Братья Морозовы. Коллекционеры которые не торгуются?

Утром 16 октября вместо обычного сообщения Совинформбюро по радио передали, что немцы пытаются прорвать оборону Москвы и что обстановка на Западном фронте тяжелая. Началась паника. Многие запирали квартиры и комнаты и пешком уходили из города. К началу октября столица опустела, эвакуировались все, кто мог. Вот как описала эти события современница: «Огромная вокзальная площадь [Казанского вокзала] была забита людьми, вещами; машины, беспрерывно гудя, с трудом пробирались к подъездам. Мелькали знакомые лица. Уезжали актеры, писатели, киношники... Все пробегали мимо, торопились, кто-то плакал, кто-то кого-то искал, кто-то кого-то окликал, какой-то актер волок огромный сундук и вдруг, взглянув на часы, бросил его и побежал на перрон с одним портфелем... Подкатывали шикарные лаковые лимузины с иностранными флажками — дипломатический корпус покидал Москву. И кто-то из знакомых на ходу успел мне шепнуть: правительство эвакуируется, Калинина видели в вагоне!..» Оставшиеся в городе ночами дежурили на крышах, тушили немецкие зажигательные бомбы. Морозовской усадьбе не повезло: стеклянный фонарь оказался отличной мишенью для бомбежки, и в ночь с 28 на 29 октября в Музыкальный салон попала фугасная бомба. К счастью, потолок не рухнул.

Грабарь разработал грандиозный план: покрыть страну целой сетью музеев. Крупнейшие собрания вроде Румянцевского или Исторического он именовал «универмагами типа Мюр и Мерилиз». Их предполагалось расчленить на самостоятельные отделы и сформировать совершенно новые музеи: Восточного искусства (Arts asiatuques), Этнографический и Археологический, Бытовой и Музей старой живописи, собственный «московский Эрмитаж». План Грабаря предусматривал также создать небольшие, камерные музеи. Именно по этой причине в конце 1918 года в спешном порядке были национализированы все частные коллекции.

Весной 1918 года анархисты захватили два десятка богатых особняков в самом центре города. В их числе оказался и дом Алексея Викуловича. Мавританский замок Арсения Морозова на Воздвиженке тоже не избежал этой печальной участи. Константин Паустовский в автобиографической Повести о жизни так вспоминал бесчинства анархистов: «Они вольготно и весело жили... среди старинной пышной мебели, люстр, ковров и, бывало, обращались с этой обстановкой несколько своеобразно. Картины служили мишенями для стрельбы из маузеров. Дорогими коврами накрывали, как брезентом, ящики с патронами, сваленные во дворах. Оконные проемы на всякий случай были забаррикадированы редкими фолиантами. Залы с узорными паркетами превращались в ночлежку. <...> Москва была полна слухами о разгульной жизни анархистов в захваченных особняках. Чопорные старушки с ужасом шептали друг другу о потрясающих оргиях. Но то были вовсе не оргии, а обыкновеннейшие пьянки, где вместо шампанского пили ханжу и закусывали ее окаменелой воблой. Это было сборище подонков, развинченных подростков и экзальтированных девиц — своего рода будущее махновское гнездо в сердце Москвы».

Правда, 12 апреля глава ВЧК Феликс Дзержинский отдал приказ выгнать анархистов из захваченных особняков. Константин Паустовский своими глазами видел, как разоружили анархистов, засевших в «причудливом, похожем на замок, с морскими раковинами, впаянными в серые стены» дома на Воздвиженке, подаренного Арсением Морозовым роковой красавице. Но в доме Алексея Викуловича после незваных гостей осталась куча выброшенных из несгораемого шкафа гравюр и осколки фарфоровых статуэток.

По ее словам, Михаил Абрамович Морозов при жизни выражал желание, чтобы его собрание картин русских и иностранных художников впоследствии стало собственностью Галереи братьев Третьяковых, и она лишь исполняет его волю. Поэтому 60 картин Маргарита Кирилловна передала Галерее сразу, а остальные 23 решила оставить у себя. Среди произведений, с которыми она не захотела расстаться, были Вытирающаяся женщина Дега, пейзажи Будена, Диаса, Галлена-Каллелы, Йонгкинда, Коро, прекрасная беломраморная Ева, исполненная Роденом по заказу мужа, этюды Левитана и Царевна-Лебедь Врубеля. При этом Морозова поставила условие: после ее смерти остальные полотна также должны поступить в Галерею.

Работ русских и иностранных художников набралось примерно поровну. Отдавал ли Михаил предпочтение соотечественникам или, напротив, иностранцам, как потом поступит брат Ваня, — не совсем понятно. Выглядела коллекция довольно эклектично, поскольку Михаил покупал все, что нравилось, — от картин «бытописательского» жанра 1870-х до модерна в его русском варианте, от Голубятника и Ботаника Василия Перова до Видения отроку Варфоломею Михаила Нестерова (эскиз был ничуть не хуже самой картины, украшавшей залы галереи братьев Третьяковых). Морозову достается изумительное полотно Виктора Васнецова Три царевны подземного царства, написанное по заказу Саввы Мамонтова для правления Донецкой железной дороги и выставленное на аукцион после его банкротства. Меланхоличные пейзажи вошедшего в моду Исаака Левитана соседствуют симпрессионистическими полотнами Константина Коровина. В собрании Морозова есть работы членов группы «Мир искусства»: здесь и Поклонник «галантного века» Константин Сомов, и «певец Версаля» Александр Бенуа. Он покупает десять этюдов и эскизов к главным живописным эпопеям Сурикова — Боярыне Морозовой, Взятию снежного городка, Покорению Сибири Ермаком и Переходу Суворова через Альпы. Супруги Морозовы довольно близко приятельствуют с этим корифеем передвижничества: принимают его у себя дома, вместе бывают в концертах, вместе слушают Скрябина. Но исторические картины — излюбленный жанр Павла Третьякова, создавшего подлинную галерею русского искусства. А тут другое дело — суриковские эскизы с их живописной тканью, всеми этими колористическими сплавами, валёрами и фактурами. Коллекционеры эскизов — бесспорно самые продвинутые из любителей.