On the Eve

а, признаться сказать, я себе героев иначе представляю; герой не должен уметь говорить: герой мычит, как бык; зато двинет рогом — стены валятся. И он сам не должен знать, зачем он двигает, а двигает. Впрочем, может быть, в наши времена требуются герои другого калибра.

Потому, в наше время все судят по наружности: иной человек и пуст и глуп, да важно себя держит,-его уважают; а другой, может быть, обладает талантами, которые могли бы... могли бы принести великую пользу, но по скромности...

Недаром мне говаривал отец: мы с тобой, брат, ни сибариты, не аристократы, не баловни судьбы и природы, мы даже не мученики, – мы труженики, труженики и труженики. Надевай же свой кожаный фартук, труженик, да становись за свой рабочий станок, в своей тёмной мастерской.  А солнце пусть другим сияет! И в наше глухой жизни есть своя гордость и своё счастье!

После кризиса исход бывает двоякий: или –  Цезарь, или – ничто.

Сам он веселился громче всех – и меньше всех.

Пой, если умеешь, пой еще громче; если не умеешь – сними шляпу, закинь голову и улыбайся звёздам. Они все на тебя смотрят, на одного тебя: звёзды только и делают, что смотрят на влюбленных людей, – оттого они так прелестны.

Как хорошо теперь тем, кого любят! Как им весело не спать!

Нет, думает Елена, это Соловецкий монастырь: там много, много маленьких тесных келий, как в улье; там душно, тесно, – там Дмитрий заперт. Я должна его освободить…

- Наше время нам не принадлежит.
- Кому же?
- А всем, кому в нас нужда