, чем шрамы от оскорблений».
<...>

Власть жестоких слов.

Иной раз любой родитель может сказать ребёнку что-то неприятное. Это необязательно будет вербальным абьюзом. Но абьюзом будут частые вербальные атаки относительно внешнего вида ребёнка, его умственных способностей, его умелости в действиях и его человеческого достоинства.

Как и контролирующие родители, вербальные абьюзеры придерживаются, как правило, двух чётко дифференцированных способов поведения. Во-первых, это те, кто нападают на ребёнка открыто, оскорбляют его напрямую, унижают без обиняков. Эти родители говорят детям о том, что они дебилы, бездари и уроды. Они могут сказать ребёнку: «Лучше бы ты вообще не родился». Они не обращают внимания на чувства детей и им плевать на то сокрушительное влияние, которое в долгосрочной перспективе их оскорбления оказывают на самооценку ребёнка, формирующуюся по мере того, как ребёнок подрастает.

Другой тип вербальных абьюзеров – это те, кто прячет абьюз под постоянными шутками, сарказмом, оскорбительными прозвищами и утончённым унижением. Ребёнок попадает под перекрёстный огонь «несерьёзного» абьюза, прячущегося за «юмористическим» фасадом: «Последний раз я видел такой нос в цирке» «Очень красивая рубашка... для клоуна» «Когда раздавали мозги, ты наверняка остался дома».

Если ребёнок или другой член семьи жалуется в таких случаях, абьюзер обвиняет его в отсутствие чувства юмора. «Ну он(а) же понимает, что я шучу», - скажет абьюзер, выставляя жертву соучастницей абьюза.

Фил в свои 48 лет имел фасад уверенного в себе человека. Стоматолог по профессии, высокий и сильный мужчина, одетый элегантно и со вкусом, но говорил он так тихо, что мне невозможно было расслышать его.

Несколько раз я была вынуждена просить его повторить. Он объяснил мне, что нуждался в помощи по причине болезненной робости: «Я больше не могу. Мне почти пятьдесят, а я так чувствителен ко всему, к любому слову, обращённому ко мне. Везде мне чудится подвох. Всегда кажется, что надо мной издеваются. Кажется, что моя жена надо мной смеётся... Что мои пациенты надо мной смеются. По ночам я раздумываю о том, что сказали мне в течение предыдущего дня... и во всём нахожу подвохи и издевательства. Иногда мне кажется, что я схожу с ума».

Фил спокойно описывал происходившее с ним в настоящем, но закрылся, когда я спросила о его детстве. Мне пришлось настаивать, и в конце концов он сказал, что самые живые воспоминания детства – это постоянные насмешки отца. Отец всегда шутил насчёт Фила и очень часто мальчик чувствовал себя униженным. Когда в шутках принимали участие другие члены семьи, он чувствовал себя ещё более одиноким: «Было плохо уже то, что он постоянно подшучивал надо мной, но иногда он по-настоящему пугал меня, когда говорил: «Посмотрите, мальчик с таким лицом не может быть из нашей семьи. Его нам наверняка подменили в роддоме. Надо бы отвести его туда и обменять обратно». Мне не было и шести лет, и я думал, что меня и вправду отведут в роддом. Однажды я спросил его, почему он постоянно смеётся надо мной, и он ответил: «Ты что, не понимаешь, что я просто шучу?».

Фил, как всякий ребёнок, не мог отличить правду от шутки, угрозу от насмешки. Позитивный юмор является одним из самых мощных инструментов для укрепления семейных уз. Но унижающая насмешка разрушает семью. Дети воспринимают сарказм и юмористические преувеличения буквально. У них нет достаточного жизненного опыта, чтобы понять, что родители шутят, когда говорят: «Придётся тебя послать в детский сад к китайцам». Ребёнок может испытывать ужас при мысли о том, что его бросят одного в незнакомой стране.

