Бремя страстей

Один памятник был действительно прекрасным - латунный барельеф, на котором двое юношей держались за руки;  сдержанность линий и простота подсказывали, что художник искренне растрогался. Это был изысканный памятник дружбе, которая поступается своей ценности только одному чувству;  Филипп смотрел на него, а на глаза накатывались слезы. Он вспоминал Гейворда и то, как безумно увлекся им, едва познакомившись, думал о потере иллюзий, а затем и равнодушие, до того момента, когда их больше не связывало ничего, кроме привычки и старых воспоминаний. Один из самых удивительных  в мире феноменов: ты в течение месяцев видишься с человеком ежедневно и от этой близости не можешь представить без нее своей жизни;  а потом наступает время разлуки, и жизнь идет себе, как раньше, и по сравнению все, что казалось важным, оказывается ненужным. Время идёт, а ты даже не скучаешь по друге. Филипп вспоминал начало их дружбы в Гейдельберге, когда Гейворд мог достичь выдающихся успехов и упорно смотрел в будущее, а потом, раз за разом ничего не достигнув, сам обрекал себя на неудачу. А теперь он умер. И его смерть оказалась такой же бесплодной, как и жизнь. Гейворд умер бесславно от дурноватой болезни, снова потерпев неудачу, даже в конце жизни ничего не достигнув. Казалось, что он никогда и не жил.