Наверное, каждого из нас можно уличить в том, что в какой-то момент мы развлекались и шутили за чужой счёт. Возможно, в большинстве случаев эти шутки были не такими уж обидными, но то, что превращает подобные ситуации в вербальный абьюз, протагонистами которого являются «те самые» родители, это частота, с которой они повторяются, жестокость, с которой происходит высмеивание, и авторитетная позиция тех, кто высмеивает. Дети верят всему, что говорят о них родители, и интериоризуют это. Постоянно высмеивать ранимого ребёнка – это проявление садизма родителей.

Фила постоянно высмеивали и унижали. Когда он находил силы протестовать, его обвиняли в том, что «он не понимает шуток». Филу было не с кем поделиться своими чувствами. Когда он рассказывал о них мне, было заметно, что ему неловко, что он до сих пор считает свои переживания «глупостями». Я успокоила его: «Я понимаю, насколько унизительными были шутки Вашего отца. Хотя они сильно ранили Вас, никто не принимал Вашу боль всерьёз. Но сейчас наша задача – разобраться с этой болью, а не пытаться отстраниться от неё. Здесь Вы в безопасности, Фил. Никто не будет Вас унижать».

Филу понадобилось некоторое время, чтобы переварить мои слова. Хотя он готов был расплакаться, ему удалось скрыть слёзы: «Я ненавижу его за трусость. Я хочу сказать, что я был всего лишь ребёнком, ему не было необходимости так высмеивать меня. Он и сейчас потешается за мой счёт. Стоит мне только расслабиться, и готово. И он опять оказывается прекрасным парнем. Боже, как меня это бесит!».

Когда Фил решил прийти на терапию, он и отдалённо не представлял себе, что его проблемы с гиперчувствительностью были связаны с издевательствами его отца. В детстве Фил был полностью беззащитен, потому что никто не видел в поведении его отца абьюз. Фил находился в ситуации обиженного, на котором воду возят: «Шутки моего отца задевают меня, потому что я не способен адекватно воспринимать их».

В детстве Фил был мишенью для издевательств отца и прилагал усилия, чтобы скрыть своё чувство неадекватности. Повзрослев, Фил не изменился, но так как круг его взаимодействия с людьми расширился, он стал переносить свои страхи и негативные ожидания на других людей и шёл по жизни с расстроенными нервами, ожидая, что его ранят, унизят. Его повышенная мнительность, робость и недоверие были неизбежными, но неэффективными попытками защитить себя от новых ран.

<...>

Самые жестокие слова: «Лучше бы ты не родился».

Один из наиболее крайних примеров расстройства, которое способны спровоцировать родители-вербальные абьюзеры, я встретила в 42-летнем офицере полиции Джейсоне, который несколько лет назад проходил терапию в одной из моих больничных групп. Департамент полиции Лос-Анджелеса настоял на госпитализации Джейсона, потому что полицейский психолог диагностировал ему тендецию к самоубийству. Джейсон постоянно попадал в чрезвычайные ситуации, сопряжённые с риском для жизни. Например, он пытался в одиночку арестовать с поличным банду наркоторговцев и его чуть не убили. Внешне это было похоже на героизм, но на самом деле представляло собой безответственное и рискованное поведение. В департаменте уже ходили слухи, что Джейсон пытается покончить жизнь самоубийством под видом выполнения служебного долга.  Мне понадобились несколько сессий в группе, чтобы завоевать доверие Джейсона. Но когда мне это удалось, наши отношения в рамках терапии стали развиваться очень продуктивно. Я до сих пор очень хорошо помню сессию, на которой Джейсон рассказал о странных отношениях со своей матерью: «Отец покинул нас, когда мне было два года, потому что с моей матерью невозможно было ужиться. После того, как он ушёл, ситуация ухудшилась. У моей матери был действительно плохой характер, она не оставляла меня в покое. Я был как две капли воды похож на мужчину, который её бросил. Не проходило и дня, чтобы она не сказала мне: «Лучше бы ты не родился».

Когда она была в хорошем настроении, она говорила: «Ты такой же, как этот гад, твой отец, и такой же подлец». Когда она была в плохом настроении, она говорила: «Чтоб ты сдох, и чтоб твой папаша сдох тоже, сгнить ему в могиле».

Я сказала, что это похоже на одержимость. Джейсон задумался на секунду, потом покачал головой: «Я тоже так думал, но на меня никто не обращал внимание. Одна из соседок знала о том, что происходит, и попыталась сделать так, чтобы меня отправили в приют, потому что была уверена, что моя мать в конце концов убьёт меня, но ей тоже никто не поверил. О господи! Я всё думаю, что вся эта история позади, но у меня до сих внутри всё холодеет, когда я вспоминаю, как сильно моя мать меня ненавидела».

Мать Джейсона дала ему отчётливо понять, что он ей был не нужен. Когда отец покинул его и ни разу больше не появился, это усилило его убеждённость в том, что в жизни он лишний.

Своим поведением во время полицейских заданий Джейсон неосознанно старался быть хорошим и послушным сыном. По сути, он пытался исчезнуть, уйти из жизни, чтобы порадовать мать. Он точно знал, что нужно сделать, чтобы её порадовать, потому что она говорила ему об этом напрямую: «Чтоб ты сдох».

Кроме боли и эмоциональной спутанности, к которым ведёт эта форма вербального абьюза, она очень часто становится самосбывающимся пророчеством.

Суицидальные тенденции, как у Джейсона, встречаются часто у взрослых детей «тех самых» родителей. И часто осознать и преодолеть отравляющие отношения с прошлым становится для них вопросом жизни или смерти.

Что делают токсичные родители?

Неважно, били ли они своих детей, когда те были маленькими, оставляли ли их на долгое время в одиночестве, совершали ли над ними сексуальный абьюз или обращались с ними, как с умственно отсталыми, навязчиво опекали или обвиняли во всех грехах, почти у всех взрослых детей токсичных родителей наблюдаются на удивление схожие симптомы: заниженная самооценка, которая толкает их на саморазрушительное поведение. Так или иначе, все они чувствуют себя недостойными, нелюбимыми и неадекватными.

В течение долгого времени было распространено мнение, что ребёнок, над которым совершали абьюз, в свою очередь становится абьюзером; в конце концов, эта единственная роль, которую они усвоили. Но современные исследования ставят под сомнение это предположение. На самом деле не только значительное число взрослых, которые подвергались абьюзу в детстве, не стали в свою очередь абьюзерами, но и большинство этих взрослых не способны применять к своим детям минимальные дисцилинарные меры, которые никак не ставят под угрозу физическую неприкосновенность ребёнка. Восставая против боли, которую им причинили в детстве, эти взрослые отступают перед необходимостью ограничения для своих детей, особенно в том, что касается дисциплины. Это тоже может быть негативным фактором в развитии ребёнка, так как детям необходимо чувство уверенности, которое дают чёткие внешние границы. Однако, вред, причиняемый вседозволенностью, как правило, не идёт в сравнение с вредом, который причиняют побои.

Так как первые и самые значимые в жизни отношения с другими учат детей алкоголиков, что любимые люди причинят им вред, а непредсказуемость их поведения будет наводить ужас, большинству взрослых детей алкоголиков близкие отношения внушают страх. Для того, чтобы близкие отношения – в рамках любовной связи или дружбы – могли состояться, они требуют от человека в немалой степени готовность к ранимости, доверию и открытости, а это именно те качества, которые разрушает жизнь с алкоголиком. Как следствие, многие взрослые дети родителей-алкоголиков тянутся к людям, эмоционально недоступным в силу своих собственных внутренних конфликтов. Таким образом, выросший ребёнок из алкогольной семьи может сохранять иллюзию отношений, без того, чтобы осознать страх, который он испытывает перед полноценными отношениями.